Искусство и родинки

– Если ты будешь делать, что я скажу, то выздоровеешь за пару дней.

– Это обычная простуда, Дана, – сипло возразил парень, не вынимая из рук носовой платок. – И, честно, мне не совсем удобно… Что я в таком состоянии тут перед тобой.

– Перестань, пожалуйста. Молоко с медом тебе придется выпить, – тут я выиграла. Он, сдавшись, махнул рукой на ближнюю дверь.

Кухня оказалась не такой огромной по размерам, как все остальное, и это меня успокоило. Если быть совсем честной, то скованно в большом доме я начинала себя чувствовать только в отсутствие Лео. Когда он был на расстоянии нескольких метров, неясная тревога рассеивалась.

Молоко нашлось в полупустом холодильнике без особых проблем, но поиски меда оказались затруднительны. И все же мне удалось добыть пару ложек для моего друга. Увидев меня в дверном проеме с высоким стаканом в руках, Лео подался вперед. Знаком я велела ему оставаться на месте, присев на краешек измятой кровати и наконец передав в горячие ладони напиток.

Пока он пил, наши взгляды не пересекались. Я глядела в окно, где усилившийся ветер покачивал из стороны в сторону темные ветви деревьев. На небе не было туч, но не было и солнца. Меньше всего хотелось думать о том, что совсем скоро мне придется проделать обратный путь. В комнате, напротив, было натоплено, и мягкий ворс пледов это тепло бережно хранил. Зеркало на противоположной стене играючи отражало склонившуюся над кружкой взлохмаченную голову и приютившуюся в полуметре девушку. Внезапно парень оторвался от своего занятия, и холодная гладь поймала его рассеянный взгляд. Настоящая я повернулась к нему, настоящему и пролившему несколько капель молока на одеяло.

– Ну, все, – ответил он на мой немой вопрос и дотянулся стаканом до журнального столика. – Сегодня не я, а ты спасаешь меня.

– Значит, мы квиты, – подмигнула я. – Кстати, во сколько твой отец возвращается с работы?

Я уже знала, что Лео последние несколько лет не общается с матерью, и не намеревалась затрагивать больную тему, надеясь, что вопрос про отца не вызовет негативных воспоминаний. Но мне бы не хотелось оставлять его дома одного.

– Уже должен вернуться. Но он всегда задерживается, – пожал плечами Лео. – Не волнуйся, я найду чем заняться.

– До пяти и ухожу, договорились?

Он кивнул, не сумев сдержать улыбку, скользнувшую по бледному лицу. Я предложила пересесть поближе к камину. Мы подвинули к огню два глубоких кресла. Лео потянулся к стереосистеме.

– Откроешь шкафчик под телевизором? – попросил он. – Выбери что-нибудь из дисков. На твой вкус.

– Лео, из какого ты века? Может, у тебя еще и пластинки есть…

Внутри шкафчика в пластмассовых коробочках действительно расположились десятки дисков. Я замерла над ними, выискивая что-то знакомое. Многие казались раритетными, а названия исполнителей никогда не касались моего слуха. Несколько дисков были без обложек, и я вытянула один из них, решив действовать наудачу.

Лео ждал меня, и моя находка легла на его ладонь. Пальцы чужой руки накрыли мои, дрогнувшие и неожиданно пойманные. Словно невзначай он прошелся по коже. Легким движением коснулся запястья, и живущая в нем искорка-пульс нитью разгорелась по телу, пугая сознание.

Но обстоятельства смеялись над нами. Снаружи, за окном, пронзительно и шаловливо вскрикнул ребенок, и искорка угасла. Лео прочистил горло и взял диск, словно ничего не произошло. Стереосистема привычно поглотила сборник.

– Хороший выбор, – похвалил Лео. Слова повисли в воздухе.

Сотканную из нежнейшей шелковой паутинки музыку мы слушали с закрытыми глазами. Но голос, согревающий лечебный бальзам, обволакивал мысли. Забравшись с ногами в кресло, я была уверена, что Лео чувствует сейчас то же самое. Я была дезориентирована, я была обезоружена непроизошедшим, но что-то неуловимо светлое разрасталось между нами.

Счет прослушанных композиций близился к десятку, когда я решилась заговорить с Лео. С пледом, накрученным на плечи, он проводил меня до входной двери. Я повернула ручку. Перед тем, как шагнуть через порог, я спросила у него, кому принадлежал голос с диска.

– Это был Грегори Лемаршаль, – ответил Лео, и глаза его грустно блеснули в полутемной прихожей.

10.

Как я уже упоминала, в окрестностях отеля не так много мест, где можно провести время и с удовольствием, и с пользой. Еще меньше мест, которые могли бы занять туриста без компании. Именно таковой теперь я бывала иногда в полдень, а иногда теплым летним вечером. На Сашу я не сердилась – мы по-прежнему проводили достаточно времени вместе. Я была спокойна и счастлива за нее.

