Красавица для Чудовища

То, что она в следующее мгновение рассказывает мне, могло быть не больше, чем сплетни служанок, но во мне рассказ отзывается тревожными мурашками по коже. А вдруг правда? Вдруг Короли во все времена были чудовищами, и на красавицах потому помешались? Скажем так, восполняли то, что им самим от природы не было дано? Или же надеялись, что потомки возьмут себе хотя бы часть красоты матери?

В общем, тогда госпожа навещала свою подругу Агафью, в доме её не оказалось, потому что та гуляла в саду, «несчастной» госпоже пришлось идти её искать. Проходя мимо высоких кустов гортензий, она и услышала за ними разговор двух служанок. О Короле. В другое время Глафира не обратила бы никакого внимания на сплетни прислуги – путь чешут себе языками. Но как раз тогда объявили о Королевском отборе, и любая информация о новом Короле была просто жизненно необходима! Глафира, не жалея нежной кожи, красивого и недешёвого платья, продралась сквозь кусты и припёрла болтливую служанку к стенке:

– Рассказывай с самого начала! Ну же!

Конечно же, напор госпожи служанку безумно напугал, она и выложила всё, как на духу.

Мол, ей рассказала Сирка, служанка дома Бельвос, той доложила зирская Кирка, а с этой из первых уст поделилась своими впечатлениями от поездки в столицу личная служанка госпожи Василисы, которую один из высших господ пригласил в Королевский замок. Пока господа мило общались между собой, Варька времени не теряла – болтала с тамошними слугами. Вот одна и сообщила ей, что, мол, однажды шла она по нижнему проходу, с очередным поручением от своей госпожи, да так и замерла столбом, когда из-за портьеры вышел мужчина. Высокий, плечистый, а как зыркнул в её сторону, так кровь и заледенела от ужаса. Никогда раньше она такого страха не испытывала. Не видывала. Сердце сжалось в груди, дыхание перехватило, всю её буквально затрясло. Но вот чудовище отвернулось и в мгновение ока исчезло за очередной портьерой, словно его и вовсе не было. Служанку освободил страх, позволив сделать жадный глоток воздуха, а затем и припомнить, что вот точно такие сапоги, с золотой нашивкой вверху голенища в виде не существующей птицы феникс, изготовил, тогда ещё принцу, а ныне Королю, её приятель-сапожник. И видела она эти сапоги своими глазами, что тогда на полке в доме у сапожника, что потом на ногах чудовища.

Короли нечасто баловали своим явлением господ, но по замку же должны были ходить, да хотя бы в трапезный зал! Нет-нет, да и попадались бы на глаза слугам. Да только после того случая, глазастая служанка озадачилась, стала расспрашивать тех, кого знает. И ни один из расспрошенных ею не видел своими глазами ни Короля, ни принца.

– Теперь ты понимаешь, почему я хочу избежать отбор? – не скрывая ужаса и омерзения, вопрошает госпожа после рассказа. – Если чудовище выберет меня… Я же совершенно ничего не смогу поделать!

Будь это слишком живым воображением скучающей замковой служанки или действительностью, от которой не сбежать, я жалела благородных девиц и их безысходность. Пусть Король окажется чудовищем или писанным красавцем, наверняка не каждая девица готова отдать ему свою жизнь и свободу без любви. Да ту же Глафиру не прельщает самое высокое из положений, потому что ей не оставили выбора. А этот рассказ, как дополнительная причина, по которой просто необходимо избежать отбор.

С того дня я зачем-то начинаю представлять Короля чудовищем.

Моё воображение рисует мне черные, без беков, воронки глаз; звериный оскал; и мохнатые лапы, с острыми, отливающими металлом, когтями, вместо рук. А ночью мне снится, как я путаю платье, или приседаю недостаточно низко, или начинаю необходимый танец не с тех движений – меня раскрывают, и Король набрасывается на меня, чтобы съесть.

Забавно, что, испытав во сне ужас, утром я смеюсь над своей глупостью.

Эти сны являются единственным, что меня веселит в течении учебно-мучительного дня.

Но однажды, когда Глафира устраивается в кровати для сна, а я сама с нетерпением жду минуты, чтобы упасть лицом в подушку, девушка окликает меня у самых дверей и просит подойти. Чтобы спросить о том, что её интересовало уже давно. Я хорошо помню наше первое занятие, где она вела себя немного странно.

