И имя ему Денница

И имя ему Денница
Натали Альбертовна Якобсон

Юный полководец Таор вернулся с войны с победой и увидел таинственную красавицу с золотыми крыльями, которая склоняется над троном фараона и нашептывает правителю свои советы. Почти никто кроме Таора не видит крылатую Алаис, но фактически она правит Египтом. Днем она отдает фараону свои приказы, а ночью устраивает кровавые ритуалы. Сама Алаис сияет, как заря, но вместе с ней страну наполняет темное зло. Бессмертное существо, встреченное Таором в пустыне, уверяет, что спасти весь мир можно, лишь найдя избранника небес, способного убить Алаис. Этот избранный Таор, но разве он сможет убить ту, которую полюбил всем сердцем? Таора преследует сон о том, как Алаис ведет в бой войска чудовищ, которым он должен противостоять с армией обычных людей. Во сне рядом с Алаис присутствует некое жуткое и темное существо, которое будто является ее тенью. Но кто оно на самом деле?

Натали Якобсон

И имя ему Денница

Пролог

– Если у тебя достанет смелости, освободи меня!

Голос как будто звал его из гробницы, но в эту гробницу нельзя было входить никому. Ее воздвигли совсем недавно и в кратчайшие сроки. Но о том, что происходит там, уже боялись заикаться все. О ней не говорили, как будто ее вообще не было, но она была, и злая сила, исходящая из нее, часто заявляла сама о себе.

– Освободи меня! – голос прозвучал уже более четко. Прямо у него в голове. Этот голос был похож на звон золотых монет, падающих на пол гробницы. Не голос, а зов из сказки. Так джинн зовет выпустить его из лампы. Красивый голос отдавал каким-то коварством.

Пиай вздрогнул. Разве не для этого он сюда пробрался. Чтобы увидеть нечто необычное. Пока он только слышал. Он пришел сюда с риском для жизни, чудом миновав пост охраны. Значит, стоит рисковать и дальше. Терять ведь все равно уже нечего.

Он прикоснулся рукой к надписям, выдолбленным на стене гробницы. Под его живыми пальцами они не начали осыпаться, как пыль. Все, что рассказывали, оказалось ложью. Боги не поразили его, едва он ступил на проклятую землю. Огонь не испепелил его на месте. Его тело не сгноила чума. Все это были просто россказни. Город в пустыне не был проклят. Новый фараон приказал сравнять его с землей лишь для того, чтобы искоренить память о своем безумном предшественнике?

Не раз Пиай задумывался: был ли правитель Аменхотеп действительно безумен? Или тут все дело в тонкостях политики? Нельзя было ставить одного бога над всеми, в данном случае бога солнца.

Солнце! Свет! Ослепительная вспышка! Падение! Пиай зажмурился. Все пронеслось перед глазами так быстро. Он чуть не ослеп оттого, что на миг увидел. Какое-то жуткое божество с крыльями, все пронизанное обжигающим солнечным светом.

– Освободи меня! – голос, чуть отдававший усталостью, стал настойчивым.

Пиай послушно кивнул. Этому голосу невозможно было сопротивляться. Он звал со дна могилы, но обладал большей властью, чем все земные правители.

Низложенный бог солнца! Его ли сила здесь похоронена? Пиай многократно ваял из камня его изображения, но никогда не видел ничего подобного тому, что сейчас пригрезилось ему. Такого существа нет среди богов Египта. Оно как будто действительно выше их.

У него закружилась голова. Где-то здесь должен быть вход. Он не знал этого, но кто-то будто ему шепнул. Один из гладких каменных блоков должен податься, раскрываясь вовнутрь, подобно тайной двери.

Пиай водил руками по гладким, местами покрытым барельефами стенам, и чудо произошло, в одном месте стена поддалась, молниеносно, как если бы сдвинули крышку с ларца. Пиай глянул внутрь. Там не было темно. Где-то вдали по бокам прохода горели лампады. Оставалось загадкой, кто зажег их здесь, и как долго они горели в гробнице.

Голос больше не звал, но Пиай все равно шагнул вперед. Ощущение было таким, словно он входит в храм. Запретный храм низложенному богу. Этот бог должен быть силен, как ни один другой.

За стеной закрывшегося прохода одержимо кричала какая-то птица. Похоже, на крик орла. Пиай не подумал, что это может быть предостережение. Он шел вперед. Его привела сюда судьба, он точно это знал. Он чувствовал.

Внутри все было не так, как в обычных гробницах. Никаких изображений привычных богов. Здесь все было иначе. Надписи, колонны, рисунки. Все иное, чем в других пирамидах. А еще каменное ложе в самом центре. Оно стояло здесь вместо саркофага. На нем лежало нечто, куда более драгоценное, чем бесчисленные сокровища, сваленные горами то здесь, то там, словно подношения.

