Большие истории маленького Вовки

Тимофей Ильич допил свой чай, поблагодарил хозяюшку и ушел, чавкая мокрыми валенками. Хмурый, пасмурный день сменил такой-же хмурый вечер. Все-таки пришлось Вовке поучить буквы по толстой маминой книжке. Он бы их всех сразу выучил, да то Котейка мешал, то снова чаю захотелось, то в туалет приспичило. В общем, вечер скоротали с пользой. К ночи дождь почти прекратился. Женя легла не раздеваясь. Под рукой фонарик. Было страшновато, но в своих подозрениях она не сомневалась. И верно. Не прошло и часа, как они выключили свет, в сенях скрипнула дверь. Кто-то умело скинул щеколду. Про шаркали по полу к чердаку. Скрип, скрип, – стонали ступеньки старой лестницы. Женя встала, стараясь не потревожить Вовку, подошла к двери. Прихватила для уверенности кочергу у печки. Прислушалась. В сенях тихо, видимо, там тоже прислушиваются. Через минуту ночной гость добрался- таки до чердака и завозился там уже не стесняясь. Женя на цыпочках, не включая фонарик, подкралась к лесенке. Тихонько поднялась и в тусклом свете луны увидела жутковатую безголовую фигуру, хрипящую и постанывающую. Длинный брезентовый балахон с капюшоном скрывал горбатую спину до пят. Трясущиеся белые руки в широких рукавах шарят по стенам. Женя затаив дыхание смотрела на странное существо. В голове пролетели все сказки и байки, прочитанные или услышанные когда-либо про домовых, кикимор и прочих леших. Жуткая нечисть ползала по полу, натыкалась на коробки, откидывала в стороны попавшие под руки старые вещи. Подползла к люстре, стащила покрывало и радостно хрюкнув, забубнила что-то про клад, золото и несметные богатства.

Женя трясущимися руками нащупала кнопку фонарика. Яркий луч полоснул по сгорбленной спине. Замахнувшись кочергой, выпучив глаза, волосы дыбом. Хотела закричать, да от страха голос осип. И получилось лишь хриплое завывание. Сама себя боюсь.

–У-у-у! … – О-о-о! … – Ах, ты! … Как дам кочергой, кикимора шкодливая!

«Кикимора» присела от неожиданности, отцепилась от люстры и защищаясь руками от света испуганно заныла:

– Не надо кочергой. Я все скажу!

Женя ухватила за шиворот воришку и вытряхнула из широкого плаща… Тимофея Ильича собственной персоной.

– Дед! Вот так домовой у нас завелся. А я на Федора думала. Как вам не стыдно в ваши-то годы воровством промышлять!?

Старик обиженно сопел, отряхивая от пыли портки. Молчал и горестно вздыхал.

– Я вот сейчас полицию вызову и напишу заявление на вас. Или, может, сразу скорую с санитарами вызвать. Пусть вас подлечат малость. Это надо-же додуматься! – Женя возмущенно подняла плащ, встряхнула и снова бросила на пол.

– Не надо скорую. – Старик присел на перевернутый ящик. – Я все расскажу. Ты не кричи, пойдем вниз я тебе поведаю откуда эта люстра.

Женя заглянула в комнату. Вовка с котенком крепко спали. Накинув куртку, она с дедом вышла на крылечко. Присели на сухую ступеньку под козырьком. Помолчали. Над ними нависало темное небо с тусклыми звездами. От полумесяца падал слабый свет. Ночная тишина в деревне. Зябко и сыро.

– Скоро зима. – Тимофей Ильич достал сигаретку, неспеша закурил. Женя его не торопила. Обхватив руками колени, она слушала долгий рассказ деда о своем довоенном детстве. О том, что давным – давно Лукоморье было не деревней из трех домов, а большим селом с красивой барской усадьбой. Отец Тимофея батрачил за копейки на старого помещика немца Карлушку Майера. У-у! Лютый был барин. Никого не щадил, ни большого, ни малого. Работали от зари до зари. А хозяин все был не доволен. Ругал русского мужика- увальня, ругал власть сперва царскую, потом советскую. Ругал, а на родину в свою немчуру не уезжал. Тут прижился, собака! Веры он был католической. На церковь нашу плевался, а с местным батюшкой споры затевал. А что спорить? Бог-то един! Может, вел бы себя потише, дак и жил бы подольше. А так, сперва большевики его пощипали, потом крестьяне подпалили. Советов власть вытряхнула его семейство из гнезда и отправила далеко, куда не знаю. Усадьбу порушили, но стены остались. А вот утварь растащили. Правда, не все, много чего осталось, было припрятано. Ведь сразу после войны его сын Альберт явился и по крупицам добро собрал. Говорят, яблоко от яблони не далеко падает. Так вот, это яблочко- сын немчуры- точно не его яблони. Ну, прямо на лицо- отец, а по нраву- соседский молодец. Спокойный, рассудительный, наукам обученный за границей. Он умно себя повел. С властью не ругался, а нахваливал. От отца только- что не отрекся. Ему удалось ловко обойти все жернова репрессий и наговоров. В мирное время Альберт работал на местной часовой фабрике. Потом женился, выбился в начальники. А в крутые девяностые. Когда все стали хватать все, что у государства при дележке выпало. Он фабрику выкупил и стал полноправным хозяином старинного часового завода. Дело пошло у него справно. Он умело развернул бизнес. Предоставил обнищавшим людям хорошую зарплату, с народом был добр, но требовал высокое качество и ответственное отношение к делу.

