Проводник

– Теоретически, конечно, есть. Но мне вряд ли захочется именно таких изменений…

– Значит, нет! – подытожила я, и мы свернули эту ни к чему не обязывающую тему.

Но к вечеру гостей мы неожиданно дождались. Вернее, гостью.

– Алёнка! Откуда ты взялась?!

Наташка радостно обнимала стоящую на пороге девушку. Это была её подружка, с которой некоторое время назад она познакомила и меня. Появление Алёнки вызвало у нас обоих нескрываемое удивление. Кого-кого, а её, да ещё и здесь и сейчас никак не предполагалось увидеть.

– Мне Манечка ваш адрес дала, вот и приехала!

«Манечкой» они называли Ирину Аркадьевну. «Они» – это небольшой круг молодёжи, в который входила и Наташка, волею судеб собравшийся вокруг этой непостижимой женщины. Несмотря на то, что в возрастном отношении представители этого круга годились ей в дети, воспринималась она ими как лучшая подруга, весёлый и искренний товарищ и ещё как некто, не поддающееся описанию, – «Манечка!». В звучании этого прозвища слышались нотки потаённой нежности, любви и искреннего восхищения. Одинаково слышались от многих из этого окружения. Хотя все были разными по натуре людьми, совершенно отличными друг от друга.

Наша гостья, Алёнка, вообще, разительно отличалась ото всех знакомых мне людей. Какое-то очень лёгкое, воздушное создание. С очень тонкой душевной организацией, и хрупкой нервной системой, она напоминала собой изящной работы хрустальный бокал. Боязно в руки брать, особенно, если ничего, кроме алюминиевой кружки до этого не держал. Недаром, словно отражая её суть, Ирина Аркадьевна частенько называла её стрекозой. И правда, стрекоза, – огромные сказочные глаза, едва различимая ткань порхающих крыльев и тонюсенькие конечности. Объект, созданный лишь для порхания и любования. И полностью лишённый материалистических интересов… Смотришь на него и тоже летать хочется.

Мы устроились пить чай на кухне. И как-то незаметно проговорили часов пять подряд. Даже не проговорили, а проговорила. Проговорила Алёнка, в принципе немногословный человек, а мы, балаболки великие, в основном слушали.

Началом услышанной нами истории послужили давнишние печальные события в её жизни. Стрекозу обидеть легко, ведь она не сильна. Почти любое воздействие материального мира на это сверхчувствительное существо может оказаться губительным. И, спасая своё душевное равновесие от произошедшего такого воздействия, Алёнка отправилась в Москву. Более несоразмерных вещей трудно себе представить: гудящий, пульсирующий, вечно куда-то бегущий огромный город, с его суматохой, с нещадящим практицизмом, со звенящим ритмом жизни не для слабонервных, и Алёнка. Даже со своей бурной фантазией мне было нелегко представить себе рядом эти два явления. Судя по её рассказу, ей тоже. От первоначального испуга при встрече с этим городом ей сделалось нехорошо. Но потом, взяв себя в руки, она вспомнила, что Манечка велела сразу по приезду посетить находящийся в столице известный монастырь, где лежит Матрона.

Я впервые услышала и о монастыре, и о Матроне. Вообще, моё православное воспитание до этого сводилось к ношению время от времени в качестве ювелирного украшения золотого крестика, поеданию раз в год цветных яиц и к наблюдаемой за действующей в народе странной традиции ходить обедать и выпивать на кладбище по определённым датам. История жизни создателя этой мощной религии почерпнута была мною из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». И всё. И ничего больше. Поэтому для меня многие фразы, произносимые Алёнкой, в том числе и эта: «где лежит Матрона», были, мягко сказать, малопонятны. У меня не было даже мало-мальского представления на этот счёт.

Это, конечно, не помешало слушать с нескрываемым интересом её рассказ. В конце концов, именно для этого и существует общение, – чтобы узнать то, чего раньше не знал. А чтобы понять, насколько это узнанное необходимо, стоит прислушаться к себе. Есть, конечно, один немаловажный момент, – сколько истины в том, что ты слышишь впервые. Но с этим моментом я хоть и не дружила, но была знакома ещё с раннего детства. Распознать ложь для меня всегда было пустяковым делом. Только вот доказать себе, что умеешь её распознавать, почти не получалось. Сейчас доказывать перестала, просто поверила. Поэтому, слушая мелодично-переливчатый голос нашей нежданной гостьи и периодически прислушиваясь к себе, сомнений по поводу искренности её повествования у меня не возникало.

А рассказ её, надо признаться, местами звучал фантастически. Ну, на мой, обывательский взгляд. Моя логика посмеивалась над слышимым: ага, как же, ага! Пришёл вроде бы нормальный человек в некое место в большом городе и не нашёл ничего лучшего, как попросить поддержки у останков другого, давно ушедшего и, естественно, незнакомого человека. Невероятная фантазия и непрактичность! Сюжет чем-то напоминал сказочный: действующее лицо совершает необъяснимые здравым смыслом действия, нереальные по своей сути, и всё же получает нужный результат. Сказка?! Она!

Свои циничные размышления я держала при себе. Вряд ли они были сейчас уместны. Как и для всего остального, для поддержания цинизма нужны были похожие сочетания. А таковых не имелось. Лица двух подружек, одной говорившей, другой слушавшей, едва заметно светились вдохновением и проникновением от повествования. И как бациллой, заражали и меня.

В конце этой полусказочной встречи, уже собираясь прощаться, Алёнка всплеснула руками:

– Ой! Чуть не забыла! Я же книжечку про Матрону купила, специально для тебя! Вот, возьми… – и она достала из своей сумки небольшого формата издание в мягкой обложке.

Книжечки я, несомненно, уважаю. И читать люблю, да и вообще. Информация, изложенная на бумаге разнородными буковками, доходит до моего мозга и глубже, и спокойнее. Книга даёт необходимое время для осознания и размышления, и усваивается изложенное полегче. А от услышанного иногда ум за разум заходит, и неизвестно, что с этим делать.

После ухода нашей гостьи я намеревалась прочесть подарок. Что бы моя логика ни говорила, внутри, от Алёнкиного рассказа, образовался сумбур, хотя и с приличными чувствами, но всё равно требовавший разъяснения. Можно было, конечно, все её невероятные похождения объяснить просто рядом случайных и счастливых совпадений, но слишком уж длинен был бы этот ряд и совершенно не логичен.

Освободившись от своих дел, я направилась за подаренной книжкой. На положенном месте её не было. Заглянула к Наташке, так и есть! Книжка была занятой. Предприняла слабую попытку:

– Дай я почитаю, тебе-то зачем?

– Сегодня моя очередь. У тебя своих куча, вот и читай…

Она уже погрузилась в текст, и по её тону я поняла, что спорить бессмысленно. Ну и ладно! Разъяснение отложим…

Вернувшийся на другое утро Жорж первым делом поинтересовался:

– Ну и что? Кто приходил? Что делали?

Его нескрываемый энтузиазм меня не впечатлил. Ну, приходил, вернее, приходила. Алёнка приходила. Но представить себе Алёнку в роли изменителя нашей жизни, это, пардон, фантазии сумасшедшего.

Я пожала плечами:

– Да подружка приходила, чай пили, болтали… – Передавать содержание нашей беседы не хотелось; ведь она, эта беседа, мало что могла изменить.

– Подру-у-ужка! – протяжно-задумчиво произнёс Жора. – Ага, ага, ну и хорошо…

В таком же задумчивом состоянии он скрылся в ванной, без излишних комментариев. Я про себя отметила, что да, и у Жоржа бывают определённые промахи. Предсказал, что кто-то придёт, и что всё изменится, а оно вон как! Ну прийти-то пришла, а что до изменений, так тут не срослось. Бывает…

Наташка проснулась неприлично поздно. Глубоко за полдень. Вышла, протянула мне зеленоватую книжицу.

– Держи. Всю ночь читала, пока до конца не дочитала. Прочтёшь, потом поговорим. Мысль у меня одна возникла…

– Угу… мысль, это хорошо.

К вечеру, устроившись с этой книжкой в руках, я приступила к предполагаемому разъяснению. Незаметно для себя, повторила Наташкин пример: читала до утра и до конца. Разъяснение получено не было. Жизнеописание женщины по имени Матрона было похоже на сказку, подавляющей частью – на страшную сказку. Погружаясь в него, логику пришлось за ненадобностью отбросить. Читать умом повествования о святых – дело как минимум неестественное…

Мне впервые довелось прикоснуться к этому жанру – жизнеописанию дел и чудес тех, кто мало походил на основную человеческую массу. Это самое отличие породило в моём сердце множество различных чувств и переживаний, опять же, совершенно доселе мне известных. Мир, знакомый мне с детства, неприметно расширился, усложнился и снова задал целый ворох вопросов, получить ответы на которые не было никакой возможности. По крайней мере, теперь…

Не совсем ясно, но я смутно догадывалась, какие примерно мысли могли возникнуть у Наташки по прочтении этой книжки. Ощущение меня не подвело. Вечером, прогуливаясь, мы сошлись на совершенно непрактичной идее – съездить в Москву, в этот самый монастырь, к Матроне. Вроде и люди мы не так уж и православные, вроде и непонятно зачем, собственно; к тому же, как и обычно, денег нет, но почему-то захотелось. Я, мало осознавая принятое решение, сама себе буйно нафантазировала: вдруг в этой поездке что-нибудь произойдёт, кто-нибудь повстречается, жизнь-таки изменится. Фантазии ведь не занимать…

Всё как-то быстро и аккуратно сложилось: и деньги нашлись, и знакомые в Москве, готовые приютить нас на пару-тройку деньков. Конечно, не без помощи крёстной. Вернее, только благодаря её помощи.

