Так вот в случае успешного обмена опытом с хозяевами Парадиза, окажется, что эти 90 % окажутся совершенно не у дел, и куда они двинутся, чем займутся? Каждый будет выращивать свой отдельный волшебный сад?
Пока они в количестве нескольких миллиардов до этой идеи дойдут, то свихнутся от культурного шока и собственных несовершенств, не каждому пойдет на пользу райский сад на земле. Или я что-то упускаю из виду? Однако не хочется думать, что поступит предложение осчастливить могуществом нескольких избранных, в том числе меня, пригласить их в закрытый клуб волшебников, а остальных оставить, как и были. Вот это уже сказки и мифы, достаточно долго жеванные, причем с готовой моралью: что ничего особо хорошего из этого не выходит.
В особенности для тех, кто был наделен свыше всякими чудесными возможностями. Возьмём того же Фауста – ну и что он понаделал при активном содействии Мефистофеля? Стыдно сказать, честно говоря. Материалу-то всего набралось для одной, правда очень хорошей, оперы.
Как там звучит вальс из «Фауста» Гуно, под который Маргарита вылетала из окна на щётке? Пам-пам, пам-парам-пам, и так далее!»
Какие-то приятные мгновенья она (Юлия, а не Маргарита) провела в полёте, пытаясь изобразить голосом и свистом мелодию прославленного вальса, он отлично сочетался с обстоятельствами. Птица-транспорт чуточку отозвалась, по всей видимости, музыка ему понравилось, и биение огромных крыл отчасти совместилось с ритмом. Далее в процессе полёта в ритме вальса пришла простая мысль, заключила предыдущие рассуждения и дала программу на будущее.
«Что же, интересно мне, делать человеку, если он может всё, что ему угодно?» – легко подумалось, потом она рассмеялась, догадавшись. – «Ах вот оно что! Вот зачем меня сюда пригласили и учат потихоньку всяким фокусам! Ну что ж, постараемся не слишком осрамиться, лично от себя и от имени всего разумного человечества».
Полет на транспортной Птице тем временем подходил к завершению, в очередной раз глянув в пространство, она заметила, что стена гор выросла в размерах, оказалась почти перед глазами и приближалась с каждым взмахом мощных крыльев.
«Вот и приехали!» – донеслась до неё совместная мысль, и тут же в некотором отдалении обнаружился въявь балконный выступ, ранее являвшийся в шаровом изображении. – «Настала пора знакомиться!»
В ритме замечательного диалога полет перешёл в иную стадию – крылья Птицы-транспорта простерлись во всю ширь и, подхваченные снизу воздушным потоком, плавно понесли транспорт с всадницей прямо к перилам скального балкона на мягкой скользящей скорости.
«Да, именно так надо являться к хозяевам Парадиза», – подумала небесная всадница Юлия, почти привставая в коконе из перьев. – «С размахом!»
Глава третья
Парадиз, последний вечер
Пока призыв, посланный гостям во все точки обитаемой вселенной, разносился Бог весть по каким каналам и пространствам, хозяйка приема по местному прозвищу Синяя Птица (а до и после её звали и будут звать просто Юлия Лучникова) сидела в самодельном кресле на водной дорожке, любовалась пленительным освещением двух первых лун и напевала про себя вальс из оперы «Фауст», пришедший к ней по неопознанной ассоциации.
«Пам-пам, пам-парампам, пам-парампам!» – звучала у неё в голове и вовне музыка из бессмертной оперы Гуно, затем вставленная другим классиком, а именно М.А. Булгаковым, в столь же бессмертный роман, причем в кульминационный момент, когда ставшая ведьмой Маргарита вылетала в окно верхом на метле, пардон, на щетке.
Со второго такта вальса вступил на фоне невидимый оркестр, гостей тут встречали со всей тщательностью. И гости не замедлили прибыть, одни валились с неба, как метеоры, другие выходили из-под узорных деревьев, кто-то приплыл стоя на дорожке, озарённый своим дополнительным светом.
