Башня из слоновой кости

– А почему ваше предприятие так называется, Мариетта? – набравшись наглости, перевела я тему.

Лицо моей спутницы стало почти мечтательным.

– О, это фамильная легенда… Это, видите ли, семейный бизнес, – она, словно лаская, легко провела по перилам, когда мы поднимались по лестнице. – Моя бабушка начинала дело… «Приют принцессы», – я едва удержалась от того, чтобы вздрогнуть, – передается по женской линии. Мать короля как-то три дня укрывалась здесь от изменников, затеявших дворцовый переворот… Тогда она была еще юной девушкой. Это были смутные времена.

– Вот как.

Этим мое красноречие и ограничилось.

Мариетта, кажется, не обиделась, видимо, списав все на мое дурное самочувствие. Человек в нормальном состоянии явно должен был оценить эту историю.

Хозяйка провела меня в небольшую, но очень симпатичную гостиную. Несколько кушеток и кресел, хаотично расставленных у стен, потемневший от времени рояль и непременный атрибут подлинно аристократической обстановки – камин… Мариетта на минуту вышла.

– Сейчас нам принесут чай, а затем, если пожелаете, – она запнулась, – можете осмотреть комнату…

– Хорошо, – в глубине души я уже решила здесь остаться. – Вы не могли бы помочь мне еще с одной просьбой?

– С чем же?

– Мне нужна новая одежда, вещи… Вы не подсказали бы, где я могла бы все это приобрести?

– О, разумеется. Если вам будет угодно, я могла бы порекомендовать вам свою портниху – она настоящая волшебница в своем деле, – Мариетта улыбнулась.

– Буду чрезвычайно благодарна.

Принесли чай. Это был прекрасный ароматный напиток, и я решила, что если и остальная кухня здесь такова, то моя новая квартира имеет явно все преимущества, каких только можно пожелать.

Когда чашки опустели, мы осмотрели свободные комнаты. Мне приглянулась мансарда под самой крышей – здесь было уютно, тихо и достаточно далеко от прочих постояльцев. Я думала, что в особенности последнее обстоятельство может мне серьезно пригодиться.

Мы условились о цене, и я попросила хозяйку показать место, где скрывалась королева-мать. Если, конечно, она скрывалась в каком-то определенном уголке дома.

Мариетта, кажется, не удивилась.

– Конечно. Эта комната – наша гордость, если хотите, семейный музей…

Я бы даже сказала, что это была почти часовня, посвященная королеве-матери – таким благоговением дышало все здесь. Я вспомнила старые легенды и волчицу, вскормившую двух братьев, и подумала, что если ей и могли быть оказаны большие почести, то едва ли с большим рвением.

Комната, где скрывалась Августа, не имела окон, и вообще было похоже, что некогда она претендовала быть потайной – очень узкая, так, что между кроватью и стеной едва оставалось место, чтобы пройти. Чистое накрахмаленное белье, кажется, только ждало ту, что когда-то давно преклоняла здесь голову… Старинные, но прекрасно вычищенные канделябры, маленький секретер в углу, овальное зеркало на стене в тяжелой зеленой раме… похоже было на потемневшую медь. Пожалуй, здесь не было пышной роскоши, но все находилось в самом наилучшем состоянии и, кажется, только и ждало венценосную беглянку.

– Тут все точно так, как было при ней, – шепотом сказала Мариетта. – Мама хотела повесить портрет старой королевы, но бабушка запретила.

– Вы не пускаете сюда постояльцев?

– Что вы! – кажется, мое предположение показалось женщине верхом цинизма. – Это не имеет отношения к бизнесу. Эта комната всегда готова для королевы, в горе и в радости… Но едва ли она может пригодится ей в радости. И потому, несмотря на все счастье, какое я испытала бы при этом событии, я желаю ей никогда сюда не возвращаться, – она вздохнула.

