Башня из слоновой кости

Нет. В это я поверю, лишь увидев ее могилу.

А пока…

Если понадобится, я всю жизнь буду искать ее, искать, пока не найду…

Тогда я впервые за этот день заплакала, но это была слабость, и она длилась недолго.

Ком путаных мыслей теснился в моей голове, и противоречивые желания раздирали мое сердце. То безудержная радость охватывала меня, то черный гнев, то мне казалось, что я должна увидеть отца и тут же исчезнуть из Кайны и ее судьбы, то, что всю себя я должна отдать только одной цели – мести…

Я удивляюсь, как я не сошла с ума в ту долгую бессонную ночь. Но видимо, кровь Эйникенских сестер и кровь правителя Кайны была достаточно сильна, чтобы вынести и не такое.

Странный цветок взошел в ту ночь в моей душе, его бутон имел тигровый окрас, и листья его были в трауре, и имя цветку было – ненависть.

Гнев то накрывал меня с головой, то вновь сходил, то я задумывалась о том, как моя мать могла украсть любовь у своей сестры, то проклинала эту сестру, то вдруг моя мысль возвращалась к отцу и далее – к моим сводным братьям и сестрам… Любить мне их или ненавидеть, спрашивала я себя, и когда здравый смысл возвращался ко мне, горько отвечала: как бы ты к ним ни относилась, вряд ли они даже узнают о твоем существовании, Кора.

Вряд ли, Корделия, незаконная и нежданная дочь!

К утру я приняла решение: я должна была ехать немедля, скажем, через день. Даже в том сумасшедшем состоянии, в котором я находилась, я понимала, что потребуется время, чтобы собрать вещи и попрощаться с домом… и все же мне так хотелось ехать быстрее, как можно быстрее!

Но как только я решила это, тут же и уснула, усталая и измученная.

И женщина с моим лицом и руками, как лилии, не приходила во сне утирать мои слезы и баюкать мою печаль.

Она вообще уже давно, около полугода, не приходила ко мне. И моя тоска и нежность едва ли могли это изменить.

…Когда наутро я объявила о своем намерении, меня даже не очень и отговаривали. Видимо, и Герта, и Берос чувствовали, что эти уговоры были бы тщетны. Я сама собрала свои чемоданы – одежда и несколько старых любимых книг… У меня было несколько красивых платьев, но едва ли хоть одно, достойное дочери правителя Кайны.

Впрочем, это мало меня огорчало.

Я боялась, что Берос был прав, когда говорил, что передал мне слишком мало. Искусство являлось сильной стороной семьи, с которой, как оказалось, я была в родстве, и если чем и предстояло мне себя защищать, то именно им.

Мне не нужно было доставать свою книжку для записи заклинаний, чтобы вспомнить тот арсенал, которым владею. Он был невелик.

Разновидность Искусства, которой меня учил Берос, носила в основном иллюзионный характер. Я могла бы на небольшое время изменить облик человека или вещи. С помощью заклинания Кумушки Марты я сумела бы сделать их если не невидимыми, то неприметными, не бросающимися в глаза.

А заклятье Срыва Покровов гарантировало, что чужие колдовские ухищрения едва ли обольстят искушенного человека.

Я умела ставить неплохие экраны, защищавшие мои фокусы от любопытных глаз.

Также я знала несколько неплохих боевых заклинаний, но почти все они требовали использования жезла, привычки же носить его на поясе у меня раньше не было… придется, видимо, завести.

Труднее всего мне давалась целительство, к нему, очевидно, у меня просто не было способностей. Всего-то и умела, что остановить кровь да унять небольшую боль… Лечить серьезные раны мне было не по плечу.

Ну и конечно, приворотная магия… Лично мне она представлялась довольно-таки бесполезной штукой, тем более что сколько-нибудь долгосрочное заклятье требовало огромной энергии и сил, на которые я вряд ли была способна… Да и опять-таки, защититься от нее можно было с помощью мало-мальски сильного амулета. Ну а о том, чтобы заколдовать искушенного в Искусстве, разумеется, и речи быть не могло.

Да, и еще я знала тысячу и один гадательный способ. И все они являлись более или менее недостоверными… Расслышать шепот судьбы в смутных знаках, которые она рисует на твоем пути… это и без того непросто, а уж верно истолковать его и вовсе трудная задача.

Вот и все, чему учил меня Берос. Никогда еще мои познания в этой области не казались мне столь ничтожны! Впрочем, раньше я никогда не предполагала, что в них окажется столь острая необходимость.

Хотя было и еще кое-что, один-единственный козырь в рукаве… Около года назад я нашла в книжной лавке в Вершене потрепанный ветхий талмуд, посвященный разным фокусам с зеркалами. Частично от скуки, а частично из любопытства я порой занималась по этой книге и кое-какие из них освоила.

