Гобелен с пастушкой Катей

А вот и фотография: Верочка и на втором плане Таиска, именно – свадебная церемония, и я слева, да, этот громила – и есть жених, а ныне муж, кстати, сейчас выглядит не хуже.

Оказалось, что Верочку Валентин немного помнил еще с прежних времен.

– Красивая была девочка, на вид породистая, хотя все вы сейчас, в сущности, дворняжки, – заметил он. (Это я пропустила мимо ушей.)

– Ну что, возьмешься?» – напрямик спросила я.

Валька, конечно, поломался, даже поторговался, всласть поиздевался над дамскими дружескими чувствами, не постеснявшись непристойными предположениями относительно их подоплёки, однако предложение принял и взял задаток. Я же знала, к кому ехать.

А пока то да сё, оказалось, что последний автобус уже ушел, и 25 км до станции – это вы уж меня простите, пешком не очень-то, особливо вечером и лесочком.

Так что переночевать мне пришлось в Валькиных хоромах, правда без ущерба для целомудрия; как я сообщала, Валька не находил меня привлекательной, Бог ему судья. Меня он тоже особо не интересовал.

Ночь я провела скверно, спалось на новом месте плохо, одолевали мрачные мысли и сознание своей беспомощности перед обстоятельствами и судьбой.

Особенно противно стало утром, настолько, что я даже начала бояться, что вся наша договоренность растаяла, как дым. Валентин проснулся весьма неохотно и в мизантропическом настроении, а я настолько пала духом при виде непрезентабельной обстановки и Валькиного состояния, что сама идея показалась мне отнюдь не безумной, а просто идиотской. Неприятные, скажем прямо, выпали полчаса.

Однако постепенно что-то стало налаживаться. Валентин глотнул из недопитой бутылки, вскипятил фантастического по крепости чайку, сервировал его в средней помытости чашках и олово за слово стал медленно превращаться в прежнего Вальку.

А меня вдруг пронзило; вот я пью чай вовсе не с реальным человеком, а с литературным образом своей юности, с демоническим скептиком и мизантропом, еще радуюсь, что узнаю его прежние повадки… Реального же человека напрочь видеть не желаю.

В реальности, в свете летнего утра демонический Валентин – всего лишь невзрачный мужик почти средних лет, жизнью битый-перебитый, оторвавшийся от своих корней, до кошмара одинокий.

Может быть, он достоин сострадания не меньше, чем исчезнувшая Верка (если жива, конечно), но ради неё я готова перевернуть небо и землю, а о Валентине забуду в тот момент, как необходимость в нем отпадет. Пока смотрю на него как на средство, интересуюсь мало, вернее, просто делаю вид – чтобы он не взбрыкнул и не заупрямился.

Между тем я отлично помню, что Иммануил Кант категорически требовал обратного. Каждый человек – есть цель, завещал он всем, а отнюдь не средство. У меня же на данный момент поиски любимой подруги – цель, а общение с Валентином только средство достижения её. Так думать о себе было неприятно, не люблю порицать себя, а приходилось.

Боюсь, что Валька иногда умеет читать мысли, потому что, заметив тем утром мою внезапную задумчивость, он с неизменной насмешкой высказался.

– Что загрустила, прелестное дитя? Обижаешься, что я не попробовал тебя обольстить? Так это можно исправить, подожди, вот чай допью и постараюсь…

Тем самым дал понять, что жалеть его незачем и сострадать он себе не позволит, полагая эти священные чувства вмешательством в его частную жизнь. Что ж, тем лучше.

Закончив утреннюю трапезу, Валентин пошел проводить меня до автобуса, и по дороге мы с ним обговорили детали. Он найдет Таиску в одном из названных мною ресторанов (сотню я ему загодя вручила), познакомится с ней и далее будет действовать по обстановке. Мой телефон ему известен, будут новости, он проинформирует, кончатся деньги – заедет.

Последний пункт меня обрадовал особенно. Я тут же представила, как Валентин, не заходя в указанные рестораны, хладнокровно пропивает мои денежки, потом является за следующей порцией. Контролировать его я не в силах, так что плакала моя шубка из рыжего волка (деньги назначались на меховой жакет, который третий месяц дожидался в шкафу у Регины, Сережиной жены. Ей жакет оказался маловат, и она любезно согласилась подождать, пока я насобираю две трети суммы).

Однако, до других вариантов я не додумалась, в конце концов подруга дороже, чем жакет, а кто не рискует, тот шампанского не пьет!

Валентин, по всей видимости, вновь прочитал нелестные мысли на свой счет.

– Я тебе счета представлю, хочешь? – сказал он, усмехаясь краем рта. – Интересно, твоя Таиска может выписать квитанцию? Да, с бухгалтерией будет вам, девушка, круто. Остается только работать на доверии, как в прачечной.

После бесконечного воскресного ожидания автобус, наконец, приехал, я погрузилась, помахала Валечке из окошка и поплыла к станции по немереным пригородным просторам.

Чем дольше я ехала, тем более неумным и ненужным представлялось начатое предприятие. Уже в виду станции я с горечью признавала, что затеяла дорогостоящую авантюру исключительно для того, чтобы отвлечься от безнадежной реальности и утешиться мыслью, что на поиски подруги не пожалела ни сил, ни денег. Да и чем, собственно говоря, поможет мне Валька Рыжий, даже если не обманет, что, впрочем, вероятнее всего? Химеры все это, глупые детские бредни!

