Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья

Это был сложный вопрос. Я не знал, что ответить.

– Хотелось бы сеять вечное и доброе там, где в этом особенно нуждаются.

– Я подумаю, что можно сделать для тебя и твоей семьи, а пока рад, что ты здесь.

Мне симпатизирует его откровенность. Епископ не скрывает своего расположения, точно так же как и раздражения, когда оно появляется. «Разборы полётов» бывают очень серьёзными с теми, кто пренебрегает своими обязанностями и преступает нравственные и моральные устои. Пряник и кнут, – ничего не изменилось на Земле со стародавних времён. Как генералы держат армию, так и духовенство свою. Мы – те же солдаты, только боремся без оружия и за души людские.

Как-то раз подумал о том, что сам мог бы быть уже епископом, если б принял тогда предложение. И содрогнулся от одной этой мысли. Если бы я отказался от Наташи, на свет не появился бы Даниил. Душа моего любимого друга не пришла б в этот мир, а если бы и воплотилась, то не у нас. Так что я ни о чём не жалею и готов оставаться прислужником, если понадобится до конца своих дней, лишь бы любимые были рядом.

Комната встретила меня солнечным светом, на подоконнике засыхающий цветок герани, за окном греются распушившиеся на ветру голуби, под крышей у них своё тайное укрытие. Частенько их подкармливаю, оттого и любят это окно. Старая кровать с таким же деревянным шкафом рядом, стол, за которым приходится и есть, и работать, тумбочка и два стула, вот и всё убранство комнаты, если не считать микроволновки и электрочайника, и ещё портативный компьютер, заменяющий мне и телевизор, и средство связи. Благо, что мадам поделилась со мной wi-fi при одном условии, что не буду заниматься пиратством.

Положив чемодан на кровать, я расстегнул молнию на нём, и тепло семейного очага наполнило меня и всё вокруг разноцветными бабочками: тепло Наташиных рук, голоса Эрики и Дани, – всё это хранили вещи, привезённые мной из дома. Доставая одежду, я развешивал и раскладывал её в шкаф, пока не нашёл под одной из рубашек детский рисунок. На нём нарисованы все: красавица мама с цветами в волосах, рядом с нею я, Эрика с кудрями, уже совсем большая, маленький братик, держащий её за руку; ещё один папа с ребёнком, Миша с большой не по размеру головой, Татьяна в кухонном переднике с поварешкой в руке, Агнешка с красными волосами и Марик со шлемом. Все мы размещались на природе, под ногами трава и цветы, а сверху солнышко и маленькое облачко с дождём, но это лишь для того, чтоб появилась радуга, ведь без неё мир становится беднее…

Глаза защипало от этого рисунка, тоска по родным живёт во мне безмерная. Наверное, нельзя так сильно любить, но я не умею иначе. Они – единственное моё сокровище на Земле, моя небесная радуга.

Часть 1. Глава 4

Рисунок Эрики я повесил на стену возле кровати и любуюсь им каждый день. Таким образом любимые и дорогие люди всегда со мною рядом, улыбаются, оживая на картинке. Иногда даже обращаюсь к ним, когда становится особенно тоскливо.

Всё своё время трачу если не на учёбу, то на работу, исправно отсылая в издательство положенный объём материала. Иногда на сон остаётся совсем мало часов, но это нестрашно. По дороге в общественном транспорте можно позволить себе вздремнуть, тем он и хорош.

Однажды так крепко заснул, что, очнувшись, не мог долго понять, где же я теперь нахожусь. Оказалось, давно пропустил нужную остановку, пришлось добираться обратно. Ну, не Штирлиц, понятно, что же тут поделаешь?!

Мозги заполнены до предела, может быть поэтому никаких особенных событий не происходит. Да и как я бы справился с ними в Париже, где ежедневно происходит столько всего, что машины с мигалками не умолкают ни днём, ни ночью?

