Луна в проводах

Завуч вскочил. Сунулся к окну. Нервно постучал по стеклу пальцами:

– Знал же, что этим кончится. Надо было настоять!.. В приказном порядке перевести Князева в десятый «А»!

– А может, учительницу-двоечницу перевести в другой класс, – осторожно подал голос скромно пристроившийся у дверей Павел Викентьевич.

Завуч развернулся резко. Психолог продолжил уже смелее:

– Режет медалистов. Нашу, образно говоря, золотую молодёжь.

– А вы по какому вопросу, собственно?

С лёгкой обидой психолог пожал плечами:

– Николай Иванович просил меня его сопровождать. Поддержать, так сказать, старшего товарища…

– Да, да, – торопливо прервал его излияния обэжист. – Павел Викентьевич на прошлой неделе у моих оболтусов беседу проводил. Ну и в о т…

– Очень интересный класс, – авторитетно заметил Павел Викентьевич. – Интересный и перспективный. Я с ними немного поработал, и ребят жалко стало.

– Вы их ещё плохо знаете, – отрезал завуч. – А нам они всю плешь проели. Ладно. Тут не до болтологии. Что делать будем? Сильно они сцепились?

Дядя Коля вопросительно уставился на психолога. Тот вместо ответа тяжело вздохнул.

– Поня-ятно… – протянул завуч. Отложил в сторону какую-то бумагу. Отбросил ручку. Захлопнул ноутбук. – Предложения?

Дядя Коля с мукой в лице выдавил:

– Мне с Мариной Владимировной поговорить?

– Попробуйте.

Совсем поникший обэжист вышел из кабинета.

– Вот с таким контингентом работаем, – завуч коротко, зло кивнул на дверь. – Задыхаемся без молодёжи.

Он сам был далеко не молод, но бьющая в нём энергия заставляла не замечать седые виски. Завуч вообще как-то сумел себя поставить. В школюге он получил необидное прозвище – Юрвас. Многие, без дураков, его уважали.

Павел Викентьевич вздохнул повторно – глубже, тяжелее. Он-то был не фальшиво молод: и внешне, и внутренне. То есть он так думал.

– Что поделаешь! И их понять надо! У пожилых двойной багаж за спиной – в школе по-старому учились и сами в том же духе поработать успели. Обросли ракушками! Вот Марина Владимировна! Я вам скажу, очень даже неплохой специалист. И в тех классах, где она ведёт с пятого класса, её даже любят.

Павел Викентьевич уважительно к мнению завуча, но в то же время недоверчиво покачал головой.

– Это так, – оборвал его осторожное качание Юрвас властным движением руки. – Вы у нас человек новый… А тут всем известно. Они сызмальства привыкают к её требованиям и живут, я вам скажу, душа в душу. Дети за неё всеми руками. И она за них – горой. Но вот когда замещает в чужих классах – сплошные эксцессы. Не умеет или не хочет найти общего языка с теми, кто иначе работать привык.

– Правильная Леди, – усмехнулся психолог. – Или всё-таки неправильная?

– А кто его знает! – Завуч отказался обсуждать изъяны «устаревшей модели». Заговорил о другом: – Вот сегодня много спорят о том, должна ли школа выполнять воспитательную функцию. Кое-кто говорит: наше дело только уроки вести! А? Как, по-вашему?

В глазах замотанного человека Павел Викентьевич выловил что-то похожее на просьбу поддержать его в крамольных мыслях. Но он не поддался слабости. Ответил уже в полную силу, решительно:

– Я думаю, нам рано выпускать детей из своих рук. Родители сегодня, может, как никогда прежде, оставили их без поддержки и догляда. Многие на двух-трёх работах крутятся. Вечером отдохнуть хочется. Понятно, не с детьми. Ребёнок – это тоже большая и трудная работа. Оттягиваются с другом Интернетом. А с кем же останутся наши дети? Не со Львом Толстым же, в самом деле?

Юрвас опустил глаза в бумаги:

– Похвально. Весьма похвально.

Но в голосе его не слышалось похвалы.

10-й «Б» томился ожиданием. Сперва они топтались у кабинета Юрваса. Жадно ловили обрывки важного разговора. Однако оттуда их спровадила завуч по внеклассной работе. Потом они ютились в кабинете ОБЖ. Но оттуда их вымела хмурая техничка. Теперь сгрудились под каштаном, ожидая, что вот-вот из дверей школы покажется торжествующий Паша-Наполеон. Но он всё не показывался. Малыши воробьями прыгали в рыхловатый снег. Почти тут же ныряли в уютненькие «гнёздышки» поджидавших их машин и уносились к заранее приготовленным кормушкам. Солидно проходили ничем серьёзным не озабоченные старшеклассники. Иногда кто-нибудь бросал 10-му «Б»: «Ждёте кого?», «С кем разборки?»… Ник привычно отшучивался. Вечно весёлый мальчик Ник. Их штатный классный клоун.

Макс с белым как снег лицом что-то упрямо искал в смартфоне. «Не хочет смотреть на нас, – с внутренней радостью отметил Гека. – Всё-таки его хорошо скрутило». Со своего идола не сводила влажных глаз жалкая Компьютерная Мышь. Она смешно пританцовывала на месте – мёрзла в нелепом куцем пальтишке и коротких дешёвых ботиночках. Гека покрутил головой: если бы его самого ело глазами на виду у всех такое ничтожество, он бы эту дуру убил. А Макс просто как бы не замечал мышиного обожания. Герой! Нет. Теперь он супергерой.

К груди отчаянно мёрзнущая Мышь преданно прижимала белые листочки, вручённые ей психологом.

– Ну-ка, покажи, что там, – протянул к ней настырную руку Ник.

– Зачем? Оставь! – попыталась увернуться Мышь.

Но Ник уже ухватил листы.

– Порвёшь!

– Тогда отпусти. Я только гляну. О! Ребя! Анкетка «Адаптация на средней ступени пятиклассников». Вопросы – зашибись! И первый номер нашей программы!. Попрошу внимания! Не шумите! Вы не на уроке физики. Итак, первый вопрос: «С каким чувством ты идёшь в школу?»

– С отвращением! – содрогнулся Дэн. То ли от холода, то ли, правда, его так от школюги мутило.

– Почему? – возразил Мишаня. – Иногда бывает прикольно.

– Ну а наши птенчики, пятиклашечки?. Глянь, что пишет мальчишечка: «Мне нравится ходить в школ у».

– Ха! Как моя бабка говорит: «Идивотик!» – незлобно рассмеялся Мишаня.

– Почему прям так сразу! Может, он просто оптимист, – заметил Егор.

– Узнать бы, кто этот оптимист. Встретить в тёмном углу да накостылять. – Большие красные кулаки Дэна стукнулись друг о друга.

– Розовые очочки сбить, – хмыкнул Водкин.

– Угу. Гляди, чего другой выделывает: «Мне нравятся уроки. Особенно история». Ну ты подумай! История ему нравится! Что может быть скучней истории?

– Литера… – вздохнула Смирнова.

– Литера вне конкурса, – коротко улыбнулась Линда.

– Продолжаем нашу исповедальную беседу со школьным батюшкой – отцом Павлом. «Не испытываешь ли ты чувства дискомфорта, в скобочках – страха, тревоги, идя на какой-либо урок?»

– Да мне всё по фигу! – захохотал Дэн.