В состоянии крайнего недовольства собою, усталая и голодная, прибыла я домой днем в воскресенье.

Не успела я сменить дорожное одеяние на домашний халат, как по телефону объявился Сергей и со второго слова выразил неудовольствие поводу моего долгого отсутствия. Оказывается, его фамилия отъехала на дачу в субботу утром, и он тщетно искал меня, чтобы достойно провести холостой уикэнд.

В раздражении я посоветовала Сереже завести запасную подругу, предложение его отчасти утихомирило, и мы почти мирно договорились провести вместе оставшийся вечер. Вечер прошел, а за ним день, и еще один, и еще…

Время всё шло, дни летели, недели бежали, и я привыкала жить без Верочки, вернее, с мыслью об её жутком отсутствии. Томительно долго ничего не происходило.

Неожиданно события, поднакопившись, посыпались, как горох из худого мешка. В стремительном потоке меня закрутило, как щепку и понесло в непонятном направлении.

Первым объявился Виктор, Верочкин муж. Позвонил мне на работу и высказал категорическое пожелание.

– Катя, поезжай к Анне Ивановне, поговори с ней, – заявил Витюша. – Переживания само собой, но голову нужно иметь. По-моему, она свихнулась. Могут быть большие неприятности мне и Сашке, сыну. Это с квартирой. Ты умная женщина, убеди её, что сейчас не время сводить счеты. Очень тебя прошу. Когда Вера вернется, то мамашу не поблагодарит.

Больше он ничего объяснить не захотел, а я вытянуть из него не сумела, все-таки находилась на службе, телефон один на два стола. Разумеется, сослуживцев я нежно люблю, но тема оказалась не та, чтобы её обсуждать в кругу дружного коллектива.

После работы я срочно помчалась к тете Анечке. По дороге, естественно, кляла себя на все лады, что поехала не по зову сердца, по Витюшиной просьбе. Тетя Аня встретила меня рыданиями.

– Катя, это он, он убил Веру, я знаю, я пойду в милицию, я так и скажу, – твердила она сквозь потоки слез.

Пришлось долго отпаивать старушку валидолом и чаем по Валькиному рецепту, пока она оказалась в состоянии что-либо объяснить.

Произошло вот что. Прошел почти месяц Верочкиного безвестного отсутствия, Виктор ещё раз побывал в розыске пропавших, там наконец завели дело и выдали ему официальную бумагу, гласившую, что его жена Вера находится в неизвестности.

С этой бумагой Виктор явился к тете Ане и сказал, что ему нужно оформлять прописку в их квартире, где до того были прописаны лишь Верочка с сыном.

В правлении кооператива, и в милиции Витю проинформировали, что в квартире не может быть прописан один пятилетний ребенок. Необходим, если не хозяин, то опекун, местоблюститель. В противном случае, если Верочка не появится, квартира может пропасть, ему или тете Ане выплатят пай, а правление заберет квартиру – желающих много.

Чтобы этого не случилось, в квартиру должен прописаться кто-нибудь из взрослых родственников ребенка, Виктор, или тетя Аня. В правлении и в паспортном столе знают ситуацию и пообещали пойти навстречу. Далее Виктор сказал тете Ане, что, поскольку вряд ли она захочет терять свою квартиру, прописаться нужно ему.

Вот тут с тетей Аней произошло помрачение, и она пришла к смелым умозаключениям криминального характера.

Вопрос прописки и квартиры всегда вставал в их семье очень болезненно, многие нелады Веры с мужем объяснялись тем, что она по примеру мамы не сочла нужным его прописать в новой квартире (по-моему, зря, но ей виднее).

Почему-то на этом пункте у них с тетей Аней что-то заклинивало, а может быть, они лучше знали жизнь. Сколько подобных случаев, сколько диких браков из-за прописки, горя и безобразия потом.

Так вот, уяснив ситуацию: Вера пропала и теперь Виктор пропишется в ее квартиру (где все заработано дочкиным трудом), тетя Аня вдруг сама додумалась до самого известного постулата римского права, что кому выгодно, тот и преступник.

Ей взбрело в голову, что Виктор убил Веру, закопал тело в ближнем лесочке и всё это для того, чтобы получить московскую прописку. (У него подмосковная: работать в Москве можно, но какие-то ограничения имеются.)

Не ограничившись подозрениями, тетя Анечка решительно заявила Виктору, что, если он начнет оформлять прописку, она пойдет в соответствующие органы, обнародует там своё мнение и возбудит уголовное дело по обвинению несчастного Витьки в умышленном убийстве. Сразу после этого Витюша вспомнил о моем существовании и обратился ко мне за помощью.

– Я знаю, он убил мою девочку из-за этой проклятой квартиры» – повторяла тетя Аня, заливаясь слезами.

У неё действительно что-то стронулось в голове, она рвалась рассчитаться с мнимым убийцей и больше ничего знать не хотела.

– Я мать, мне виднее, – исступленно рыдала она. Так не получит он этой квартиры, пускай пропадает…

– А Сашенька?» – спрашивала я. Где ему жить, что будет с ним, если Виктора посадят?

– Будет жить у меня, – тетя Аня уже успела всё продумать.