Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

Старинные факультеты на Моховой исключались сразу, областной пединститут «имени Крупской» находился далеко не в центре, а «имени Ленина» – в изысканном здании около Фрунзенской. Получался полный нонсенс – подобного учебного заведения не существовало в природе вещей, однако «никогда не бывает так, чтобы не было ничего». (Отчасти наскучив цитатами из Чехова, я взялась за «Бравого солдата Швейка»).

Петр Степанович не поленился, нашел давно уволившегося сослуживца и узнал, что парень у того ходил на курсы бывшего историко-архивного института, теперь заведение зовется по другому и учит совсем иным вещам. Значит Ольга с высокой степенью вероятности училась в тогдашнем историко-архивном, однако не особо афишировала этот факт, поскольку престиж заведения оставлял желать лучшего.

А нынче полученные сведения экономили семейству Мельник пять сотен баксов, что было неплохо. Что касается замужества Ольги, то с ним произошел афронт, никто ничего не знал вообще. Маруся лишь говорила сквозь зубы о неподходящем кандидате. Мама Татьяны внесла догадку, что Маруся противилась заключению раннего брака в основном из-за того, что молодые предполагали жить в ее квартире, что сводило на нет надежду на возвращение Игоря.

Кстати сказать, к прочим сведениям Мельники щедро присовокупляли координаты Игоря Славича, даже место его службы, наверное, взамен сведений о таинственном женихе. Отнюдь не исключалось, что отец Ольги знает, как связаться с дочерью, а бывшую жену в известность не ставит. Я не задала вопроса, отчего они не спросили сами, сообразила, что имеются препятствия, какие – не моего ума дело. Иначе стали бы Мельники жертвовать деньгами? Если бы могли обойтись парой телефонных звонков.

На самом деле я слушала доклад о прошедших изысканиях вполуха и осмысляла, так сказать, вполизвилины. Все равно сведения доставались Валентину, причем по факсу из конторы Виталия. Мне предстояло передать подписанный договор и сумму денег за вычетом своей доли. На том я собиралась забыть об Ольге Славич и неладном семействе навсегда. Кстати, Татьяна понимала, что они зашли слишком далеко и попыталась загладить вину на прощание. У калитки она достала из кармана фартука конверт и промолвила в некотором смущении.

– Катюш, не бери в голову эту дребедень, лучше слушай Вертинского, Виталька сделал копию. Тебе полезно слушать приятное и смотреть на красивое.

Я поблагодарила, забрала диск в конверте и пошла смотреть на «портрет жены художника», оставленный на попечение родителей.

Эпизод № 5

Прошли два летних месяца, в их течении мы с Мишей скромно оформили брак и узнали посредством УЗИ, что ждем мальчика. Беременность протекала нормально, мальчик начал бить ножкой, я вынула из закромов единственное свободное платье, а мама озаботилась покупкой детского приданного.

На нововведения типа памперсов мама смотрела косо, о чем строго предупредила во время второго посещения родительского дома. Мы с Мишей приехали, чтобы забрать неподъемный пакет пеленок, и папа проявил эрудицию на грани скандала. Оглядев дочку со всех сторон, папа Дима сделал комплимент. Сказал, что я похожа на «Вдовушку» (портрет кисти художника Федотова), наверное, решил показать зятю, что не чужд живописи, но предмет выбрал крайне неудачный.

Миша кротко ответил, что постарается по мере сил и возможностей, чем довел папу до бешенства, а маму до слез. Однако мне вновь было фиолетово, мы с мальчиком только позабавились, он к тому времени подключился к моим эмоциям и стал основным их фактором. Всё остальное, надо заметить, постепенно, но неуклонно отключалось.

В таком состоянии я выслушала в начале сентября Татьяну Захарову, бывшую Мельник. Девушка позвонила, минуя посредство Виталика, и сообщила, что у них происходят бурные и неприятные события, напрямую связанные с расследованием, которые она неосторожно инициировала прошедшим летом. Поведать подробно Таня не смогла, отослала меня «пожалуйста, Катя!» в «Аргус» к компаньону и попросила совета от нас обоих, как им быть дальше, потому что «полный тупик и больше ничего».

– Вовсе это не тупик, а полный абзац, если выражаться культурно, – немилостиво просветил Валентин. – Никогда больше не стану работать по твоей наводке, прелесть моя! Деньги можешь оставить себе целиком, а меня оставь в покое. Все, что можно я сделал, все, что нельзя – выслушал, причем неоднократно. Этой Ольги Славич не существует в природе. Точка.

– Валя, пожалуйста… – я тянула «волшебное слово», сколько могла, затем применила запрещенный прием. – Прояви внимание к беременной сотруднице, трудовой кодекс рекомендует.

– По-моему, ты уже в декрете, или как? – снизошел Валька. – Деньги получены, работа сделана, что тебе еще надо?

– Информации, душа моя Валечка, – пропела я. – Как узнаю ваши неудачи и недоделки, то смогу послать Таню Захарову, бывшую Мельник, очень далеко, сославшись на состояние здоровья и декретный отпуск. Иначе будет отчасти невежливо, а мне в этом поселке ещё мальчика нянчить, Таня может сгодиться.

