Враг моего врага. «Конец фильма»

Враг моего врага. «Конец фильма»
Натали Р.

Война против Гъде, чей адмирал запятнал себя сотрудничеством с дьяволом, стала священной. Пока в удаленном монастыре борются за душу прославленного капитана Гржельчика, боевые действия под водительством кардинала Натта продолжаются с переменным успехом. Мересанцы – союзники Гъде – пытаются захватить Нлакис с помощью поддельного линкоре «Конец фильма». Мересанский адмирал т’Лехин, находящийся на Земле в плену, обеспокоен, что его родная планета принимает у себя гъдеанина, связавшегося с тьмой. Его побег совпадает со страшным ударом тьмы, ввергшим в катастрофу две звездных системы… Содержит нецензурную брань.

Натали Р.

Враг моего врага. "Конец фильма"

4.1

Встречи верны, неизбежны утраты.

Птица-рассвет из вечернего склепа…

Путь наш проложен по звездному тракту

Долгой дорогой от неба до неба.

Гакхан

Таксист был словоохотлив и любопытен. Косясь в зеркало на своего пассажира, он испытывал страшные муки. Мужчина сел к нему в аэропорту. Крупный, широкоплечий, лет пятидесяти, наголо бритая голова – чудо-прическа, одинаково эффективно скрывающая и лысину, и седину. Вообще-то вылитый гангстер с виду, только толстой золотой цепи и цацек не хватает. Мужик был в форме – темно-синий китель, такие же брюки со стрелочками, но знаков различия таксист под зимним плащом сперва не разглядел. Форма вроде флотская. Захлопнув пассажирскую дверцу, он уселся за руль и крутанул ключ зажигания, предвкушая занятный разговор.

– Ну что, командир? Дороги в небе ровные?

И тут пассажир на него посмотрел. И таксист понял, что до сих пор тот смотрел не на него. На машину, фуражку, бейджик, на фото полураздетой девушки на приборной панели… Взгляд бледно-синих глаз был ледяным, и таксист поежился.

– Бомж на помойке тебе командир, – с ходу расставил все по местам пассажир, а дальше последовала очень длинная тирада, целиком состоящая из не подлежащих печати слов, столь витиевато нанизанных одно на другое, что таксист аж челюсть отклянчил, вслушиваясь. Лишь к концу до него дошло, о чем в ней повествовалось – о том, для чего следовало бы приспособить его длинный язык. Тогда он язык чуть не проглотил. И больше не осмелился ничего сказать, ни разу за всю дорогу. Только страдальчески косился на пассажира, отвернувшегося к окну, и вздыхал.

В машине было тепло, и пассажир скинул с плеч плащ. Не в силах справиться с любопытством, таксист внимательно разглядывал его, не в упор, конечно: за такое этот тип, чего доброго, убьет, – а отражение в одном из зеркал. На груди – небольшая планка из разноцветных прямоугольничков, символизирующих какие-то ордена и медали. Видимо, не предмет особой гордости – к пятидесяти годам у каждого флотского несколько наград да имеется, если не за заслуги, то за выслугу, к памятным датам, к юбилеям. Зато к переливающемуся на другой стороне кителя восьмиконечному кресту пассажир относился не в пример серьезнее: поправил, отряхнул невидимые пылинки… На плече таксист приметил платиновую адмиральскую звезду. Если б не земная форма и не земные награды, этот головорез выглядел бы натуральным пиратским адмиралом, тяготеющим в свободное время к раздумьям.

Хайнриху было плевать, что о нем думает таксист. Не мешает думать ему самому – и ладно. Приказ явиться на Землю и предстать перед координатором был неожиданностью. Он ни на секунду не вообразил, будто Салима просто хочет его видеть, это не ее стиль. Либо она станет говорить с ним о его рапорте, поданном, когда главнокомандующий сошел с катушек и подговаривал его уничтожить земной же ГС-крейсер, либо о чем-то не менее серьезном. Он как следует позаботился о том, чтобы его отсутствие, каким бы длительным ни было, не сказалось на обороноспособности периметра, назначил толковых заместителей, устроил им профилактическую вздрючку, одну на всех… Сейчас орбитальная станция работала в штатном режиме, гости разъехались. Ремонт «Джона Шепарда» и «Джеймса Кирка» закончился, и не помнящие себя от счастья капитаны Кит Левиц и Сяо Чжу вели свои крейсеры к Нлакису, не по-детски радуясь прощанию с адмиралом Шварцем – как им хотелось верить, навсегда.

Такси вырулило на площадь перед тридцатидевятиэтажным зданием, у фасада которого трепетали, словно диковинные деревья на ветру, разноцветные флаги государств и государственных объединений Земли. Хайнрих поискал среди них австрийский, но красно-белые полосы в разных сочетаниях мелькали и тут, и там. Он не стал вглядываться. Бросил пришибленному таксисту купюру, вылез и запахнул плащ. На Манхэттене он был впервые, комплекс зданий ООН доселе видел лишь на картинках и в видеороликах. В реальности – гораздо более впечатляющее зрелище. Но выдавать в себе провинциала не хотелось. Он с независимым видом проследовал к входу и небрежно кинул охране:

– Адмирал космического флота Земли Хайнрих Шварц – к координатору.

Минутная заминка – изучение документов, сверка с базой данных.

– Вам назначено на 11.30, герр Шварц, – прощебетала девушка в официальном костюмчике. – Позвольте, я вас провожу.

Он пожал плечами. Девушка подвела его к лифту, строя глазки. Как же, адмирал – важная птица… Дуреха! Его сердце занято. А флиртовать с сотрудницами ООН – вовсе уж пошлость.