Одна из девушек-постояльцев с редким именем Марселин – она настаивала, чтобы ее называли исключительно Марси – подсела ко мне однажды за завтраком. Позже мы выяснили, что она также приехала с подругой и в ее отсутствие упорно искала себе занятие. Помимо этого, у нас с Марси оказалось одно общее увлечение – фильмы Ксавье Долана, и мы готовы были спорить о них и восхищаться мастерством режиссера часами. Она вообще любила искусство и стрит-арт – если мы говорили не об одном, то о другом. Мы быстро подружились, и, что уж говорить, я была крайне рада такому стечению событий.

Во время одной из традиционных утренних прогулок мы свернули за угол кафе-пиццерии и заметили одинокую тропинку. Странно было думать, что там что-то есть: казалось, мы выучили местность наизусть. Марси кивнула на мой немой вопрос, и мы прибавили шагу, охваченные любопытством.

Дорожка не сворачивала за все время пути и заканчивалась у покосившихся ворот, вот-вот готовых с лязгом обрушиться. Предупреждающих знаков и других тревожных сигналов поблизости не было, и интерес победил. Пока мы искали вход, в моей голове роились образы из «Дома восковых фигур», и несмотря на утренний свет, мурашки нахально поползли по спине.

Дверь, в отличии от ворот, крепкая на вид, была не заперта. Прежде чем взяться за ручку, я остановила взгляд на поцарапанной табличке. Строение являлось Центром культуры всего поселения, хотя на какой-либо «центр» оно походило меньше всего.

Марси потянулась внутрь первая. Мы одновременно чихнули, не то от пыли, не то от незнакомого запаха, тяжело висевшего в воздухе. Я не уверена, были ли в доме еще какие-то комнаты кроме этого зала. Все пространство занимали стеллажи, уходящие в потолок, и витрины. Мы вздрогнули, услышав скрип отодвигаемых стульев – пожилая пара, мужчина в полосатом пиджаке и очень худая женщина, смотрели на нас.

Голоса у них были громкие, совсем неподходящие для этого старого дома. Посетителей с каждым годом становилось все меньше, но хозяева продолжали коллекционировать историю. Мужчина оставил нас с книгой в руке, а рыжеволосая миссис, пригласив следовать за ней, направилась к витрине.

Постепенно мы привыкли к запаху и глухой тишине позабытого центра. Наша проводница была достойна звания лучшего экскурсовода, под голос которого мысли о полуденной дреме в голову даже не приходили. Нам показали сотни старых фотографий, книг и переписки основателей поселения. Особенно меня заинтересовали зарисовки, выполненные рукой анонимного мастера. Я узнала место, где сейчас находился отель – век назад оно напоминало необитаемую пустошь. Первые магазины, коренастые дома… И скульптура неизвестного существа, которую мой взгляд выхватил из разросшихся на бумаге кустарников. Я отстала и уже не следила за рассказом, захваченная линиями нависших над статуей облаков. Кажется, собирался дождь…

– Дана, – тронули меня за плечо. – Идем.

Когда гид отступила от последнего стеллажа с керамикой и обратила к нам толстые стекла очков, экскурсия была официально закончена.

– Впрочем, есть у нас одна легенда, – вновь заговорила она, – которую любят все туристы, но которую я считаю только легендой. Из года в год ходят слухи об одном дереве, секвойе… Которое в нашем ареале не встречается. Но вот что самое странное – повторюсь, это только предание – каждый раз именно это большое дерево видят в разных местах. Но вы же понимаете, это невозможно. Из-за этих рассказов многие всерьез считают, что оно появляется только тогда, когда двоих объединяет будущее, начертанное свыше.

– Ну и дела, – проронила, выбираясь через шаткие ворота, Марси, – тут и деревья ходят.

Я лишь молча склонила голову, делая вид, что прислушиваюсь к ее словам, хотя мысли мои были далеко.

11.

Волны с шумом бились о камни. Я стояла в двух метрах от кромки воды, прикрывая ладонью глаза от солнца. Местный фестиваль танца выпал на ветреный, но безупречно ясный день. Люли рассыпались по пляжу, улыбчивые и притомленные солнцем. Взрослое население поделило между собой шезлонги, школьники играли в волейбол. На границе между песком и волнами бродила вислоухая собака, периодически принюхиваясь и отблескивая гладкой золотой шерстью. Не было ничего лишнего: ни одного бессмысленного звука, ни одного напрасно напряженного мускула. Лишь море, не расслабляясь, гоняло пену в одном направлении, и морские гребни падали друг на друга.

Я зашла в море по колено. Ветер приглушал разговоры и смех, доносящиеся с берега. Какое-то время я чувствовала себя в изоляции. Затем волны приняли гибкое тело, и, рассекая волны, я метнулась вперед. Хотелось движения, скорости, полета. Выныривая, я позволяла порывам воздуха подстегивать меня и бросать все дальше. Прядь выбилась из кое-как собранного пучка и норовила прилипнуть к лицу каждый раз, когда я набирала в легкие кислород. Вода скрывала меня от солнца, и лишь плечи оставались беззащитны, когда я, оказавшись на мелководье, поднималась из волн.

