Попивая чай и разговаривая о погоде и о том, скоро ли наступит долгожданная весна, Ольга с нетерпением ждала, когда же гость перейдет к той «важной миссии», о которой он написал в своей записке. Наконец, момент пришел.
– Уважаемая Ольга Филимоновна, – торжественно начал Беклемишев. – Зная, что живете Вы одна, я не имею возможности обратиться к Вашим родителям, а посему вынужден меня простить за прямой к Вам разговор. Нижайше прошу Вас, выслушайте мою просьбу, и дайте свой ответ тогда, когда сочтете для себя наиболее удобным. Нисколько Вас не тороплю и не настаиваю на немедленном принятии решения, только прошу быть милостивой ко мне и не отвечать мгновенным отказом.
Страстно воздерживаясь от желания поерзать от нетерпения на кресле, как маленькая девочка, женщина взяла себя в руки, и медленно кивнула.
– Слушаю Вас внимательно, Илья Андреевич.
Тот покосился на дверь в соседнюю комнату, чуть приоткрытую, в щели которой яростно сверкал любопытный глаз, Советник неловко откашлялся и перешел к делу:
– Я милостивейше прошу Вашего согласия составить мое счастье и стать моей женой.
Повисла пауза, нарушаемая шумным Нюркиным сопением из- за полуоткрытой двери. Тикали часы, отсчитывая секунды неизвестности. Наконец, Ольга встрепенулась, подняла в голову и посмотрела в глаза своему гостю. Он глядел на нее пристально, видно было, что волновался, хотя и старался это срыть. Поколебавшись, Ольга спросила:
– Что же стало причиной такого предложения с Вашей стороны, уважаемый Илья Андреевич?
Она понимала, что этим вопросом невольно дает ему экзамен, ибо она- то четко знала, какой ответ ей нужен, а вот знает ли об этом он? Ведь он уже не молод, и если руководствуется он в своем выборе чисто практическими соображениями, то не бывать им вместе. Поэтому, когда он встал, подошел к ней и опустился на одно колено, нежно взяв за руку и прижав к своей груди, Ольга не поверила себе, почувствовав ладонью, как сильно и часто бьется его сердце под элегантным сюртуком.
– Чувствуете?
В его голосе появились новые, чувственные нотки, которые вогнали ее в краску и заставили дышать быстро и заполошенно. Она медленно кивнула, боясь поднять голову и потерять ее от одного его взгляда. Его присутствие рядом, горячие большие руки, обхватывающие ее нежные запястья, низкий голос, вся его стать наводили на нее трепет. Она уже знала свой ответ, но все равно ждала тех слов, которые он не мог не произнести. И он оправдал ее ожидания:
– Я люблю Вас.
После чего приблизил к ней свое лицо, взял ее нежно за подбородок и поцеловал в губы. Это было довольно смело и неожиданно, но Ольга тут же ему все простила, ощутив сладость этих губ. Стосковавшись по мужской ласке, она готова была немедленно броситься в его объятия, и только бешеным усилием воли сдержала себя и готовый вырваться наружу стон. Хотя стон все- таки раздался. Это Нюрка успела испустить крик раненого китенка перед тем, как благополучно грохнуться в обморок.
Стук грузно рухнувшего тела разрядил накаленную страстью обстановку, и они оба от души рассмеялись. Ольга отослала нежным жестом мужчину на свое место напротив нее, и решительно произнесла:
– Если Вы простите мне мою прямоту, Илья Андреевич, то я готова дать Вам ответ сейчас, не муча Вас и себя бесплодным ожиданием.
Он напрягся, подобравшись, черты лица его заострились, рука непроизвольно крепко обхватила тонкую фарфоровую чашку.
– Я согласна выйти за Вас замуж.
Чашка с хрустом раскололась, горячий чай полился на брюки, на ковер, залил стол. Но они не обращали на это внимание, глядя друг другу в глаза и дополняя мысленным диалогом все то, что пока не было сказано между ними вслух.
– Тогда, если Вы не возражаете, я покину Вас, ибо мне нужно привести в порядок свои чувства, и вернуть мысли, от радости полностью меня покинувшие, а завтра в это же время, я снова буду у Ваших ног, и мы определим детали.
– Конечно. Как Вам будет угодно. Прощайте.