– Ив, твоя мама… Она была из благородной семьи? Что случилось? Почему вы стали слугами?

Я присаживаюсь на край её кровати в том месте, где госпожа приглашающе похлопывает ладошкой, и улыбаюсь:

– О нет. Моя семья всегда была в услужении у господ, просто маме посчастливилось встретить папу…

– Расскажи, – устроившись удобнее, требует она, а затем добавляется мягче: – Пожалуйста.

– Моя семья по маминой линии поколениями служила в доме Тисс, семье торговца тканями. Детям слуг, как вы знаете, запрещено гулять в саду в неположенное время, а вот господским сыновьям и дочерям выходить в сад тогда, когда им хочется, никто не запрещает. Это скорее негласное господское правило – избегать прогулок в саду в часы, когда там резвятся слуги. Так вот, мой отец был тем, кому с детства нравилось нарушать правила. Сначала они с мамой очень подружились, а когда оба вошли в брачный возраст и вовсе полюбили друг друга. Мой отец заявил своему о том, что кроме мамы ему никто не нужен, и дедушка, обладая мягким характером, дал своё благословение на неравный брак. Жаль, я совсем не помню этого доброго душой человека… Да и бабушка по папиной линии, которая и занялась мгновенно образованием мамы, не дожила до моего рождения. Мамин брак с господским сыном освободил её семью от необходимости служить. А затем папу призвали на войну… Он погиб, а вместе с ним, потому что в семье не осталось мужчин, которые бы могли взять на себя обязанности, умер и наш статус. Бабушке и маме пришлось вернуться в услужение, но мама за счёт своего благородного образования, смогла стать гувернанткой, а нас с сестрой стали учить служить господам. Вашей семье, Глафира.

– Вот это да… Мы могли быть подругами, Иванна, представляешь?

– С трудом, но могу, да, – честно отвечаю я с улыбкой на губах.

– Ив, – вдруг подаётся она ко мне и обхватывает своими тонкими пальцами мои, – подумай о том, что я тебе сейчас скажу. На Королевском отборе будут присутствовать сотни господ-мужчин. Многие и едут туда за невестой, которая могла стать Королевой. У всех девушек, которые будут на отборе, появляется особый статус – Невеста Короля. Тем они и ценны. И у тебя будет возможность приглядеться к мужчинам, выбрать кого-то себе в мужья, понимаешь?

– Не совсем…

– Ну глупая, тебе нужно будет запомнить имя избранника, а после отбора я сделаю так, что вы познакомитесь по новой! Он в тебя влюбится и будет согласен заключить неравный брак! Совсем, как у твоих мамы и папы!

– Но…

– Ой, никто тебя не запомнит – ты же будешь неприметной! И потом, никому и в голову не придёт, что служанка, могла вырядиться в господское платье. Это, как два разных человека. Ив, у тебя великолепная возможность стать моей подругой по статусу! А заодно и мне пригляди достойного мужчину, и чтобы они оба жили не далеко друг от друга!

Госпожа хихикает, отпуская меня спать, я и сама веселюсь. Надо же! Присмотреть себе жениха! Словно у меня вдруг появилось право выбирать тогда, когда это право принадлежит исключительно мужчинам. Да, бывают случаи неравных браков, мои родители тому пример, но инициаторами таких редких союзов всегда выступают мужчины. В нашей истории не было ни одного случая, чтобы благородная девица вышла замуж, например, за конюха. И не потому, что она не влюблялась без памяти и была готова потерять свой статус и удобства, которые он предоставлял… У женщин нашего мира в принципе отсутствует право выбора. За них всё решают мужчины.

С того вечера Глафира ещё не раз возвращается к этому разговору, и чаще всего за обедом, за которым иногда сидит и моя сестра. Забавно, но Лилии тоже приходится по душе подобная возможность. И именно на этой почве разговоров зарождается что-то вроде дружбы моих госпожи и сестры. Первая сначала с некоторым высокомерием слушает робкие попытки Лилии поддержать её идею, а в последствии они на перебой фантазируют о будущем, в котором я приобрету господский статус. И не важно, что меня саму он не шибко и привлекает… Или привлекает?

