– Я вас мигом доставлю обратно, я тут все знаю, – нежно заверила спутница. – Практически у себя дома. Катя, можно задать вам вопрос? Вы и вправду были замужем за директором, или это сплетни?
– Вы знаете, Варя, нам с вашим директором очень повезло, – сказала я после паузы. – Оба вовремя поняли, что нам лучше быть друзьями.
– Он, Павел Петрович, всегда приводил вас в пример, – поделилась Варечка. – Как свой идеал женщины. Подчеркивал, что вы абсолютно очаровательная и без малейшей хитрости…
– Ой, Варя, извините, это скучная тема, – я оборвала поток лести, а то Варя увлеклась. – В такой прелестный день, и о браке! Не будем.
Девушка уловила с полуслова, и небольшой отрезок пути по Остоженке мы проследовали почти молча, любусь красотами оживленного городского пейзажа. Безмолвие нарушилось само собой лишь когда мы миновали нереально роскошное, едва законченное здание, означенное на вывеске, как “Дом оперного искусства”. Вернее будет сказать, что целый жилой комплекс смотрелся за фигурным забором, как воплощенная мечта, вычурная декорация к опере о красивой жизни избранных счастливцев.
– Вот когда у меня будут деньги, – мечтательно произнесла Варечка. – То я обязательно куплю вон ту мансарду, но с другой стороны дома, и буду вечерами любоваться на реку.
– Оно было бы недурно, – охотно согласилась я. – Только с видом на реку не станет ли сыровато вечерами?
Варечка не стала доказывать преимуществ вида на реку, и вскоре возобновился легкий обмен пустячными мнениями, при котором мы дошли до нужного поворота в узкий переулок, спускавшийся прямо к реке. В просвете домов появился новейший памятник Петру, он смотрелся как ценное добавление к виду на реку, однако в сюрреалистическом ключе.
– Вот мы и пришли, сейчас зайдем на минутку к профессору, – пообещала Варечка. – Он мой родственник, я скажу пару слов, вы ему должны понравиться. Потом пойдем обедать в Ирландский бар, вы согласны?
Я одобрила сложную программу без возражений. Что родич-профессор, что Ирландский бар – меня устраивало все. Только бы не опоздать к кузену Сереже, заболтавшись с Варечкой и ее профессором неведомых наук, думала я следуя за Варей по жаре вниз по переулку, мимо разрытого котлована, затем вдоль газона за забором. Чуть ниже посреди газона выявился за купами деревьев внушительного вида особняк в три этажа. Дом стоял в переулке слегка наособицу, его окна и двери выходили не на проезжую часть, а на газон. Тем временем на заборе, скорее, даже над ним, возникла вывеска, предупреждение для особо наивных визитеров, особняк оказался “Клиникой неврологических состояний для детей”. Даже отчасти впавшая в детство гостья слегка насторожились, неврологические состояния смотрелись очень уж угрюмо.
«Ах, вот он какой будет, профессор у Варечки!» – мрачно подумалось мне. – «Шарлатан и чернокнижник, не иначе…” Не знаю почему, но предубеждение сложилось сразу, не успели мы войти в калитку и ступить на песчаную дорожку, что вела через газон и указывала на дверь особняка. Идти в особняк явственно не захотелось, такое нашло состояние. И если бы не Варечка, только бы меня там и видели! Но отказываться входить к профессору в клинику без веской причины было отчаянно неудобно, и это меня держало крепче любых веревок, вернее, я плелась за Варей, как коза на веревке. (Так любила выражаться бабушка Глаша.)
Тогда мне было невдомек, что настал судьбоносный момент для целой кучи народа, я поколебалась, но вошла в клинику как мышь в западню. Острый, всепроникающий запах дезинфекции подействовал почти успокоительно, и я двинулась за Варечкой по старым, обшарпанным, но чистеньким коридорам. Обыкновеннейшая передо мною мелькала детская поликлиника, тот же вид и пронзительный аромат. Кое-где сидели страждущие, но в целом клиника казалась почти безлюдной и гулкой.
Варя уверенно довела нас до высокой белой двери, в конце коридора, стукнула и заглянула, не дожидаясь ответа. Я стояла позади нее, и мельком увидела белые халаты на фоне окна, потом услышала, как кто-то отозвался приятным баритоном.
– Возьми ключи и поди в залу, – голос шел от белого халата у окна. – Там и располагайся, а я досовещаюсь, подожди.