Они встали, Ольга протянула ему руку для поцелуя, которую тот проигнорировал, притянув ее к себе и легко поцеловав в пунцовую щеку.
– А Вам, я думаю, надо тоже спешить и привести в себя невольного свидетеля нашего сговора, пока еще не слишком поздно.
И с улыбкой он удалился. «Как же, невольного», сердито подумала Ольга. Попробуй- ка, скрой от нее что- нибудь. С трудом распахнув дверь, она ткнула Нюрку ногой в бок.
– Вставай, дурында.
Та не шевелилась. Тогда барышня взяла вазу, которая стояла на подставке у двери, вытащила из нее цветы и окатила лежащее тело водой. Отфыркиваясь и отплевываясь, девка села, упираясь руками в пол, озадаченно вертя головой по сторонам.
– По тебе не скажешь, что у тебя малокровие. Какого лешего ты все время в обморок валишься?
– Эт- то от чуйств, барышня, – заикаясь, промолвила та.
– Я тебе покажу, чувствительная ты моя, как под дверьми подслушивать да подглядывать. Меньше будешь знать, крепче будешь спать.
– Больше не буду, вот честное слово, не буду, Христом- Богом клянусь…
– Ладно, хватит тебе, вставай давай, иди умойся, да дай мне еще чаю, а то мне ничего в рот не лезло, от переживаний.
– А Вы, барышня, того, что ему отвечали- то?
В глазах Нюрки застыла такая неуправляемая жажда знаний, что Ольга снова расхохоталась.
– А ты как думешь? – Она решила ее помучить.
– Ох, не знаю, мужчина он видный, опять же – не бедный, да и любит Вас, прям страсть! Согласились?
Столько надежды было в ее голосе, что Ольга не могла ее разочаровать:
– Да согласилась, согласилась, успокойся.
При этих словах Нюрка подскочила, схватила барышню в охапку и закружила по комнате, уронив на пол пару светильников, к счастью, с незажженными свечами.
– Да угомонись ты, окаянная! Остановись, я кому сказала?
В эту минуту раздался звонок в дверь. Парочка замерла, Ольга с трудом выбралась из медвежьих объятий.
– Что застыла, поди открой, да посмотри, кто там.
Нюрка поспешила к двери, на ходу вытирая рукавом мокрое лицо. Ольга отошла к окну, перевела дух. Через пару минут вернулась служанка, неловко переминаясь с ноги на ногу, сопела носом и молчала.
– Ну что стоишь, как пень? Кого на ночь глядя принесло?
– Граф Демидов пожаловал, Василий Демидович.
10.
От необычности видения, от неожиданности, я сидела слегка оглоушенная. Потом моя рука непроизвольно потянулась к бокалу с красным вином, заботливо налитому для меня Дашкой. Залпом, тремя огромными глотками осушила я сосуд, выдохнула, потянула носом воздух и схватила первое, что мне попалось под руку. Положила в рот, потом повернулась к подруге, которая наблюдала за мной с отвисшей челюстью, не забывая, однако, снова и снова наполнять мой стакан. Я хотела извиниться, что выпила без тоста, когда из глаз моих брызнули слезы, а язык вывалился наружу от нестерпимого жжения.
Дашка услужливо протянула мне бокал. Я долго полоскала рот вином, потом водой, потом еще чем- то, не помню уже чем. Мне стало неловко от того, что все внимание было приковано к моей персоне, но ничего не могла поделать. Я съела острый маринованный перчик, которым был украшен молочный поросенок, по иронии судьбы приготовившийся окончить свои дни на блюде рядом с моим местом.
В результате всего этого переполоха я отвлеклась от странной женщины, но в мой организм, к сожалению, попало гораздо больше алкоголя, чем он рассчитывал. Поэтому, когда начались тосты, я стала подскакивать после каждого, и задорно махать вилкой, провозглашая:
– Да здравствует Дашка, самая лучшая Дашка в мире! Уррррррааааааа!
Поначалу мой энтузиазм вызывал легкий шок, который перешел в такое же легкое недоумение, потом – понимание, и в конце концов вызывал шквал бурных аплодисментов и нестройный хор голосов подхватывал мое уже неуверенное «Ура!».
Надо вам сказать, что того человека, ради которого я всю ночь растила ногти, здесь не было. В середине вечера, немного придя в себя, я наклонилась к подруге, поставила на место опрокинутую по дороге к ее уху стопку, и спросила: