Из красивых живых лоскутов,
Где своей чистотою сияло
Поле белых гречишных цветов.
Горделиво, на редкость красиво
Среди злаков Гречиха цвела,
Не желая ни с кем быть учтивой,
Знала, как она внешне мила.
«Нет на свете крупинок белее,
А цветы – накрахмаленный снег!
Значит: Я всех на свете милее
И красивей, какой это грех?!»
И, считая себя «исключеньем»
Среди прочих цветов полевых,
«Благородная» Греча смиренье
Отторгала до дней роковых:
«Я на поле – не родственник бедный,
Не какой-нибудь дикий сорняк,
Но, считая характер мой вредным,
Вы все в толк не возьмёте никак:
Я красива, капризна, но в меру,
А цветы не уступят цветам
Райских яблок. Волшебную веру
В красоту проповедую вам.
Разве пчёлы польстятся на злаки,
Собирая заветный нектар?
Все вступают с красивыми в браки,
Красота – это сладостный дар!
Не цветы у меня – загляденье,
Красота несравнима ни с чем!
И она, словно ангел в забвенье,
Воспарит в этом мире над всем.
Красоте только старость – враг кровный,
Увяданье – забвенье для всех.
Красоту называют греховной,
Наслаждаясь в объятьях утех…»
Как верёвочка, речь оборвалась,
Узелки завязав на грехах.
Старой иве хотелось лишь малость —
Отыскать свет смущенья в глазах.
Не найдя, ива горько вздохнула
И листвой покачала в ответ:
«Видно, совесть в Гречихе уснула,
А без совести – скромности нет…»
Только небо, участник незримый,
Подведёт разговорам итог.
Результат его неотвратимый,
Чтобы каждый задуматься мог…
Непогода пришла в одночасье:
Ветер резким, порывистым стал.
На поля, как на море в ненастье,
Накатился непрошеный шквал.
Полевые цветки присмирели,
Лепестки закрывая в бутон, —
Прекословить стихии не смели:
Ветер нёс по полям вой и стон.
Чтобы зёрна сберечь, наклонились
Все колосья до самой земли,
Об утратах скорбя, все молились,
Чтоб живыми остаться могли.
Лишь Гречиха одна красовалась,
Лепестки вверх, как прежде, подняв,
Перед бурей она не склонялась,
Все законы природы поправ.
«Ох, склони же скорее головки», —
Так Гречиху просило зерно,
Неуклюже, немного неловко
За цветы волновалось оно.
Ей склонённая ива шептала:
«Ты гордыню свою укроти.
Этот ветер – стихии начало,
Духи бури ещё впереди.
Грянет гром поднебесный над нами,
Чтобы молнию в помощь призвать.
Не любуйся тогда небесами,
А не то и слепой можешь стать.
Говорят, даже люди боятся
В это время на небо глядеть,
Чтоб слепыми навек не остаться,
Жаждя небо Господне узреть.
Что тебя ожидает, Гречиха?
Мы в природе ничтожней людей.
Ты, склонившись, спасёшься от лиха
Бессердечности бурных страстей».
Уговоры – пустое занятье,
Когда спесь верховодит судьбой
И когда ты живёшь по понятью,
Что должны все считаться с тобой.
Здесь опора гордыни – упрямство,
И Гречиха, в ответ всем смеясь,
Говорила: «Ценю постоянство!
Я живу, ничего не боясь!
Не склонюсь! И зачем это, право?!
Обойдусь без советов и впредь!»
И Гречиха упрямого нрава
Продолжала на небо глядеть.
Рассекая всё небо на части,
Тонкоострая молния-меч
Вся сияла, горела от страсти,
Предвкушая чего-нибудь сжечь.
И, коснувшись земли, насладилась,