Убийственная осень

– Нужен.

– Ну, тогда нет вопросов. Только мы его еще чуть-чуть помурыжим, в воспитательных целях. На звонки по-прежнему не отвечать. Из дома тоже не выходи, Катьку из сада я, как обычно, сама заберу. А через два-три дня коротенько по телефону с ним поговоришь. У тебя синяк на скуле прошел?

– Давно.

– Так вот, скажешь, что пока с ним встретиться не можешь, потому что у тебя челюсть еще не срослась. И скажи, что ты подумываешь о том, чтобы в суд подать за тяжкие телесные повреждения. И что мы с тобой твою травму освидетельствовали, а результаты освидетельствования этого у меня в надежном месте спрятаны. Тут блеф не повредит. И я, пожалуй, их уничтожу, если он тебе за эти все терзания подарит большой бриллиантовый кулон. За моральный ущерб. Пусть потратится, он ведь у нас богатый.

– Овчарка, не смешно!

– Делай, как я говорю. Потом, еще через недельку, встретишься с ним в кафе, не более чем на двадцать минут.

Через месяц отношения между Вассой и ее мужем вроде наладились, но Васса все еще жила у Овчарки. И вот настал день, когда муж Вассы приехал с букетом забирать домой жену и дочку. Овчарка встретила его на пороге.

– Кулон где? – без всяких «здрасте» сказала она.

Валера протянул футляр.

Овчарка скрылась в квартире, потом вышла оттуда, заперла дверь на ключ.

– Что это ты делаешь?

– Запираю двери, не видишь.

– Позови, пожалуйста, Вассу.

– Васса отсюда не выйдет.

– Дай ключи.

– Попробуй отними. Только не советую. Вот что. Ты мне дашь обещание сейчас, что ни разу больше на нее руку не поднимешь. А если сбрехнешь – то у меня разговор будет короткий, у меня, знаешь ли, подруга всего одна. Клянись здоровьем и жизнью своей дочери. Надеюсь, она для тебя что-нибудь значит.

Спустя пять минут Овчарка отперла двери и из квартиры вышла Васса, красивая, в сиреневом костюме, пахнущая духами и улыбающаяся.

– Ты как после курорта, – сказала Овчарка, – вот твой муж, поезжай. А еще отдохнуть от него захочешь, так пожалуйста, приходи. Гляди, – сказала она Вассиному мужу как бы в шутку, – какая у тебя жена, чего тебе еще надо. Ее счастье будет, если ты не изменишься и ничего не усвоишь из того, что я тебе сказала. Просватаем ее без проблем.

Муж Вассы схватил жену за руку и скатился вниз по лестнице как ошпаренный. Овчарка захохотала и вернулась в квартиру.

Они вспоминали, вспоминали этот случай, смеясь по обыкновению, а потом заснули.

Когда они проснулись наутро, дождь по-прежнему барабанил по стеклу. Овчарка долго лежала в постели, потому что на холод вылезать было неохота. В конце концов, если бы не зов природы, она бы так и провалялась весь день. Вассы не было. Овчарка натянула джинсы, штормовку и побежала под дождем за огород в сортир. Когда она вернулась, повесила штормовку на спинку стула и завалилась обратно в постель, явилась Васса с красным пакетом в руках.

– Я ходила в турбюро, экскурсию на гору с маяком отменили, потому что ливень. Деньги мне вернули.

– Ну вот, – огорчилась Овчарка, – в комнате сидеть можно было и в Москве.

– Только что прибыл катер с десятью эмчеэсовцами. Ты помнишь «Лорелею»?

– Какую еще «Лорелею»?

– Тайфун «Лорелея».

– Так ведь говорили, что он рассыплется в море.

– Не рассыпался. И даже идет сюда. В Мурманске ночью сегодня деревья повалил, посрывал крыши. Говорят, жертв нет. Так что этот дождь неспроста. Вон и наша хозяйка говорит, что здесь в августе такого отродясь не было. Ты бы поглядела, что там с морем творится. Эти эмчеэсовцы все прибыли зеленые. Говорят, в море больше никто не выйдет сегодня.