Конечно, смешно было бы противопоставить все это могуществу Урсулы, помноженному на знания и опыт… Но, во всяком случае, я отправлялась в Кайну не совсем безоружной.

Несколько успокоенная, я подошла к тому зеркалу, что обычно отражало меня по утрам.

Похожа ли я на тех, кто так безоглядно дали мне жизнь? И если да, то насколько?..

Зеркало отразило стройную шатенку с зелеными глазами, тонкими чертами лица и двумя длинными, не знавшими ножниц косами по пояс.

Я вздохнула. Сколько мук доставляли мне они – воистину, знала лишь я одна, а все-таки что-то мешало от них избавиться. Возможно, стремление не совершать необратимые поступки?

…Если честно, странный это был день – последний день дома. Мне кажется, ни я, ни Герта, ни Гард, ни даже лисята, с которыми я тоже сходила попрощаться, не верили в мой отъезд. Да я и сама, по правде сказать, не особенно в него верила. Ни будь я столь далека от мазохистских наклонностей, руки мои давно покрылись бы синяками от тщетных попыток отличить сон от яви.

Вечером Герта устроила прощальный ужин. Мы распили старую бутылку вина (не самодельного, на которое нянюшка была большой мастерицей, а настоящего, давным-давно запасенного на случай таких вот экстраординарных событий), доктор столько раз протирал свои очки, что я всерьез забеспокоилась, как бы от них ничего не осталось, и я пыталась вспомнить какую-нибудь забавную историю, чтобы развеселить собравшихся, но, как назло, в голову не лезло ни одной… Потом я отнесла своему домашнему любимцу его обычную вечернюю порцию мяса и костей и кое-какие из лакомых кусков, стащенных за ужином.

Драконы не скулят, но мне показалось, Гард поглядывал на меня с каким-то беспокойством.

– Ну что, малыш, – сказала я, почесав его за плоским чешуйчатым ухом (это одно из немногих чувствительных мест у этих созданий), – кажется, нам приходит пора расстаться.

Разумеется, только годы детской дружбы давали мне право так называть эту громадину.

Гард даже от еды отвлекся, словно понимал что-нибудь.

– Не давай тут Герте сильно заскучать, ладно? – нежно шепнула я. – Береги ее, пожалуйста…

Я поцеловала жесткую пегую шкуру и побежала в дом.

Глава четвертая. Дорога

А утром я села в «шевроле» с открытым верхом, старенький, но по-прежнему находящийся в прекрасном состоянии, и выехала на проселочную дорогу, ведущую к Вершену.

Иногда я задумывалась, почему в нашем мире, где ведущую роль играло Искусство, техника при всех ее возможностях остается на вторых ролях… Вероятно, это происходило потому, что техника не давала того сугубо личного могущества, которым обладали чародеи?.. Правда, мне приходилось слышать, что существовали отдаленные государства, где власть принадлежала финансовым магнатам, владеющим огромными промышленными корпорациями, а колдуны и волшебники находились у них под каблуком… Не знаю, не знаю. Мне это казалось немножко с ног на голову.

Через полчаса я миновала Вершен и, кажется, только тут по-настоящему поняла, что уезжаю, уезжаю, возможно, навсегда.

Этот городишко, едва ли не все жители которого знакомы друг с другом, городишко, больше похожий на деревню, с огородами по окраинам, рынком, где торговали черешней, огурцами и курами, в детстве представлялся мне чуть ли не центром Вселенной.

И хотя мне и приходилось бывать гораздо дальше него, почему-то именно сейчас он оказался той вехой, благодаря которой я поняла: все. Выбор сделан, карты сданы, игра началась.

Ну что ж. Меньше всего я собиралась жалеть о содеянном.

Я ехала по пустынным дорогам, и ветер разбивался о лобовое стекло автомобиля, и стонал, и плакал, и шептал о чем-то, что, быть может, лучше не знать…

Я слушала ветер, слушала просто потому, что здесь было некого слушать, кроме него, и потому, что чувствовала себя с ним не такой одинокой, и потому, что он успокаивал меня, и проснувшаяся тревога пряталась опять куда-то в самый дальний закуток сердца.

Ветер говорил о могуществе и о плате за него, и о нежности, что солоноватой морской водой приходит наутро, и о любви, такой же неизбежной, как утренний рассвет, розовыми лепестками целующий горизонт, и о ненависти, такой же неизбежной, как смерть.

Я слушала ветер и думала о своей матери, то ли живой, то ли нет, и об отце, даже не знавшем о моем существовании, и что-то странное происходило в моей душе, что-то корежилось и гнулось в ней, и непонятная тяжесть ложилась на плечи, словно желая сломать и растоптать, и было так больно…