– Привет, неудачники, – бодро поздоровался он с гвардейцами, занявшими пост у кабинета координатора.

Начальник караула воздел очи горе. Молча, что характерно. Знал по опыту: зацепишься языком за Шварца – сам не рад будешь.

Из приемной выглянула секретарша.

– Адмирал Шварц? Проходите, Салима ханум примет вас.

И эта туда же, трепещет ресничками. Чтоб им провалиться, чертовым бабам. Любопытно, что на них так действует – мальтийский крест или адмиральская звезда?

Он прошел через приемную, шагнул в кабинет и отдал честь.

– Адмирал Шварц по вашему распоряжению прибыл. Какие будут приказы?

Кабинет координатора был достаточно просторным. Однако отнюдь не роскошным, как салон какой-нибудь киношной принцессы. Обставлен строго, мебель дорогая, но неброская. Серые кожаные кресла, рабочий стол с ноутбуком, овальный стол для совещаний в узком кругу, окруженный стульями, в углу – диван возле низкого чайного столика. На полу ковер сдержанной расцветки, бежевый с серым и темно-серым, на окнах бежевые жалюзи. А створка окна, кстати, приоткрыта.

– Вы оставляете открытым окно? – он укоризненно покачал головой. – Это небезопасно.

Изящная женщина в шелковом светло-коричневом костюме с улыбкой прищурилась:

– О безопасности следует печься в меру. Вас не смутило, что на входе у вас не отобрали оружие?

Хайнрих скосил глаза на лазерный пистолет и честно ответил:

– Нет.

Она засмеялась, подавая ему руку для рукопожатия. А вот как бы не так! Он ловко перехватил ладонь и прижался губами к тыльной стороне, как заправский рыцарь.

– Итак, приказы, – она посерьезнела и взяла со стола тонкую прозрачную папку. – Как вы верно подметили, они для вас есть. Я назначаю вас временно исполняющим обязанности командира ГС-крейсера «Ийон Тихий».

– Оба-на, – вырвалось у него.

– Вам надлежит отправиться в Ебург, где находится крейсер, и взять его под свое командование. Позаботиться о ремонте, заправке, что там еще делают с крейсером перед рейдом. Затем вы стартуете к Нлакису и принимаете под свою руку эскадру, блокирующую подступы к планете. Что скажете? – черные миндалевидные глаза требовательно обратились к Шварцу.

Само собой, ему было что сказать. По части выражения эмоций равных ему не имелось, пожалуй, во всем флоте. Беда в том, что словесные формы, в которые он обычно облекал свои чувства, были неуместны в этом официальном кабинете, перед лицом координатора. И он произнес то, что было позволительно:

– Служу Земле!

Она усмехнулась.

– Я и не сомневалась, адмирал. Присядьте и ознакомьтесь с документами, – она вручила ему папку, глазами указав на диван у чайного столика.

На «Максиме Каммерере», флагмане ГС-флота Земли, у кардинала Джеронимо Натта была прекрасная каюта, по комфортабельности не уступающая капитанской, должным образом освященная и оформленная в его вкусе. Иконы и распятия чередовались на стенах с коллекцией древнего оружия, не контрастируя, а вполне гармонируя со скромной, почти спартанской обстановкой. И все же это было не его место. Находясь на Земле, он предпочитал принимать посетителей не здесь, а там, где чувствовал себя в своей стихии – в храме. Байк-паркинг не мог похвастать древними соборами. Джеронимо облюбовал для своих встреч армянскую церквушку-новодел с невероятно носатым и столь же невероятно тактичным священником.

Перед кардиналом, завернувшимся в мантию и восседающим на жесткой скамье, как на троне, стоял епископ Ян Гурский. Взор его был потуплен, руки сложены на животе. Выслушав доклад, кардинал начал задавать неприятные вопросы, и епископ чувствовал себя неуютно.

– Итак, самопроизвольное срабатывание пусковой установки… – раздумчиво произнес Джеронимо Натта. – Как это могло произойти на освященном корабле?

Версию пуска ракеты по приказу капитана он не рассматривал. С Василисой Ткаченко он уже успел поговорить. Женщина пребывала в мятущихся чувствах, пыталась скрыть правду, но Джеронимо Натта поднаторел в выяснении истины. Раба Божья Василиса была виновна разве что в нетвердости веры, позволившей злу опутать ее, словно паразит свежее древо. Она пыталась бороться с этими тенетами – неэффективно, зато искренне. Джеронимо мало заботило, как с ней обойдется начальство и что ожидает ее за обман по законам мирским. По мнению Церкви, она заслуживала не кары, а помощи. Заблудшая овца получила вразумление, молитвы и пост избавят ее от остатка скверны – тем легче, чем дальше продвинутся монахи в Андах по пути борьбы с первопричиной. Джеронимо Натта хотел надеяться, что случившееся станет этой женщине хорошим уроком, и она обретет крепкую веру, оберегающую от всякого мрака. Будь ныне другой век, кардинал поступил бы строже, но по теперешним меркам Василису нельзя даже назвать отступницей, слишком многие подвержены сомнениям и колебаниям, слишком часто вера подменяется пустым исполнением обряда, слишком много соблазнов повсюду, и грех гордыни уже не почитают грехом… В этом контексте слабость изначально чистой души – не вина, а несчастье.

Однако если можно и должно проявлять снисхождение к пастве, то к человеку, на которого возложен священный сан, предъявляются совершенно иные требования. Кардинал остро взглянул на епископа.

– Вы ведь освятили бортовые агрегаты после ремонта?

Ян Гурский сглотнул.

– Ваше высокопреосвященство…