Новоиспеченные друзья, сдвинув на берегу несколько столиков вместе, раскладывали припасенные заранее фрукты и освежающие напитки. Нас было немного: держащиеся за руки Саша с Эриком, ободренная новой компанией Марси, Джек с его непослушными кудрями и экстравагантная Жанна, сестра Эрика. Джек присоединился к нам в последний момент – он был старше меня на три года и являлся противоположностью того, кого можно назвать «душой компании». Но все женские сердца сразу же полюбили его как брата за мягкий нрав и неловкую, угловатую походку. Он украдкой посматривал на алые губы Жанны, и я едва успела скрыть улыбку, устраиваясь рядом на складном стуле.

– За нас! – воскликнула Саша, высоко вскидывая пластиковый стаканчик. Все вторили ее тосту, и шипучая жидкость мятой потекла по венам. Мы собирались, как и все местные жители, праздновать до утра. Кроме провианта, мы захватили с собой теплые пледы на ночь и костюмы птиц – все загорелись желанием посетить шутливый бал на площади и сочли забавным предстать в определенном образе. Родители Эрика и Жанны хранили в кладовке мешки с реквизитом и всевозможными нарядами, оставшиеся еще со времен их работы в театре, и с радостью предоставили нам их.

Мы болтали, перебивая друг друга, о разных пустяках. Время неслось стрелой мимо. Издалека уже доносились звуки давно позабытых песен, усиленные мощными колонками. Бородатый мужчина на шезлонге, закинув ногу на ногу, качал головой в такт. Ветерок по-прежнему касался наших лиц холодными руками, но мы, разгоряченные смехом и разговорами, не обращали на него внимание.

Я потянулась за яблоком. Что-то влажное вдруг коснулось моего локтя, заставив отдернуть руку. Опустив взгляд, я увидела лишь собаку, ту самую, которая кругами слонялась по берегу. Ее язык был высунут, и дышала она так, как будто только что пробежала марафон. В моем сердце проснулась жалость: она больше не казалась мне свободной, лишь одинокой. Животное благодарно склонило голову, когда я дотронулась до теплой, твердой макушки и провела кончиками пальцев по длинным ушам. Она не была бродягой, это точно. Я скользила по выхоленным, отливающим золотом волоскам, и гадала, где же ее хозяева. Не моргая, незнакомка остановила на мне взгляд умных глаз. Ребята одобрительно поглядывали на притихшую собаку. Им она тоже нравилась.

День постепенно сходил на нет, но летнее небо не темнело. Я чувствовала, что друзьям не терпится отдать дань празднику. Эрик скомкал край футболки, как он делал всегда перед каким-то заявлением, и предложил переодеться в костюмы. Мы взялись за пакеты и выудили оттуда бережно сложенные наряды. Они ничем не отличались друг от друга кроме цвета перьев на шортах. На дне мешка обнаружились и колпаки, но парни решительно отказались их надевать, округлив глаза от ужаса. Мы с девчонками предпочли последовать их примеру.

Из пляжных кабинок раздался неудержимый хохот, и шестеро выступили наружу, разглядывая друг друга и складываясь пополам от смеха. Мы выглядели как герои детских сказок.

– Мне уже плохо от смеха, – захихикала Марси, крутясь вокруг своей оси и наслаждаясь перевоплощением.

По дороге к площади Джек развеселился и, топая шлепанцами на толстой подошве, изображал импровизированный танец. Темноглазая собака, мой новый друг, преданно шагала рядом. Каждый раз, когда я смотрела на нее, не могла понять, откуда поднимается к сердцу такая тоска, что хочется уткнуться в гладкую шерсть и не двигаться.

– Смотрите! – Саша выбежала вперед и махала нам. – Сколько народу!

Она не преувеличивала: людей действительно было очень много. Казалось, многие из них даже не были местными. Площадь была не так хорошо освещена, многие из уличных фонарей были выключены. Особо неосторожные наступали другим на пятки, поминутно извиняясь. Мы пробрались через шум в самый центр, минуя своеобразных танцоров. За танцующими группами раскинулась ярмарка: палатки с продовольствием и бочки с соком. Многие, как и мы, облачились в костюмы, и я едва сдерживала смех.

Мы начали танцевать – руки ловили воздух и играли с ним, тела органично сливались с музыкой, подчинившись. Наши взгляды пересекались, глаза ловили улыбки друг друга. Периодически звучала удивительно нежная музыка, и тогда Эрик уводил Сашу за талию на несколько шагов в сторону. Остальные сначала танцевали в своем кругу, но затем, следуя их примеру, подыскали себе партнера. Жанна положила руку на плечо Джеку, и он, млея от избытка чувств, не сводил с нее глаз.

Музыка заиграла тише, ласковей, и все словно погрузилось в сказочную дрему. Я глядела на них, счастливых, и грудь мне одновременно разрывала радость и неизвестная печаль. Чтобы не терять друзей из виду, я отошла совсем немного от танцующих групп. Мои глаза уткнулись в небо: на темной акварели просыпались первые звезды. И только сейчас, при взгляде на чернильный купол, я почувствовала мурашки, рассыпавшиеся по телу.