Дед прикурил очередную сигаретку, прищурил хитро глаз:

– Дак вот, я про люстру скажу. Большую часть богатства барин успел схоронить али продать. Но кое-что осталось в разоренной усадьбе. То, что в кармане не вынесешь. Мебель тяжелая с резьбой; старинная утварь; фарфоровые китайские сервизы да люстры огромные позолотой покрытые. Много чего осталось тогда. Все растащили по округе. До сих пор народишко ушлый находит то там, то тут, что-то из богатства барина и не мало на том зарабатывают. Альберт в свое время даже платил кладоискателям за найденные вещи. Но в основном люди продают в антикварные магазины, скупщикам, реже сдают в городской музей.

Ты девка не серчай на меня. Я худа вам с пацаном не хотел. В прошлом году зимой от Нины услышал, что в доме золото есть, припрятанное стариками давно. Мол, очень много. Я тогда еще посмеялся, куда, говорю, в твоей избе много золота можно спрятать? Домишко-то маленький. А она говорит, спрятано надежно, никто не догадается, семейная тайна. Ну а я дурак и повелся, стал захаживать по ночам втихую, искать ларец с золотом. Я ведь думал, найду украшения с бриллиантами, продам. С Нинкой поделюсь и сам богат буду. Спятил, одним словом. До люстры не раз дотыкался, да не думал, что эта чугунная чернота на позолоте. Каюсь, большую глупость сделал, дурная башка. Неумышленно я и в смерти Нины виноват. Той весной, ночью забрался к ней в дом. Полез клад искать. А она, бедная, в сени вышла, да и шибко напугалась. Удар ее хватил. Полежала малость, да и померла. Эту вину я признаю. Простите меня, я зла не хотел. Виноват.

Женя слушала, нахмурив брови. Понятно, что дед виноват. Что теперь с люстрой делать?

– А я на Федора думала. Пришел из тюрьмы, живет тут молчун у Аннушки. А по ночам, думала, воровством промышляет. А это вы, Тимофей Ильич, на старости лет головой тронулись! Это надо-же такое выдумать!

В ответ дед лишь досадливо покряхтел. Женя так и не поняла раскаялся старик или жалел, что золото ему не досталось.

– Люстру эту надо хозяину отдать. Чтобы больше ни у кого соблазна не было по ночам у меня в доме домовых пугать. Только как ее такую тяжелую с чердака вытащить? Завтра всем миром решать будем, а сейчас спать пора. Идите, Тимофей Ильич, домой. Бог вам судья. – Женя поднялась, подала грязный плащ старику и закрыла за собой дверь.

Время близилось к рассвету. Тоненькая полоска утренней зари протянулась над далеким лесом, обещая день без дождя.

Вовка вертелся у взрослых под ногами, прыгал на одной ножке по ступенькам, указывал путь от дома до машины Федору, который с трудом тащил большую люстру. В общем, помогал, как мог. Аннушка охала, удивляясь находке. Тимофей Ильич в который раз объяснял Жене какой дорогой ехать и где в городе найти хозяина часового завода. Люстра едва поместилась в маленькую машину на заднем сиденье. Вовка отловил испуганного суетой Котейку и подал его в руки деду на сохранение:

– Если он спрячется под крыльцо, то его оттуда колбасой не выманишь. Надо на корточках под дом залезть и пятясь задом, вытаскивать. – Давал он последние ценные наставления Тимофею. – Только за хвост не тащи, он не любит, я пробовал.

– За хвост не буду. – Вздыхал дед. – Но, боюсь если я на корточках залезу под крыльцо, придется уже меня вытаскивать, пятясь задом.