Овчарка вскочила на кровати и в восторге запрыгала по ней в одной футболке и трусах:

– Тайфун! Вот здорово! Не может быть, чтоб мне так повезло! Я на острове, и сюда прет тайфун! – Пружины жалобно стонали.

– Вряд ли тут есть что-то здоровское, – сказала Васса и поставила сохнуть на пол раскрытый зонтик. – Если тайфун досюда дойдет, то все разнесет в щепки. Здесь почти все дома деревянные. Эти из МЧС говорят, что, если он придет все-таки, придется всех прятать в катакомбах под монастырем. Они уже пошли к монахам договариваться. Овчарка, когда мы отсюда съедем, нам придется оплатить новый диван. Наш бюджет этого не выдержит.

Тут Овчарка перестала прыгать, потому что ей в голову пришла тревожная мысль.

– А что, есть вероятность, что тайфун не дойдет досюда?

– Есть. По радио сказали, что он набрал силу и вряд ли рассыплется теперь. Просто он может обойти остров стороной.

– Ой, хоть бы не обошел!

Они отправились на кухню. Хозяйка раздобрилась, дала им к чаю пирогов с грибами. Она все время охала:

– Всю жизнь прожила тут, и вот тебе – буря идет! Это все отчего? Шибко все стали умные, ракеты запускают, за границей детей без матери, говорят, уже могут родить. А Бог вот и показывает нам, что не такие уж мы и шибко умные. Вот и послал напасть! Только если что, вместе с грешниками ведь и безгрешные пропадут. Я вот, к примеру, чем виновата? – Оказалось, что старушка уже сложила в узел чистое белье, свои золотые сережки и два кольца, две тысячи рублей денег, пенсионное удостоверение, ветеранское, паспорт, старую икону Богородицы и положила узел при входе, чтоб в случае чего схватить и бежать. Овчаркины восторги она не одобрила: – Все равно что малый ребенок глупый. Тебе все развлеченье. А у нас всех одна только жизнь, и та у Бога в руках.

Овчарка после завтрака пошла на причал поглядеть погоду. Замерзшая Васса сказала, что останется дома. Овчарка прихватила с собой Вассин зонтик, но скоро его закрыла – ветер вывертывал его наизнанку, почти вырывал из рук. Дождь хлестал по лицу, и Овчарка натянула по самые глаза штормовку и шла глядя не вперед, а под ноги. Море почернело. На причале привязанные лодочки прыгали как пенопластовые.

«Похоже, будет», – подумала взволнованно Овчарка.

На причале она встретила все того же матроса со «Святителя Николая». Неподалеку трудники относили в сарай подальше от моря свежий тес, который сгрузили вчера с баржи. Матрос им помогал. Наконец они все перетаскали. Они накрыли тес рубероидом, прижали его аккуратно кирпичами и закрыли сарай на большой замок.

«Пустое дело, если «Лорелея» придет, – сарайчик почти у самой воды», – подумала Овчарка.

Она поздоровалась с матросом и спросила почему-то про коричневую сумку Шуры Каретной. Матросу было не до сумки. Овчарку это тоже не должно вроде бы занимать. Но почему-то занимало.

– Какая сумка? – спросил он.

Овчарка напомнила какая.

– А, так Аслан ее еще сегодня утром отдал, – сказал матрос, морщась от дождя, который колотил его по лицу.

– Кому?

– Ну, Шуре этой, как ее там, Каретовой. Пришла в белом такая, сказала, что это ее.

– А это точно Каретная была?

– С чего ей врать? Я-то саму ее не видел – я эмчеэсовцев тогда еще вез. Ну, Аслан, как я его и учил, спросил, какая именно сумка. Она и сказала, мол, такая-то. Даже сказала, что там ручка одна немного надорвана. Все чин чином. Мы в сумку эту даже не заглядывали. Если эта Каретная чего и недосчиталась, так это не мы виноваты. – Он вытащил из кармана мокрый платок и стал вытирать лицо. – А ты что, козу прикупила?

Овчарка обернулась и выругалась про себя – на причале у нее за спиной стояла вчерашняя коза. Она все время мемекала.