Зачарованный юноша прошел вперед. Света луны, проникавшего сквозь верх пирамиды, хватало, чтобы рассмотреть существо, которое светилось само по себе. Лежащее тело казалось слитым из золота и все еще живым. Казалось, оно только спало. Его уже опутывала паутина, но следов тления не было. Оно производило впечатление чего-то более вечного, чем даже скульптура.

Пиай остановился и задержал дыхание. Это же дочь фараона. Та, о которой столько говорили, и о которой говорить теперь больше было нельзя. Из ее тела не сделали мумию, и оно не разложилась. Оно сияло ярче золота.

– Освободи меня, если у тебя хватит смелости…

Она ничего не говорила и не двигалась, но он слышал голос, больше похожий на шипение кипящей смолы. Он смотрел и начал кое-что понимать. Не все, из того, что говорили, было вымыслом. У мертвого золотого существа действительно были крылья. Они стелились по каменному ложу под ее спиной, как роскошный ореол. И в их обрамлении казалось, что это существо всего лишь спит.

Тень во дворце фараона

Годами раньше

Все осталось прежним, и все же что-то изменилось. Таор чувствовал себя так, как будто пришел во дворец фараона впервые в жизни. Говорили, это испытывают все, кто вернулся сюда из дальнего странствия или с поля битвы. Но сейчас дело было не в этом.

Непривычная роскошь слепила и в то же время поражала каким-то удивительным холодом. Такое бывает, когда переступаешь порог пирамиды, где лежит покойник, над которым уже провели ритуал, но смерть еще рядом, она еще никуда не ушла. Ее присутствие можно ощутить, хоть и нельзя увидеть.

Такого он никогда не испытывал на поле боя, хотя там люди замертво падали на каждом шагу, лилась кровь, пресекались жизни. Но там не было ощущения того, что нечто темное стоит рядом и ждет. Нечто уже наблюдает за тобой.

Таор даже оглянулся через плечо. Ощущение чьего-то присутствия рядом было таким реальным. Он не подумал о том, как могут расценить его жест другие собравшиеся. Он никогда не был суеверен. О нем могли пойти слухи, что он повредился головой. Шрам на виске у него действительно остался, хоть и спрятанный под прядями волос. В одной из битв чужая сабля чуть было не рассекла ему голову. Чуть-чуть… но как будто боги вмешались в тот миг.

А потом первая в жизни большая победа должна была оглушить его настолько, чтобы он забыл о том, как близко было то лезвие от его лба. И, пожалуй, стоило не вспоминать об ощущении того, что в тот миг между ним и нападавшим вмешался кто-то третий. Кто-то нематериальный. Боги могли все, но что если это были не они.

Когда в последнее время он думал о богах? Таор не хотел думать о них сейчас. В голову лезли лишь обрывки битвы, гноящиеся раны, отрубленные конечности и стервятники, совершающие пир на останках врагов. Он даже не знал, к кому отнести этих врагов: к хеттам, нубийцам… Египту до сих пор не было известно то племя, с которым его послали на войну. Их нападение на страну оказалось внезапным и непредсказуемым. Ни царские советники, ни пророки, ни жрецы не могли даже предположить, откуда они взялись, но им было несть числа и это будто не были люди вообще. Таор помнил, как рубил их, а они не чувствовали боли. Каждого из них было так же сложно убить, как в других битвах положить десяток врагов. И после каждого убитого их возникало все больше и больше. Их, как будто плодила пустыня. Войска фараона отчаялись, Таор тоже. Сколько они не убивали врагов, а их количество не иссякало. Разведчики не могли установить, сколько их и где их лагерь. Каждый раз они наступали с закатом, а не на рассвете, как это было положено. Таору и его подчиненным приходилось не спать ночами, а с первыми лучами рассвета поле битвы становилось пустым. Однако ночью все повторялось. Каждый новый отряд, наступающий на Таора, становился все более многочисленным. У этих воинов были непробиваемые доспехи, и кожа под ними еще более твердая, чем кирасы, в которые они были облачены. Он рубил направо и налево, как мясник, и уже знал, что ему не победить, но в одночасье все изменилось. Вражеские отряды вдруг перестали прибывать… и это произошло как раз после того, как кто-то невидимый отвел меч от его лба. Кто-то, кто говорил с ним с небес.

