Валька, хватит плодить нищету!

– Главным бухгалтером санатория!

– Вай, вай, вай! – залепетала Римма Рашидовна и сложила руки на груди, дальше была непереводимая речь, видимо, узбекская.

Свекровь без акцента говорила на русском, о её корнях напоминало только имя, а так, обычная русская женщина, вполне ухоженная для своего возраста, в ситцевом платке, в шерстяной юбке по щиколотку, в обычной хлопковой рубашке. Сухонькой или худой её назвать нельзя, стройна для своего возраста, скромна и чрезмерно впечатлительна. Галя для неё была кем-то вроде большого начальника, рядом с ней даже находиться как-то неловко, хотя она очень гордилась невесткой.

А вот свёкор худой, полностью седой мужчина, любитель покурить папиросы, напротив, чувствовал себя просто, держался естественно, о многом расспрашивал сына, в основном, о строительстве, соседях, зарплате. Заметил нездоровый взгляд у сына.

– У тебя всё нормально со здоровьем? Мешки под глазами, брюзглый…

– Не обращай внимания, батя, в отпуске давно не был. В последний раз как к вам приезжал, и всё.

– Ты бы пожалел себя, тебе ещё сына на ноги ставить.

Борис только одобрительно кивал, ну не выглядел он счастливым при всём достатке, хоть убей.

Так и сказал Ефим Андреевич жене, она полночи восхищалась невесткой и домом, долго заснуть не могла, слова мужа всерьёз не приняла. Зачем прислушиваться к предчувствиям и подозрениям, когда всё и так видно. Внук, воспитанный и образованный, в институт собирается поступать, знает немецкий и французский, разве это не заслуга Галины? Борису-то, скорее всего, некогда сыном заниматься.

Рано поутру ушли все на электричку, навьюченные рюкзаками, чемоданами с припасами и одеждой для детей. Бабушка с дедушкой знали, что у Вали пятая девочка родилась, полгода назад, сразу после рождения Гали, Виктор отбил телеграмму в Ташкент. Бабушку это, скорее, огорчило, после письма Галины Римма Рашидовна представляла себе дочь, живущей чуть ли не в землянке, детей, своих внуков, спящих на настилах и тряпках, вместо кроватей, худых, измождённых, страшные картины рисовала себе Римма Рашидовна.

Ничего, что Валя присылала ей два раза фотокарточки: одну с пухлым Володей на руках, а вторую с Танечкой на новогоднем утреннике в первом классе, в марлевом платье-снежинке.

Быстро доехали, но долго шли по насыпи родственники, Римма Рашидовна всю дорогу причитала, куда же занесло дочку… Борис и Толик шли спокойно, привычные. Сын по дороге рассказывал отцу, как они вместе с зятем пристройку соорудили им во дворе, баню поправили. Толик хвалился, как крольчатники с дядей Витей делал, как косили траву, ходили с ними на холм. Таким разговорчивым оказался внук, не то, что дома, где за него всё время отвечала мама.

Наконец пришли. Валя располневшая, в лучшем своём платье, видно, ждала родителей, знала, что приехать должны со дня на день. Ревела от радости, так соскучилась она по родным, мама подумала, что дочь плачет от безысходности.

Угловой двор, дорожка от калитки до дома просыпана белым речным камнем, клумбы с кустарниками малины и смородины, Галя передавала саженцы, крепкий штакетник по периметру, две дощатые постройки в конце, и сарай с двумя дверями. Всё побелено, видно, недавно, чисто, ухожено, не так облагорожено, как у Бориса во дворе, никаких беседок, плетущегося винограда, но хорошо. Скромное крылечко в две ступени, кухня-прихожая, немногим больше, чем в новой квартире у родителей. Везде порядок, пахнет свежестью, соседская детвора повисла на заборе, глядя на гостей в доме тёти Вали и дяди Вити.

Дома только Валентина и Галочка. В двух проходных, но весьма просторных комнатах, стояли кровати, у той, что пошире, рядом детская кроватка, старая, лак на ней уже давно стёрся до деревяшек, Галочка мирно спала в кроватке.