Впору было растеряться, но у хозяйки имелся опыт, и она ухитрилась приветствовать каждого в отдельности по мере появления и не забыть восхититься, когда подружка Лья приплыла, переливаясь в собственном радужном освещении. Однако гости не смешивались, давали хозяйке передышку. Четверо, свалившиеся с небес, мигом обзавелись креслами, похожими на хозяйское, и расселись в них, в процессе примеряя форму, поскольку постоянной не имели, существовали, как вздумается, судя по обстоятельствам. Для данного визита, располагаясь по креслам, они вчетвером обрели жидкое полупрозрачное подобие человеческих фигур и размытые черты, в которых выразили приветствие – им легче было отзываться сразу четверым.
– Привет, Протеи! – высказалась хозяйка мысленным образом. – Располагайтесь как угодно, у нас нынче игра на деньги!
Четверка Протеев, а они всегда являлись именно в таком количестве, что-то вычитала в соображениях принимающей стороны и мигом предстала наряженная, как на маскарад в Венеции, если бы его к тому же рисовал художник российского Серебряного века. Почти узнаваемые Коломбины, Пьеро и Арлекины сидели вокруг хозяйки и полагали, что оформились приемлемо к случаю.
Тем временем, точнее, в тот же отрезок из-под цветущих веток выкатился прозрачный угловатый аквариум с милейшим существом, самым старшим из собираемых гостей, ему было около тысячи земных лет, а может статься, и более того. Эти разумные жили у себя в водной среде немыслимо долго, совершенствуясь в не совсем понятных науках. А выглядели отдаленно похожими на тюленей, только совсем бескостных, только голова и руки-ласты, казалось, что двигались целенаправленно, а светлое, в пятнах зелени туловище колыхалось в воде, как медуза, и зелёные растения симбионты обвивали тело, как ленты.
Поэтому водные долгожители, если снимались с океанских просторов собственного мира, то путешествовали каждый в личном аквариуме, чтобы не создавать дополнительных проблем остальным. Знай хозяйка, что нынче пожалует дяденька Сверхтюлень, то заранее обзавелась бы просторным глубоким бассейном, но дяденька не желал навязывать своих предпочтений и прибыл в личной лоханке.
– Юным и прекрасным моё почтение! – церемонно выразился дяденька Сверхтюлень, подкатываясь к обществу. – Что я вижу, что замечаю! Печаль и ещё раз печаль! Ты у нас собралась в свои ужасные дали. Хотя догадываюсь, что там не задержишься, и то утешение!
Хозяйка приема только успела высказать одним импульсом, как она рада сейчас, в прошлом и в будущем лицезреть прелестного долгожителя в склянке, как к ним в собственном мигающем свете подплыла в мелком потоке подруга Лья, и вблизи выявилась в новом обличье, непрозрачном и глянцевом, с металлическим отливом простёртых крыльев, пришлось переключиться на неё.
– Голубушка, как хороша! – на языке оригинала вскричала хозяйка. – Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так прямо в сказке! Какие перышки, какой носок!
– Зря стараешься, милочка! – на том же наречии, хотя и не вслух отозвалась подруга Лья. – Мы теперь не нуждаемся в лести, она гнусна, вредна и далее по тексту. Извини, подруга, я сменила пол, если по-вашему, то я в мужской фазе. Поэтому не трать время на комплименты, перышки и носок значения не имеют. Мы нынче – крутые самцы, как у вас говорят – мужики, крутые мачо. Жаль, конечно, но пока приходится. Буду тебе суровым, но верным другом, а подружку ищи другую.
– Но я буду любить тебя и такую! – пообещала хозяйка. – Ну, ладно, такого, если уж приходится. Не бойся, друг! Я скоро привыкну к твоему непрозрачному обличью, хотя всегда буду ждать…
– Не дождёшься, у нас это надолго, – пояснил(а) Лья в мужской фазе. – Лучше мирись с новыми атрибутами, у нас, у мужских особей, есть свои преимущества.
– Постараюсь, куда деться! – продолжала юродствовать хозяйка.