Меня так и подмывало спросить, распространяется ли это правило исключительно на Августу или на ее родственников тоже, в том числе внуков и внучек, но это было бы совершенно немыслимо (даже несмотря на верность моему семейству предков Мариетты в прошлом… тем более, как повела бы себя эта верность, узнай она, что раскол прошел внутри самого семейства?), и я смолчала.

– Она навещает вас?

– Уже многие годы – нет… Но когда мятежники были усмирены и понесли заслуженное наказание, королева нас не забыла. Во многом то, что предприятие процветает, ее заслуга.

– А где она сейчас?

– Ее величество давно уже живет во дворце в одной из провинций… Она отошла от политики и не вмешивается в государственные дела.

– Странное решение, правда?

– Не нам судить. Впрочем, думаю, ее величество уже слишком устала от всех этих дел. Да и признаться, новая королева вряд ли захочет делить власть, – в том, как это было сказано, я заподозрила в Мариетте скрытого диссидента.

– Вы думаете, между ними был конфликт?

Она настороженно на меня посмотрела.

– Понятия не имею. Это не мое дело, барышня. Когда вам можно будет прислать портниху?

Мысленно я прокляла свой не в меру болтливый язык. Не спугни я хозяйку прямым вопросом, она, скорее всего, могла бы рассказать гораздо больше.

– В любое время, – со вздохом ответила я. – Абсолютно в любое, сударыня.

Глава шестая. Я возношу жертвы и посещаю бар

Портниха пришла после обеда, юркая, чернявенькая и, кажется, действительно умелая. Она сняла мерки, мы договорились о фасоне и, в общем-то, справились довольно быстро.

А вечером я вышла погулять по городу.

Ведь я должна была наконец-то узнать его – город, рожденный моим, верно?

В это время суток он был даже лучше, чем днем. Не так палило солнце, и тени падали на разгоряченные лица прохожих, и почти фантастические картины вокруг рождали какое-то смутное чувство – не то страх, не то восторг…

Я шла мимо крошечных ресторанчиков, красочные вывески которых призывали попробовать самые экзотические блюда, мимо домов с кокетливыми барочными арками – самые разные стили и времена смешались в этом городе, – мимо садов и парков, разбитых с остроумием великого тактика и ухоженных с тщанием матери, нянчащей своего первенца. Я шла мимо лавок, таящих все сокровища Вселенной, и мимо аристократических особняков, каждый из которых пытался превзойти другой в напыщенном величии, и мимо портовых кабачков, откуда несся смех и непристойные песни…

Я шла, и странные чувства раздирали мне сердце, то ли радость, то ли печаль, то ли тревога, зовущая все дальше и дальше… неуемно беспокоящая, как тупая зубная боль, как повторяющийся, тягостный ночной кошмар, бессмысленностью и навязчивостью своей тягостный.

Да и могло ли быть иначе здесь, в городе, рожденном моим, но который я узнавала так поздно, в городе, где зачавшие меня любили друг друга и были разлучены, были вместе и разошлись, были счастливы и узнали горе, в городе, где жила и властвовала, и наслаждалась властью женщина, желавшая меня убить?

Я старалась не думать об этом, но мысли мои возвращались к этому месту, как волны возвращаются к берегу.

И горечь моя была радостной, но у радости был горький вкус.

…Наконец я вошла в храм бога войны, древний и славный. Здесь не курили благовоний, потому что богу было все равно, каков воздух вокруг, если это только не воздух битв и пожарищ, и даже жрецы бога носили красное. В центре огромного пространства, устланного мраморными плитами, на высоком постаменте стояла его статуя.

Кожа бога отливала медью, и в глазницах сверкали рубины, и казалось, что очи его налиты кровью.

Сколько веков воины, уходившие на брань, оказывались у этого постамента, сколько голубей и ягнят, и овец, и тучных тельцов видел он?

Едва ли больше, чем людей, павших в его честь и славу.

Воистину, у этого бога был ненасытный аппетит!