Собрались быстро. Купили билеты, достали одежду потеплее. На дворе стояла поздняя осень, но наш климат позволял и в это время щеголять в легких плащах и открытых туфлях. А в столице, как извещал «Гидрометцентр», уже лежал снег и вовсю потрескивали морозы. Делать нечего, одели, что есть из самого тёплого.

С одеждой всё равно не угадали. Едва вышли на московский перрон, аж дыхание свело. Мороз стоял градусов под двадцать, и для наших теплолюбивых тел казался арктическим и неприемлемым для жизни. В голове крутилась лишь одна мысль: «И чего нас понесло в такую погоду! Замёрзнем же, как пить дать, замёрзнем!» Ноги в осенних сапогах моментально свернуло в корявую загогулину, руки одеревенели, а демисезонное пальто вызывало ощущение прислонённой к телу фанеры. За всеми этими холодными ощущениями цель визита уже не вызывала такого же энтузиазма, как вначале.

Пока добрались до своего пристанища, задубели окончательно, и внутри у себя я ощущала нарастающие приливы паники. Холод подействовал удручающе, шумящий непрерывно город оглушал и придавливал своей мощью, толпы людей, снующих кто куда вызывали одно желание – бежать домой. Хоть пешком, но бежать. Еле-еле смогла подавить в себе внутреннюю истерику. Помогло понимание, что я здесь ненадолго, обратные билеты уже куплены, нужно чуточку потерпеть и, вообще, нельзя так откровенно малодушничать перед другими.

На следующий день настроились и отправились искать нужный монастырь. Часа два провели в различных видах общественного транспорта, но, наконец, добрались. При входе в массивные монастырские ворота у меня в окоченевшей головушке вертелась лишь одна мысль – как бы согреться. Увидев стоящую на улице длиннющую очередь еле-еле двигающихся людей, у меня всё замерло.

– Ира сказала, нужно подойти сначала к иконе, а потом к мощам, – тихо прошептала Наташка и устремилась к хвосту этой бесконечной человеческой змеи.

«Всё! Мне точно хана!»

Я покорно потащилась вслед за ней, ни о чём уже не помышляя…

Провести более четырех часов на двадцатиградусном морозе в демисезонной одежде – ещё то удовольствие. До сих пор не понимаю, как мы не околели. Но удивление вызывал тот факт, что как только мы пристроились к веренице людей, пришедших со своими надеждами и горестями к Матроне, как к последней инстанции, внутренний озноб прошёл, сменился едва ощутимым теплом, которое, к слову сказать, и не дало нам окончательно превратиться в большие сосульки. Холод никуда не делся, просто перестал так болезненно восприниматься телом и прекратил оказывать своё цепенеющее действие на мозг. Без преувеличения можно было сказать, что провели мы эти часы со своеобразным комфортом…

Спустя пару дней мы уже сидели в вагоне поезда, резво мчащегося домой, в тепло и относительную тишину. Глядя на проносящиеся зимние виды нашей бескрайней родины, я тихонько радовалась. Слава Тебе, Господи, отполомничались! Ходок по святым местам из меня ещё тот! Поехала, намёрзлась и уехала. Очень интересное времяпрепровождение.

Подтрунивая над собой на разные лады, я тем не менее была довольна. Я много успела в своей жизни напутешествоваться, но редко когда с такой нескрываемой радостью возвращалась в родные края. Даже несмотря на то, что дома ожидал ворох нерешённых проблем и куча долгов. Данная поездка в столицу не на шутку меня взбодрила; холод, шум, гам и бешенный ритм этого мегаполиса всколыхнули все мои нервные клеточки, от пяток до макушки, перетрясли все мои застоявшиеся эмоции и основательно проветрили. Почему-то поселилась уверенность, что обязательно что-нибудь случится, и надоевшие уже до оскомины одни и те же проблемы начнут решаться. Казалось, давно покинувшее меня воодушевление, передумало и возвратилось.

Почти сутки я нежилась в малокомфортных условиях русского плацкарта. Главное, было тепло. Остальное мелочи. Занятая своими мыслями и ощущениями, я мало обращала внимания на Наташку. Было, конечно, заметно, что её это путешествие погрузило в некую задумчивость и глубокие размышления, но о чём она думает, было непонятно. А углубляться и не хотелось.

Утром поезд прибывал в конечный пункт назначения. Собрав и приготовив свой компактный багаж, мы сидели, уставившись в окно. Ещё минут двадцать, и мы вдохнём тёплый осенний воздух, а ощущения от морозной столицы полностью останутся позади и перейдут в стадию ненавязчивых воспоминаний.

– Ты знаешь, а мне Москва понравилась… Такой ритм, движение… что-то колоссальное… – нарушив постукивающую тишину, произнесла задумчиво Наташка. Мягко сказать, удивила.

– А-а-а… ну-у-у…