– Идолы, твои боги лишь идолы…

Таор поднес руку ко лбу, желая коснуться шрама. Тот голос все еще звучал в его памяти, никому кроме небес не принадлежавший. В роковую минуту юноша не видел ни одно материальное существо, которое могло бы его защитить. Так, может, ему просто показалось?

Во дворце было непривычно мало народа, но все собравшиеся взирали с любопытством, а часто с едва скрываемой завистью. Ведь он вернулся живым и победившим.

Все было задумано иначе. Его, юного и наивного, послали туда, откуда он не должен был прийти обратно. Он стал бы первой жертвой в борьбе с народом, доселе никому неизвестным, и прославившимся своей сверхчеловеческой жестокостью и силой. Поэтому главный военачальник фараона остался во дворце, других не менее почетных главнокомандующих сохранили в резерве, а самый младший по званию и наименее родовитый юноша отправился воевать с демонами. Иначе их было не назвать. Хоть они состояли из плоти и крови, но сколько в них было нечеловеческой силы и упорства.

Он испытал к врагам невольное уважение. Ни одного воина взять в плен живым не удалось, но он увел в полон множество стариков и женщин. И он уже знал, о чем попросит фараона. Сегодня был его день. Он имел право обратиться к царю с любой просьбой.

Но на душе у него все равно было трепетно. Исполнит ли фараон такое грандиозное желание, которое назрело у него. И в моральном, и в материальном плане это могло оказаться неисполнимым, но он все равно собирался попытаться. Его просьба чиста. Она исходит от самого сердца. Боги должны дать ему шанс.

– Твои боги идолы…

И опять этот навязчивый голос. Голос с небес, как он привык его называть. Хорошо, что этого голоса, кроме него, никто не слышал. Таор это точно знал. Лежа в военном шатре уже после победы, он многократно спрашивал, слышат ли его подчиненные чьи-то слова, произнесенные как будто из пустоты, но они каждый раз недоуменно качали головой. Как-то раз он спросил об этом старуху, с трудом плетшуюся по дороге, она даже испугалась, приняв юношу за умалишенного. И это даже несмотря на то, что на нем были латы царского полководца.

Хорошо, что этого голоса никто больше не слышит. За слова, произнесенные им, жрецы могли бы покарать человека смертной казнью. Фараон бы с ними согласился. Ведь он тоже бог, земной и смертный бог, как принято почитать в Египте.

Таор чтил законы страны, в которой жил, хоть сейчас и собирался их немного преступить. Против этого небесный голос не возражал, но он начисто оставил юношу, едва тот вошел в церемониальный зал.

Там собрались самые почетные гости, также в небольшом количестве. Казалось, что стражей с алебардами здесь больше, чем мирной знати.

Зал был торжественно украшен. Дорога к трону, где восседал фараон, свободна. Сегодня должны были чествовать его, но Таор не привык к таким почестям. Ему неловко было ехать во дворец в подаренной ему богатой колеснице и тем более неприятно принимать другие царские подарки. Все это казалось каким-то незаслуженным, доставшимся как бы случайно, лишь потому, что у него внезапно появился невидимый небесный покровитель.

Фанфары, лепестки лотосов, усыпавшие дорогу, крики празднующей толпы внизу под окнами… Все, как во сне.

Ты должен помнить, что у тебя здесь много врагов, которые послали тебя на верную смерть, незримо напутствовал его кто-то у входа в зал. Но здесь он был один.

Таор откинул с взмокшего лба угольно-черную прядь волос. Его считали очень красивым и что с того? У него даже до сих пор не было собственного гарема. Средства не позволяли. Так может попросить о том, чтобы фараон позволил ему оставить себе часть завоеванных сокровищ? Нет, нельзя. Он ведь уже решил обратиться к нему с другой просьбой. Прошение может быть только одно.

– Встань! – фараон велел не падать ниц, когда Таор уже опустился на колени. Странно, но обычный церемониал сегодня был нарушен во многом. Это в честь победы? Или при дворе многое изменилось, пока он отсутствовал. Сам фараон тоже изменился. Страшно подумать, но он больше походил на неодушевленное изваяние на троне. Кто-то будто наклонился к нему и шепнул что-то на ухо, но за тронным возвышением сегодня никого не было, даже рабов с опахалами согнали в самый низ.

– Ты славно себя проявил. Великий воитель достоин многого. Я назначаю тебя главным командующим над всеми своими войсками, и над всеми другими командирами.

Таор не ожидал. Слишком много почестей. Слишком много зависти, почти ощутимой волной витающей над залой. Его съедали гневными взглядами. Царедворец, не успевший зачитать указ фараона до его собственных слов, нервно покусывал губы, канцлер явно был недоволен, главный советник старательно отводил глаза. У них с Таором велись давние счеты.