– Это наша комната, здесь мы спим, – указала Валя на кровать, потом обернулась и показала на постель с высокими железными спинками, с облупившейся краской, аккуратно заправленную покрывалом, когда-то она забрала его из родительского дома, – тут Миша с Володей.

– Там, – бесшумно скользнула она в другую комнату, раздвинув занавески на дверях, – тут Танюша, здесь Гена. Это приёмник, Вите на работе кто-то отдал. Шифоньер! Мама, посмотри какой! Это Галя похлопотала, достала через свой Профсоюз.

Так уютно везде, приятно. Коврики детские, плюшевые висят на стенах у постелей, дорожки на полу выметены, салфеточки на тумбочке и этажерке накрахмалены, самодельная полка для учебников и книг висит на стене, небольшой стол за Танюшкиной кроватью.

– Здесь дети уроки учат, по очереди, – отчитывалась Валя. Потом просто кинулась на шею маме, как же она соскучилась, как же рада их видеть.

Ничего страшного не увидели родители, особенно отец. Конечно, на фоне Галины и Бориса бедно живут Виктор и Валентина, но зато складно, всем места хватало. Дети в яслях и в саду, старшие в школе, муж на работе. Соседи шумные, Томка как раз орала матом за стенкой на своих оболтусов.

Быстро разобрали мать с дочерью все узлы и сумки с гостинцами, не было слов у Валентины, чтобы выразить всю благодарность, она то и дело плакала, обнимала маму, папу, рассказывала о детях, показывала грамоты из школы. Но у Риммы Рашидовны душа была не на месте, вроде как не договаривает чего дочка.

Всех накормила Валентина обедом, мужики на двор пошли, быстро нашли себе работу. Ефим Андреевич сразу заметил покосившуюся дверь в бане. Скоро Гена пришёл из школы, всё, как описывала Галя, одежда на нём старая заношенная, брюки короткие, порванные, но счастливый ребёнок с синяком под глазом, сегодня подрался в школе, из-за чего вызвали маму. Валентине стало неловко за проделки старшего, а он уже делился впечатлениями с Толиком, подробно рассказывая, скольким пацанам он надавал.

Пожалуй, только это немного омрачило общую семейную картину, а в целом, и маме, и отцу здесь было гораздо спокойнее и приятнее находиться, чем в большом доме у Гали.

Танюша довела до слёз бабушку, такая большая, она ведь помнила её маленькой девочкой, а тут школьница, мамина помощница, так лихо она управлялась с сестрёнкой Галей, пока бабушка и мама готовили ужин. Сегодня будет праздничный ужин!

Валя попросила у соседей два стола, их не вместил бы всех. Столы поставили во дворе, соседей тоже позвали, хорошо хоть Светкиного мужа не было дома, впрочем, она тоже не пришла.

Виктор пришёл к сумеркам с двумя младшими, сегодня он забирал их из садика. Быстро переоделся и забил двух кроликов, Тома принесла к столу маринованных огурчиков и селёдки, Лида – смачный кусок сала, Валя с мамой выносили один за другим блюда на стол, винегрет, отварной картофель, пирог с капустой, котлеты, крольчатина свежая уже на подходе, такие запахи разносились по двору. Иногда перебивал вкусные ароматы едкий запах Томкиных духов, и Валя начинала чихать. Вокруг стола шумно, дети носятся туда-сюда, даже большой Толик бегал вместе со всеми, играл.

Так быстро и дружно собрались всем двором, познакомились и подружились. Прохладно уже вечером, но все оделись, маленькая Галя сладко спала на свежем воздухе, укутанная в одеяла, не замечая шума. До последней электрички время есть, поэтому мужики спокойно распечатали бутылочку. Хотя Валя была категорически против, всё время подмигивала мужу, указывая на Бориса, но на неё никто не обращал внимания. Римма Рашидовна переживала только о том, что Галина сейчас не здесь.

– Не пе-е-е-ереживай, – оскалился Борис, уже хорошенький, – у неё долж-ж-жность… – не чокаясь, не дожидаясь других, выпил, закусывать не стал.