Бесы! Словно мне других забот мало!

С каждым испаряющимся, как вода в кипятящемся котелке, днём перед отъездом я нервничаю всё сильней. Что не идёт на пользу моему дару-проклятью. Ни с чего тухнут свечи в гостиной, или дребезжат стёкла в дверях, выходящих на лоджию, а то и вовсе всё тот же огонь в свечах вспыхивает с тройной силой. Благо, госпожа каждый раз находит для себя объяснение этим необычным событиям, а если не находит, то их предоставляет ей моя сообразительная младшая сестрёнка, предварительно бросая на меня выразительные взгляды.

И как усердно я не молю небеса о том, чтобы время замедлилось, день отъезда из усадьбы настаёт.

Накануне мы с госпожами до поздней ночи обсуждаем, всё ли предусмотрели, повторяем план, проверяем меня на способность вести себя, как Глафира, и бесконечно мучаем вопросами, чтобы посмотреть, насколько хорошо я усвоила всю новую информацию.

Неудивительно, что я совсем не высыпаюсь, когда Глафира врывается в нашу с Лили комнату в дорожном платье, которое ей пришлось одевать самой, потому что её несносная служанка всё ещё дрыхнет.

То утро проходит, как в бреду, честное слово.

Всех слуг собирают в холле и объявляют им об отъезде младшей госпожи на отбор, а старшей – в деревню. С собой они берут лишь личных служанок, да конюха, которому доверяют, о чём, конечно же, вслух не говорится. Ну и мою сестру, потому что куда я без неё?

Сундуки с вещями грузят в карету за одно мгновение, и провожать нас выходят все слуги. Особенно мне запоминается ненавистный взгляд бывшей личной служанки Глафиры и, пожалуй, так же хорошо запоминается речь её отца, моего господина.

Он обнимает свою дочь, желает ей большой удачи, а затем смотрит прямо на меня и обещает:

– Я обязательно навещу тебя в столице на балу одного из туров. Помни, что ты представляешь нашу семью и веди себя достойно. Я знаю, ты справишься, моя дорогая.

Поддержка господина, его обещание не оставлять меня совсем одну, прибавляет мне сил.

Мы занимаем свои места в карете и уже через десять минут покидаем пределы усадьбы. Меня тут же посещает мысль о том, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Путь до столицы занимает пять дней. До деревни – один.

До посёлка, в котором нам предстояло нанять карету и личную служанку для меня, мы добираемся уже к вечеру того же дня. Берём номера в гостинице, а на утро я и Глафира выходим к завтраку уже в новых ролях. Теперь я госпожа, а Глафира моя личная служанка, которую мне вздумалось заменить непосредственно на пути в столицу. Этим вопросом и наймом кареты занимается наш конюх, пока мы завтракаем, а затем гуляем в саду. Глафира держит меня за локоть и бесконечно повторяет то, чему учила меня на протяжении прошедшего месяца. Я не сопротивляюсь, потому что занятая мыслями, как себя вести в будущем, я не думаю о том, что оно вот-вот настанет.

Но как не оттягивай момент расставания, он всё равно приходит.

С сестрой я прощаюсь ещё утром в комнате, где беру с неё обещание о том, что она будет жить полной жизнью и не стесняться самой себя, она же в свою очередь желает мне огромной удачи и просит вернуться целой и невредимой, словно я отправляюсь на войну. Впрочем, отбор и есть война невест, как бы нелепо это не звучало.

У нанятой кареты мы все собираемся ровно в полдень.

Лилия сдерживает слёзы, Глафира шипит о том, чтобы я держала спину ещё прямей и не вздумала опускать глаз, старшая госпожа обнимает меня, как свою дочь, и горячо шепчет на ухо:

– Ну всё, девочка, ты готова. Пора. Помни, от тебя зависит благополучие нашей семьи и твоей сестры. Лилия очень хорошая девочка, мне будет за радость устроить её будущее. Не подведи нас.

– Я очень постараюсь, – выдыхаю я в ответ.

Я правда намереваюсь стараться изо всех сил. Ради сестры.

Настаёт время занять место в карете, но не успеваю я повернуться спиной к провожающим, как мою руку обхватывают пальцы Глафиры:

– Ив, помни, что ты должна присмотреться к мужчинам!