– Какая ты у нас практичная, – неискренне восхитился Валентин. – Ну, ладно, только ради мальчика. Приедешь сюда показаться, или я к тебе?

– А ты меня свези в контору, заодно заберу старые туфли и еще по мелочи, – предложила я бессовестно. – И обратно, понятное дело – тем же способом.

– Теперь вас двое шантажистов на мою голову, – сокрушился Валька. – Прелестное дитя и её мальчик! Ладно, собирайся завтра с утра, возьми пакет, если будет тошнить, поняла? Машина совсем новая.

– Спасибо, дяденька Валя! – ответила я бодро. – Уже не тошнит, но пакет возьму.

Долго ли коротко, но мы приехали утром следующего дня в контору под куполами и застали там манифестацию в мою честь, вернее, в нашу с мальчиком. Население офиса пришло полюбоваться, пожелать здоровья и счастья, также принесло подарки, включая куст граната в горшке. «Гранат оздоровляет воздух и символизирует плодородие» – серьезно объяснила Юля, помощница шефа. Я чуть было не прослезилась, но удержала себя в руках. Однако праздник вскоре кончился, начались суровые будни, ради которых меня привезли, а вовсе не для веселья с подарками.

– Невольно вспоминается старинный анекдот, если тебя уже не тошнит, – предварил заседание Отче Валя. – Мол, имеем плохую новость, что питаться будем навозом, а хорошая – что его у нас много. Итак.

– Отличное начало, мы в восхищении, – ответила я для порядка.

– Итак. Вот они бумаги, тут всё сказано, – сухо отчитался Валентин. – Оригиналы, копии были высланы клиентам по факсу вместе с подробным отчетом. Что будем изучать?

– Отче Валечка, дорогой друг, перескажи отчет, я верю на слово, читать не станем, – попросила я.

– Тогда пропадет вся соль, ну да ладно, сделаю снисхождение к твоему состоянию, – смилостивился Валька. – Слушай сюда. Поиск шел строго документально, в соответствии с запросом и договором, думал, что обойдется в пару пустяков. Как бы не так! Первым делом, понятно, я запросил жилищную контору по части прописки, то бишь регистрации, кто именно значится по конкретному адресу. Сказали, что Марта и Ольга Славич, и послали в паспортный стол за копией паспорта Ольги на момент прописки. Там, разумеется, пришлось помаяться, но достал. Ольга прописана по паспорту, который получила в 18 лет, причем паспорт нового образца, с большой фотографией. У всех такие были на момент кончины Союза Советов. Можно ознакомиться, вот она копия. Никаких запросов по перемене места жительства или фамилии в паспортный стол не поступало, никакого делопроизводства не велось. Вот он ответ на мой официальный запрос. То бишь – по нулям. Перевожу для беременных: как уехала девушка из дому с паспортом, так по нему и живет, где хочет. Если поменяла фамилию либо регистрацию, то обошлась без запросов и подтверждений, такое бывает во всеобщем бардаке, в особенности, если кто-то пожелает и озаботится. Из этого следует, кстати, что теперь Ольга может оказаться в любой стране ближнего и дальнего зарубежья, потому что гражданство устанавливается по паспорту и отдельному запросу в местные органы, а везде тот же бардак. На этом документе: паспорте с пропиской, следы Ольги Славич обрываются. Поиск не представляется возможным, иначе как по запросу из органов внутренних дел, криминал или розыск пропавших по полной программе.

– Это более или менее ясно, – похвалила я усердного друга. – И что с того?

– Вторым пунктом следовал запрос в ЗАГСы Москвы и области на предмет заключения брака, начиная за год до примерного отъезда, далее везде, – не обращая на меня внимания, продолжил друг Валя. – Опять же смотри бумагу. Ответ перескажу сразу, можешь не рыться. По Москве и области в то время и по настоящее Ольга Игоревна Славич энного года рождения ни в каких действиях не упомянута, она не заключала браков, не регистрировала детей и не выбывала из числа живущих. То есть, теперь объяснение для мамаши: если дочка выходила замуж, то гражданским браком либо в любой другой точке тогдашнего Союза. Но следы опять обрываются, документально там делать нечего. Складывается впечатление, что дочка тщательно скрывается от мамы и замела следы, как шпион, который пришел с холода. На самом деле и скорее всего имел место упомянутый бардак. Как дочка захочет найтись, она все объяснит, если захочет, а впрочем, не наше дело. Наше дело продолжилось в историко-архивном институте, где Ольга Славич числилась студенткой дневного отделения до второго курса. Я предположил, что с мамой она могла ссориться и разъезжаться, сколь угодно, но это не помешало ей продолжить образование и получить диплом, даже на другую фамилию, если вышла замуж где-нибудь в Воркуте и перешла на заочное обучение. Ничего подобного… Документальный след обрывается и там. Архивы у них в ужасающем состоянии, читай полуслепую бумажку, вот она. Мол, Ольга Славич сдала первую сессию второго года обучения, причем на отлично, получила повышенную стипендию, но ни разу за ней не явилась, далее после трех месяцев отсутствия была отчислена. Вновь по нулям. И третий нуль я получил от папы Славича.