Дневник Агнешки всегда со мною, но я давно не открывал его просто из-за нехватки свободной минуты, и всё же таскаю его повсюду: вдруг появится возможность почитать. В поездах и метро не выходит, тут же начинаю носом клевать. По вечерам, покуда остаются силы, пишу, отвечаю на сообщения, комплектую материал. Секретарша в издательстве вынуждена сканировать для меня бумажные письма и отсылать на электронную почту, чтобы не тратиться на пересылку. Каждый раз чувствую, как её это достало, между тем поток корреспонденции не уменьшается. И так день за днём.

Зачем же я тогда ношу с собой эту тетрадку? Может потому, что она греет мне сердце, излучая энергетику дорогого человека, как бы оберегая меня…

По привычке подложив портфель под щёку, я сам не заметил, как заснул. Разбудил до боли знакомый русский мотив «Катюши». Открыв глаза, увидел музыканта, проходившего по вагону с аккордеоном в руках. Лицо мужчины покрыто шрамами, широкие плечи, могучий силуэт. Русые волосы давно не стрижены и не мыты. На шее большой потрёпанный вязаный вручную серый шарф, протёртые в армейском стиле штаны цвета хаки, старый выцветший свитер, растянутый на локтях и берцы на ногах, как у военных. Он протянул ко мне кепку, в которую пассажиры бросали мелочь, я положил купюру.

Парень удивился.

– Русский, что ли?

– Есть маленько.

Его лицо преобразилось: широкая улыбка обнажила желтоватые от курения зубы. – Спасибо, порадовал! Что делаешь в Париже?

– Учусь.

– Студент, что ли? А с виду солидный… – он кашлянул в кулак. – Извини, брат, простыл немного, – от него разило потом, дешёвой выпивкой и табаком.

– Выздоравливайте! Я, и вправду, староват для студента, но учиться никогда не поздно, так ведь?..

– Это, да. Я вот так и не закончил института, выперли на третьем курсе, а потом армия… – на вид ему было около сорока, но возраст трудно определить на неухоженном лице, обросшем густой щетиной.

Странное чувство не давало нам с ним распрощаться, он застрял возле меня, позабыв про деньги и музыку.

– Владимир, – он протянул ладонь богатырских размеров.

– Эрик, – я пожал ему руку.

– Ты откуда, чем занимаешься?

– Из Латвии, хочу стать православным священником.

Он ухватился за поручень, будто его тряхнуло.

– А ты хорошо играешь, молодец!

– Посредственно, но на хлеб хватает.

– Извини, мне пора выходить, моя остановка, – я приподнялся и немного его отодвинул, чтобы пройти.

– Выйдем вместе, мне всё равно куда идти, я весь день мотаюсь по метро из одного конца в другой, так что, без разницы. Давно хотел поговорить со священником, только вот доверия они мне не внушали. Зажрались совсем. Знаешь, ведь как говорят: раньше душа золотая была, а крест деревянный, теперь наоборот. Им тут в Париже привольно живётся, как сыр в масле катаются, нашего брата хватает, тоскуют по Родине, потому и в церковь идут, пожертвования щедрые приносят. Не похож ты как-то на них, бреешься…

– Это привычка.

– А вот скажи мне, будущий поп, в бороде ли дело? Что если не бриться, Бог больше любит? – его глаза наполнились злостью.

Сказал так, что холодок прошёл по спине.

– Как мне кажется, это личное дело каждого и никакого отношения к религии не имеет.

Он схватил меня за рукав, словно боясь, что я сейчас сбегу.

– Вот я тебя и нашёл!

Непонятно, что он имел в виду, его странное поведение заставило насторожиться. Агрессивности в этом парне было предостаточно и раздражать его вовсе не хотелось. Попытался передать ему покой, он его принял как пересохшая земля влагу. Уже через минуту мы стояли на станции, и он опять улыбался.

– Мне пора на занятия.

– Возьми меня с собой!

– Понимаешь, курсы оплачивает епископ, чтобы я овладел языком… Я не могу тебя просто так привести.

– Тогда я подожду тебя неподалёку.

– Три часа?!

– Мне о многом нужно спросить.

– Хорошо, Владимир, ну а если пойдёт дождь, спускайся в метро, всё равно там встретимся.

– А ты не уйдёшь другой дорогой?

– А что, есть повод?!