Это Каир, детка!

То, как по-доброму мой муж Алекс отзывался о своей сестре, о двух племянницах и, главное, с каким уважением и трепетом он говорил о своей маме, о моей маме – абсолютно перевернуло моё представление о мусульманах и кардинально изменило отношение к арабам.

– Я очень люблю маму, – продолжал Алекс, – В пятницу мы поедем в Александрию и заберём её домой. Она уже ждёт – не дождётся нас. Вот её комната. Посмотри, Любочка, какие красивые старинные вещи окружают её.

Эта кровать с парчовым балдахином была привезена из Марокко моим дедом в подарок на свадьбу дочери Зейнаб. Посмотри, какая красивая резьба на красном дереве. Какая тонкая, изящная ручная работа! Спинки и боковины – всё отделано тончайшей резьбой. Это сюжет какой-то библейской истории нанесён на дерево.

– Какая красота! – застыла я в изумлении, – В моём сознании на такой кровати только короли или восточные шейхи могут спать. Я впервые вижу такую роскошь.

Я хотела было сесть на кровать, но Алекс осторожно остановил меня, показывая, что этого делать не следует.

– А это – наши семейные реликвии, – показал он на стоящую золотую витрину, вытянувшуюся почти до потолка. В витрине на стеклянных полках были красиво расставлены разные украшения из золота, серебра и драгоценных камней. Золотые кубки для вина, столовые приборы, словно кружевные, серебряные вазы, статуэтки из дорогих камней и прочие красивые, старинные вещи.

Резной, круглый комод с выгнутыми ножками и украшенный по бокам золотом и изумрудами, прекрасно дополнял величественную кровать и витрину.

Зеркало над комодом в резной раме из красного дерева, не смотря на свой приличный возраст, прекрасно выполняло свою функцию и, глянув в него, я увидела себя очень красивой:

– Волшебное зеркало, – улыбаясь, выдохнула я, – такие зеркала в сказках только бывают.

– Я когда был маленьким, – поведал мне Алекс, – боялся смотреть в это зеркало, потому что оно показывало мне, кто я есть. Казалось, что бы я ни совершил, зеркало знает всё. От него невозможно ничего утаить. Я и сейчас его боюсь, – ухмыльнулся он.

Ну, и последняя вещь, находившаяся в комнате матери – это большой сундук, занимающий целый угол. Здесь лежали все её вещи и одежда.

– Как в сказке побывала, – прижалась я к мужу.

– А ты и есть в сказке. Ну, а теперь, я покажу тебе всю остальную квартиру.

– Сначала покажи мне ванную и туалет, – попросила я, переминаясь с ноги на ногу.

Ванна и туалет состояли из одного небольшого помещения площадью четыре квадратных метра. Самой ёмкости-ванны не было, её заменяла душевая кабина. Рядом стояла стиральная машина-автомат. Она была абсолютно новая, видимо, на ней ещё никто не стирал. Упаковочный пластик покрывал стенки стиральной машины. По другую сторону располагался умывальник с небольшим зеркалом и двумя бра. Унитаз – чудо арабских стран. Он оборудован педалью для спуска воды. В унитаз вмонтирован кран, из которого струя била прямо в то место, которое требовало чистоты сзади. Рядом висел миниатюрный душ, чтобы уже с его помощью докончить ту работу, которая необходима для чистоты спереди. Короче, все условия для соблюдения гигиены.

Кстати, унитазы с вмонтированными кранами для подмывания установлены везде, даже в беднейших семьях египтян. Так что не надо мне говорить о «грязных арабах».

Каирская квартира моего мужа состояла из длинного коридора, с выходами в комнаты, а их было три, а так же, в кухню и ванную.

Одна комната была маминой.

Вторая служила спальней и одновременно кабинетом Алекса. Здесь находился компьютер со всем своим «окружением», занимая целый угол. Книжный шкаф, забитый разными арабскими книгами и письменный стол – гордость Алекса. Этот антиквар он купил с первой зарплаты в антикварной лавке. У стола не было ни одного угла: ножки, края, выдвижные ящички – всё имело закруглённую форму. Дерево твёрдых пород, было хорошо обработано и инкрустировано золотом и серебром.

Широкая кровать занимала половину площади комнаты. На ней был новый итальянский пружинный матрац, видимо купленный совсем недавно. Спинка кровати была из светлого резного дерева, а её середина обита нежным розовым шёлком, пробитым золотыми нитями в шахматном порядке. Я просто сияла от удовольствия. Мне всё очень нравилось.