Она всеми силами подчёркивала реально грустную мысль, что ей тяжело лишаться подруги, хотя обретался друг мачо, теперь профессор (он) Лья с невыясненными положительными свойствами.
Пока происходило выяснение пола профессора Лья, остальная публика с вежливым интересом внимала, не принимая участия в представлении. Только у одной расы, к которой принадлежал(а) Лья, существовали подобные проблемы, остальные или вовсе не имели пола, как Протеи метаморфы, или жили, в каком появились, без радикальных перемен.
Однако, пока бывшие подруги выясняли новые отношения, полку гостей прибыло, и хозяйке стало неудобно, самую застенчивую гостью она вновь ухитрилась проморгать, как всегда без вариантов. Сначала она смутно почувствовала появление, затем уловила направление, и только в какую-то десятую очередь обернулась на чайный домик за спиной.
Да, как всегда, без явного привета, без помпы и предупреждения, у одной из светящихся стен домика выросла ломаная фигура и застыла в угловатой позе на фоне мягкого света.
– Химера, милый зайчик, как я тебя ждала! – послала хозяйка особый зов на каких-то басовых струнах. – Ты к нам сейчас подойдешь или будешь ждать, пока все зайдут внутрь?
– Подожду, – кратко прозвенела гостья, названная Химерой, и осталась у домика в той же позе, подпирая стену, как кариатида.
В сложном свете из окна и от двух лун в небе характерный облик гостьи вырисовывался с невероятной точностью, как тёмный резной силуэт, приклеенный на фольгу, и поражал воображение, как в первую минуту, так и в последующие тоже.
Та, которую хозяйка бала сразу назвала Химерой, как увидела впервые, имела гротескные очертания и застывала в самых немыслимых позах, с людской точки зрения была уродлива до такой степени, что в том имелось некое совершенство. Если представить морду хищной кошки в помеси с длинной конской головой на причудливо гнутом сутулом теле с непропорциональными конечностями, при том в тёмно-сером цвете с перебегающими алыми и оранжевыми огоньками в качестве символической хламиды… Это раз, для начала. Если учесть все неземные прелести, к тому застывшие в самый неловкий момент, то мигом становится понятно, отчего имя для данной сестры по разуму нашлось у Синей незамедлительно.
Но… Отдельно от плодов больного воображения (именно так гостья Химера смотрелась в комплексе) выделялись глаза, сумрачные, огромные, завораживающие и наполненные до краев небывалой красоты переходами оттенков. (У себя дома Химеры вели сумеречный и ночной образ жизни, что объясняло выразительность взора и красоту глаз.) Ради её прекрасных глаз остальные атрибуты облика Химеры постепенно сглаживались, а потом, потом наступали совершенно иные впечатления.
На самом деле нигде и никогда не было и, наверное, не будет более тонкой и романтически утонченной расы, чем эти создания, названные ею Химерами, временами думала хозяйка бала, та самая Синяя Птица, занимая остальных гостей и издали поглядывая на остраненную фигуру, застывшую поодаль.
Судя по одной представительнице и в соответствии с её рассказами и живыми картинками, Химеры жили у себя дома в глубинах многоярусных лесов, управлялись с повседневной жизнью при помощи тонких химических ухищрений, а смысл уединенной жизни видели в сложном, утонченном общении одиноких душ, в вечном смятении, в страстном стремлении к идеалу и в печальной его недостижимости.
Немножко узнав свою Химеру (условную аспирантку по персональному контракту в Колледже), Синяя обнаружила, что не только она сама с людскими несовершенствами, но и хозяева Парадиза, солнечные безгрешные ангелы без крыльев, кажутся тяжко-земными и вечно-пошлыми со своими житейскими реалиями по сравнению с трепетной романтикой и утонченными грёзами, наполняющими сумрачный мир Химер. У них поэтическое восприятие реальности было возведено в абсолют и практически не имело альтернатив. Химеры – не поэты и не лирики были бы просто неполноценными. И не музыканты тем более…
У них в химерических лесах постоянно звучала музыка сфер, эолова арфа, отражающая переливы чувств и сложную гармонию с миром. Вот так они и жили, ужасные и утонченные, изредка выходя в иные миры, только иногда позволяя с собой общаться, потому что им было некогда, к тому же не хотелось тратить время и силы на пустяки.