Вскоре он охмелел, совсем поник, последней электрички ждать не стали, Виктор проводил Бориса и Анатолия на девятичасовую, родители остались у дочери сегодня. На полу спала детвора, а бабушке с дедушкой постелили на кровати. Только к отъезду домой они приехали и остались с ночёвкой в доме у старшего сына. В просторном, современном доме хоть и тепло, всё есть, внук воспитанный и образованный, но из каждого угла веяло холодком, уютом и домашней едой не пахло.

В последний вечер Борис не сдержался, домой пришёл пьяный, еле языком ворочал, бред какой-то нёс о детях, о том, что он не мужик, и жена его презирает.

Уехали родители, оба молчали в поезде до вечера. Жалко Валентину, особенно матери, внучат жалко, малыши, но помогают как взрослые, за Танюшкой и Геной тянутся, детства почти не видят, на учёбу ни времени, ни места не хватает. Но как-то естественнее и улыбчивее они выглядят, чем Толик у себя дома. Порадовало родителей то, что дети в очереди на жильё стоят, даже показали им строящиеся двухэтажки рядом со станцией – хорошее место, всё рядом. Понравилось Ефиму Андреевичу у зятя и у сына, обещали чаще приезжать.

О сыне больше переживала Римма Рашидовна, о старшем.

Глава 10.

– Я не хочу в Политех, – неуверенно произнёс Анатолий, – и в Железнодорожный не хочу. Я хочу в Астрахань…

– Куда ты хочешь? – подбоченилась Галина и уставилась на сына. – Мы с отцом столько вложили в тебя, старались! Я лично жизнь свою положила, чтобы ты стал достойным человеком нашего Советского общества.

– Разве я не могу быть достойным человеком, став строителем, или…

– Никаких или! Толя, что ты удумал? Мы много лет планировали Политех.

– Ты планировала, мама, я не буду поступать. Теперь никуда, – встал из-за стола Толик, он знал, маму не переубедить, поэтому готов хоть сейчас сбежать из дома. Надоело! Говорит, говорит, просит маму, а она его не слышит.

– Ты куда?

– Подальше отсюда! – стукнул по двери кулаком сын и вышел из кухни.

– Опять к родственникам собрался? Не пущу! – закричала Галя и кинулась вдогонку, но калитка во дворе уже хлопнула, её крика никто не услышал, хотя…

– Что ты орёшь? – заглянул в прохладу кухни Борис.

– Ничего, – опустилась на стул Галя и расплакалась, – что вам там мёдом намазано? Нищета беспросветная, только и умеют, что плодиться и размножаться, а я…

– Любить они умеют и слушать. – Борис вошёл, оставив позади треск бамбуковых занавесей на двери. – Что ты к нему прицепилась с этим университетом? Не хочет он здесь учиться, тянет его подальше от нас… Пойми и прими его. В нашей стране столько возможностей, а ты хочешь привязать его к ноге.

– В нашей стране не подмажешь – не поедешь, и ты прекрасно об этом знаешь! – вытирала слёзы Галя, – сколько лет бьюсь за своё! За заслуженную по праву должность, и что? Сначала была чья-то жена, безмозглая неумёха, теперь дочка нашего замглавы… Надоело! Ты знаешь, здесь я для него больше смогу сделать, большего дать. Дом этот, – ткнула она пальцем в мужа, будто обвинить в чём-то хотела, – дом! Для кого мы строили?! Для кого я старалась?

– Не знаю, – пожал плечами Борис и откинулся на стуле.

Он не пил несколько дней, на работе проверка за проверкой, нельзя. Работу ему терять тоже никак нельзя, в их семье каждый сам за себя. Жить, есть и пить ему надо было на свою зарплату, до пенсии ещё, ой, как далеко.

– Что ты можешь знать?! – скривилась Галя, – тебя только водка интересует. Поговори с ним, умоляю! – положила она руки на стол, словно протягивала их мужу.

– Говорил. У него свои мысли по этому поводу. Знаешь, как он хорошо о тебе думает, как благодарен тебе за твои старания? Ты сама не понимаешь, какого человека вырастила, так не ломай ему жизнь, не стой на пути, пусть выберет сам или…

– Да что вы заладили: «или», «или»? Будто я и впрямь зла желаю единственному ребёнку. Много ты понимаешь?! Я знаю, что надо делать! – просияла Галя.