Женя поблагодарила всех за помощь, пристегнула Вовку ремнем, и осторожно тронулась в путь.

У Альберта Карловича Майера день с утра не задался. Семидесятилетний руководитель часового завода устало потер седые виски. Запускалась новая линия производства. Еще накануне отрегулирован и в сотый раз перепроверен конвейер. А сегодня – аврал. Новая лента дала сбой, разрыв в самом важном месте. Неполадок установили, так не пришел главный инженер – ответственнейший человек. Прибежала в слезах его жена. Сказала, что у того случился инсульт. Ночью скорая едва успела отвезти в больницу. Нужна срочно замена специалиста. Где такового взять? Город небольшой, толкового инженера найти трудно.

– Марина! – Директор нажал на кнопку селектора. – Срочно найди в архиве дела инженеров Сергеева и Лобанова. И, пожалуй, Климова тоже.

В дверях тотчас показалась испуганная мордашка. Секретарша заныла:

– Альберт Карлович, срочно не получится. Вы же знаете какой в архиве бардак. Я и за день там не управлюсь.

Директор сердито хлопнул по столу:

– Тогда вызови их ко мне. Поговорю лично! Это сможешь?

– Молоденькая девчушка вмиг исчезла.

– Понабирали по объявлению. -Ворчал Альберт, отпихнул раздраженно на столе бумаги. Вытащил из-под кучи деловых папок свой телефон. Эх, кто бы перенес все это бумажное барахло в программу. Он покосился на новенький монитор. В этом городке ни инженера, ни программиста нормального нет. Районный городишко провинциален до последнего двора. Две школы, слабое училище, выпускающее ежегодно никому не нужных специалистов по гончарному делу и резьбе. Курсы парикмахеров и поваров, к которым страшновато идти на обед. Чем только не соблазнял Майер столичных ребят. И зарплату приличную, и жилье сразу, и подъемные хорошие. Не охотно едут в глушь москвичи. Хороших мастеров надо самим выращивать. Со школьной скамьи. По стопам отцов, с работы простого сборщика на ленте. Пока получается, выживаем, а что дальше будет? После меня? Альберт повертел мобильник в руках. Вся надежда, что Кирилл останется, продолжит семейное дело. Он молодец, но ему еще год в институте учиться.

Проведя пальцем по стеклу, нашел Кирилла. Долгие гудки.

– Пап, я за рулем! … Да, еду… Нет, домой не заезжая, сразу на завод. Пока, до встречи!

– Альберт Карлович, Лобанов пришел. Заводить или остальных дождаться? – сунула нос секретарша.

– Пусть проходит. – Вздохнул директор. – Остальные подтянутся, сразу зови ко мне.

Дорога шла через лес.

«Эх грунтовочка, надо предложить отцу проложить бетонные плиты. Остались от стройки, километра на два хватит. В распутицу здесь на джипе не проедешь». Кирилл старательно объезжал глубокие ямы, заполненные вчерашним проливным дождем. Большой черный ланд ровер рычал и ухал то в одну яму, то в другую. Поворот, еще один поворот. Кирилл каждую кочку выучил, вел машину аккуратно. Вот скоро на последнем спуске сложный участок дороги: обманчиво ровно и резкий обрыв. Просмотришь, машину разобьешь или нос о лобовое стекло. Кирилл вывернул на опасный поворот и нажал на тормоз. В той самой канаве уткнувшись мордой, застряла смешного лягушачьего цвета Ока. Маленькая машинка отчаянно крутила колеса все больше зарываясь в грязь.

– Что он делает?!– Кирилл вышел, постоял минуту, полюбовался неумелым водилой. Обошел вокруг брызгающей грязью, заляпанной по самые окна машины.

– Эй, мужик! Передохни малость, хватит купаться.

Правая дверца приоткрылась и показалась белобрысая голова. Пацан пяти лет, стоя на порожке машины, протянул руки:

– А вы помогите мне лужу перепрыгнуть, я не долечу сам.

Кирилл закатал штанину, шагнул в грязь и подхватил мальчишку.

– Здорово вы с папой засели. В первый раз этой дорогой едете? – Мужчина поставил Вовку на сухую обочину.

– С папой я тут ни разу не ездил. И с мамой тоже.

Из заляпанной машины выглянула девушка.

– Ага, так значит ты с сестрой устроил тут Париж – дэ кар?

– Здравствуйте, спасибо за помощь. Как хорошо, что вы остановились. Это мой сын Владимир.

Кирилл улыбнулся:

– Дак как-же не остановиться, вы всю дорогу перекрыли. Не объехать.