Продолжая экскурсию по дому, я отметила, что кухня – совсем маленькая: ну, прямо как в наших хрущёвках.

– На кухне никто не кушает, – пояснил Алекс, – здесь только готовят еду. А кушать мы будем здесь.

Он показал мне гостиную, где посередине комнаты стоял большой, круглый стол. Столешница была из массива зелёного мрамора. Вокруг стола аккуратно расставлены пять стульев из натурального дерева, с резными спинками ручной работы и мягкими сиденьями, обтянутыми шёлковой парчой. Огромный шкаф, куда, не теснясь, можно спрятаться впятером, величаво стоял у стены. Два мягких дивана, тоже обтянутых шёлковой парчой, и с подлокотниками в виде лап льва, располагались посередине комнаты перед телевизором.

Полы во всей квартире были выложены мраморной плиткой и на них лежали ковры. Они были такие грязные, что своим видом просто позорили весь этот изысканный интерьер. Дело в том, что у арабов не принято снимать обувь в прихожей, а на улице, к сожалению, нет такой чистоты, как в европейских странах. В Египте мужчины, обычно, не снимают обувь, входя в дом. А у Алекса вообще была привычка: придя домой, грохнуться на диван, взгромоздив ноги в обуви на подлокотник. Он так расслаблялся.

Среди всей этой старинной арабской роскоши неожиданно мощное впечатление произвела на меня аппаратура. Это было нечто!

Музыкальные центры, компьютеры, плееры, колонки, камеры, усилители, микрофоны, опутанные многочисленными проводами, словно огромный спрут, громоздились в углу комнаты.

На журнальном столике из белого мрамора лежали, по меньшей мере, с десяток пультов, и разобраться в них мог, видимо, только сам хозяин.

Алекс тут же схватил один из пультов и запустил крутящийся вентилятор. Другим включил кондиционер. Третьим он запустил огромный телевизор, который стоял перед диванами. Второй телевизор располагался в спальне-кабинете перед кроватью, а третий – на кухне, сверху на высоченном холодильнике “Samsung”, который теснился рядом с такой же огромной морозильной камерой.

Пока я знакомилась с кухней, Алекс сварил кофе и разложил на тарелки продукты, захваченные вчера из кафе. После завтрака, который за длинным разговором плавно перешёл в обед, мы начали разбирать свои огромные чемоданы.

В дверь позвонили. Я вопросительно посмотрела на Алекса. Он, молча, пожав плечами, пошёл открывать.

На пороге стояла улыбающаяся молодая египтянка.

– Здравствуй, мой любимый, – со всей накопившейся страстью выдохнула она.

– Здравствуй, Карина, – смущённо ответил Алекс, оглядываясь назад в комнату, где находилась я, – мы только вчера ночью прилетели.

Они говорили по-арабски.

– Знаю. Ты приехал не один? – увидев меня через его плечо, спросила Карина.

– Алекс, кто там? – я подошла к двери.

– Знакомься, милая: это Карина – наша соседка, – сказал он по-русски и, глядя в глаза вошедшей красавице, добавил по-арабски: – Карина, познакомься – это моя жена Любовь.

– Любовь? Какое интересное имя, – удивлённо взлетели жгучие полоски бровей.

– Ой, здравствуйте, – обрадовалась я, – меня зовут Любовь. Проходите, пожалуйста. Мне так приятно познакомиться с настоящей египтянкой.

Алекс перевёл мои слова с русского на арабский.

– О-о-о… Ле'а, ле.. щукран: о, нет. Благодарю вас. Я зашла только узнать, всё ли хорошо, – не сводя любящих глаз с Алекса, тихо говорила по-арабски Карина, – Алекс, нам надо поговорить. Я не могла дождаться тебя, любимый. Я схожу с ума от одной мысли о тебе. Когда ты зайдёшь ко мне?

– Карина, прости. Между нами всё давно закончилось. Я очень люблю Любочку. Она– моя жена. У нас будет ребёнок. Мы зарегистрировались в России, но свадьбы не было. Свадьба будет здесь. Для всех наших друзей и родственников. И тебя я тоже приглашаю.

– Меня? – широко распахнув глаза, спросила Карина, – в качестве кого? Любовницы или второй жены?

– В качестве друга, Карина. Только друга.

– Нет, Алекс! Нет, нет и нет! Я буду только твоей женой. У мужчины не может быть женщины-друга. Запомни это!

– Давай поговорим об этом позже, Карина.

– Когда позже? Я так долго ждала тебя, Алекс!

– Прости.

– Простить? Вот так простить и всё?

– Да. Прости и забудь, если не хочешь остаться просто другом.