– Бедный Валечка, – вновь встряла я, как только смогла дождаться паузы. – Как мы тебя незаслуженно утомили.

– Дозвонился чин по чину, спросил, как достать дочку Ольгу, – Валька вновь не удостоил меня вниманием и повел рассказ с того же места. – По поводу приватизации московской квартиры, кстати, представился жилищным агентом на всякий случай. Папа Игорь Славич сказал, что понятия не имеет, с бывшей семьей отношений не поддерживает, после чего перевел меня в черный список по всем телефонам. В сухом остатке я составил отчет на основании предложенных документов и выслал в контору Виталия. Захарова. Сопроводил должным заверением, что: «все что мог, я уже совершил», а на большее требуется благословение клиентов и другие суммы условных единиц. Для реального сыска с идеями, догадками, соображениями, беседами с публикой и шевелением мозгов. Ничего подобного мне заказано не было, между прочим.

– Ага, теперь понятно, – догадалась я. – Кто-то из клиентов требует money back (деньги обратно), скорее всего тетя Маруся. Давай я отдам? Себе дороже станет…

– Ничего подобного, это раз, – заявил Валька. – Категорически запрещаю от имени конторы – это два. На счет три советую наплевать и забыть, как толковал Василий Иванович Чапаев в одноименной фильме. Тебе не положено вступать в конфликтные отношения, ты в декрете, поняла? Так и скажи своей приятельнице, что ни за что и никогда.

– Что именно? – поинтересовалась я.

– То самое, – лаконично заметил Валька, и больше я от него ничего не добилась, кроме советов переданных от его супруги Марины по части беременности и родов.

Кроме того, Валентин, чтобы отвлечь внимание от покинутого дела Славичей, сделал на обратном пути предположение ни в бровь, а в глаз, и отвлек от всего, кроме удержания гранатового куста, чтобы тот не завалился и не помялся.

– Я правильно полагаю, дитятко, что «инкуб» у тебя не живет? – спросил дружок как бы между прочим. – Когда съезжаетесь, или никогда?

– Во-первых, никаких инкубов я не знаю, кроме тебя, – я поставила компаньона на место, затем ответила честно и не впервые. – Тесно в одной комнате, это раз, краской воняет, это два, мальчику не нравится – три, и это самое главное. Миша, кстати, работает в мастерской, там держит весь приклад, приходит вечером, но есть проблема. Из мастерской его скоро попросят, помещение чужое и идет на снос. Тогда будет писать на пленэре целыми днями, в особенности в январе.

– Завидная перспектива, – согласился Валентин. – Другой выход есть?

– А как же, – поделилась я. – Вполне экзотический. В отъезд, командировка с семьей.

– И куда же? – спросил компаньон светским тоном, как бы для поддержания беседы.

– Далеко и надолго, – приоткрыла я часть тайны. – Писать страшный суд в часовне, как тебе?

– Будешь позировать в котле со сковородой? – поинтересовался друг Валя. – Домашняя утварь, она теперь по твоей части.

– Тьфу на тебя, гадкое существо! – не выдержала я, далее мигом собралась. – Тебя попросим на роль истопника, сторожем ты ведь поработал?

– Рога надо будет присобачить? И хвост с копытами? – со всей невинностью в голосе спросил Валентин.

– Насчет рогов спроси у Марины, может статься, есть свои, – заметила я сухо. – Остальное на твое усмотрение.

– Нуль – двести тысяч в вашу пользу по гадкости! – теперь не выдержал Валька. – За такие шуточки нормальный мужик отрывает голову кому ни попадя, учти на будущее.

– Мое будущее – это Страшный суд, если кто-то не решит жилищный вопрос! – сообщила я почти без шутовства. – Часовня, она в Португалии, в Лиссабоне, в аббатстве Жеронимуш, новая пристройка. Какой-то грешник пожертвовал и велел расписать адские реалии на современный лад. Миша выиграл конкурс, утверждает, что один не поедет, но его можно уговорить. Святые отцы всем довольны, кроме отсутствия церковного брака пусть и по православным канонам. Миша склонен им потакать, но я…

– Каков у вас расклад, дитя мое прелестное! – восхитился Валька. – Вот это моральная дилемма, я в восхищении. Но знаешь, что… Так или иначе оно само собой решится, не волнуй себя зря.

– Да, разумеется, но ни креститься, ни заключать церковный брак, тем более крестить мальчика я не буду, фиг им всем! – сообщила я. – Святые отцы могут идти к богу в рай, Миша может плюнуть на Страшный суд, или они могут договориться по-тихому, мне без разницы.

– Экая принципиальность! Ну просто боярыня Морозова! – вновь неискренне восхитился Валька. – А как же прагматика, то бишь проза жизни? А для виду, то бишь для семьи?