Кстати, являясь в гости в Парадиз, конкретная девица Химера всячески превозмогала себя, но вознаграждалась отдельными беседами о неких аспектах земного существования, в них видела какую-то надежду на выход в межкультурные связи, всё остальное на этом свете её в высшей степени не устраивало и быстро утомляло.
«В эту ночь золотисто-пурпурную, видно нам не остаться вдвоем,
И сквозь розы небес что-то сдержанно-бурное уловил я во взоре твоём!» – примерно такие мысли и эмоции волновали мир Химер. Однако строчки земного поэта-классика заслуживали их внимания далеко не во всём.
Однако самое забавное заключалось в том, что физиологически и генетически Химеры были близкими родственниками, как обитателям Парадиза+, так и хомо сапиенсам, можно сказать, что троица кузенов имела место на просторах бесконечных миров. Остальные сапиенсы располагались в иных нишах и на иных разворотах эволюции, что не мешало им отлично понимать друг дружку бесконечно долгое время, общаться утонченными способами и осуществлять сложные совместные проекты.
Однако к «близким родичам» отношение оставалось особое, но были свои тонкости, которые гостья Синяя хоть старалась постичь, но не особо в том преуспевала. Примерно такой ей виделся расклад: Парадизяне+ (то есть обитатели и создатели множества миров, где нынешний Парадиз был заурядным примером) очень уважали родственных Химер и отчасти восхищались их утонченностью, однако хотели бы иметь в ближнем «родстве», может быть, не столь изысканную публику, однако чуть поближе, попонятнее. Хотя бы даже пришлось с иными «родичами» и повозиться, отмыть и просветить, чтобы они могли включиться в общение миров, затем в сообщество.
Хотя с родом «хомо сапиенс» как раз вставали немалые проблемы, в массе земляне не входили ни в какие ворота (стандарты) и обитали в карантине закрытых миров, для безопасности своей и чужой. Не то, чтобы они (то есть мы) могли бы причинить вред, это вряд ли (в свое время Юлии было предъявлено такое объяснение), однако их (наши) обычаи и обиход настолько далеки от традиций Мировых сообществ, что обе стороны могут испытать немалый шок, в особенности те из обитателей иных миров, чьё образование неспецифично. Они, бедняги, могут очень удивиться и расстроиться всерьёз, поэтому общение с нами (грешными) возможно лишь для подготовленных специалистов. Только они, пожалуй, не повредятся в умах, ознакомившись с нашей культурой. Однако даже такие милые «родственнички» предпочтительней, чем никакие или…
Поэтому в Парадизе+ специфично образованная публика надумала рискнуть пообщаться с нами, причем в самых радужных надеждах и «кровной» заинтересованности. Иначе сидеть бы нам в заслуженном карантине до конца обозримых времен, пока рак не свистнет, а именно пока не изживутся обычаи варварского толка, в частности причинять друг дружке вред, как моральный, так и конкретный, вплоть до физического уничтожения, что в иных разумных мирах не только невозможно, но немыслимо по определению.
Однако, стоит вернуться к нашим Химерам, подумалось хозяйке бала, а то ассоциации забрели далековато, а химерическая гостья требует особого внимания.
– Сейчас, очень скоро, – послала Синяя особое сообщение в сторону Химеры, и тут же получила ответ, что «да, гостье хоть и интересно, но немного не по себе в углу, однако присоединиться к компании тоже неловко, это будет уже нарочито».
Вникнув в нерешительное заявление Химеры, Синяя совсем было собралась приглашать гостей в игорный дом собственного производства, но тут, в самый подходящий момент (и тоже как обычно) сверху раздался свистящий переливчатый звук и резко пал к земле.