Варечка проговорила какую-то речь в ответ, мы с ней дружно повернули и вновь пошли по коридорам, пока не уперлись еще в одну дверь, на сей раз двустворчатую. Странно подействовала на меня эта клиника, сугубо непонятное навеяла состояние. (Описывать его трудно, но я сделаю, что смогу.)
Зала была двусветной, окна шли по сходящимся стенам, а на газон выходили витражные стекла со сложным узором. Освещение получалось необычным и казалось отчасти искусственным, лучи солнца пронизывали цветные стекла с излишней интенсивностью. «Как на сцене, энное действие, акт первый», – подумалось с небывалой отчетливостью, и стало понятно, что этот момент я запомню надолго.
Вот я и дошла до самого сложного, до личных смешанных впечатлений. Мало того, что они почти не воспроизводятся, к тому же теперь я в курсе, какую роль сыграла краткая встреча с профессором, что сбивает меня дополнительно и бесповоротно. Я могу поклясться, что действие происходило наяву, но ощущения поплыли как во сне, когда знаешь, что спишь, но очень скоро проснешься, даже рассвет угадывается за незримыми окнами.
Глава шестая (№ 6)
(в которой «тень кучера погоняет тенью хлыста тень лошади» – и все это происходит на заднике обширного экрана. Или же, как смело утверждал поэт-классик, со мною происходил “электрический сон наяву”, только без электричества. Но что-то подобное безусловно имело место…)
До появления профессора мы с девицей Варечкой проводили время довольно невнятно, она знала эту залу наизусть, поэтому сидела у стола заседаний, а я изучала помещение и пристраивалась сидеть на стульях, сцепленных между собой рядами. Но везде оказывалось неудобно, посему я только и делала, что пересаживалась, потом вновь ходила по зале зигзагами. Далее по ходу блужданий я заметила в углу печку с изразцами, попробовала обойти ее кругом, но уперлась в стену. Вспоминать прямо-таки стыдно, я бродила как тень во сне, не зная, куда себя девать.
Тем временем Варечка нежно улыбалась мне из другого угла, словно дебильное поведение гостьи было задано или предусмотрено заранее. В сновидениях такое частенько случается, а наяву со мной вышло впервые, видит Бог. Как раз в разгаре блужданий по зале в дверях возник некто в белом, и Варечка стала меня представлять дяде, профессору Кузьмицкому как свою напарницу по командировке в Венецию. И вообще просила обратить внимание, какую очаровательную женщину она привела к нему в гости.
Дядя в белом халате заверил, что более, чем счастлив познакомиться, но тут же извинился и испросил минуту, поскольку им с Варей надо перемолвиться буквально двумя словами. Я послушно уселась на первый ряд стульев и оттуда наблюдала, как Варя и профессор сели у печки и завели беседу вполголоса. Слышать я ничего не слышала, зато смотрела на профессора во все глаза.
Он поминутно менял облик: то выглядел солидным и внушительным, то изможденным и худым, то неуловимым и почти расплывчатым. Хотя я могу ошибаться, накладывая на образ профессора эффекты сложного освещения, в особенности, вспоминая задним числом. Одну лишь деталь неверного облика профессора Кузьмицкого я запомнила с исключительной точностью: из-под нависшей глыбы лба внимательно смотрели зоркие глаза-буравчики. А выдающийся лоб сходился над ними странным заметным углом.
Но наблюдать довелось недолго, свет в зале внезапно померк, наверное, нашла туча, а я странным образом оказалась снаружи старинного особяка, шла вдоль ограды в намерении ступить на газон. …И вообще, то оказался темный вечер, ветер гнул до земли невидимые высокие травы, они шелестели вокруг меня, словно исполняя мелодию на экзотических инструментах. Неслись по небу быстрые короткие тучи, в разрывах тьмы появлялась и скрывалась луна, а памятник Петру за моей спиной пронзительно освещался мертвенным бледным светом. Я тем временем торопилась добраться до дверей особняка-клиники, но никак не удавалось. Какой-то бесконечный газон распростерся во тьме, однако следовало его миновать, потому что в дверях особняка ждал профессор. Он стоял в белеющем распахнутом халате, манил и подзывал к себе жестами обеих рук. Следовало сообщить ему нечто важное, главное – успеть!
Нежданно скоро темный газон подошел к концу, я оказалась у дверного проема, шагнула в к белой фигуре, но она вдруг отдалилась и исчезла. Тут же передо мной зазияла чернота в провале, дверь тоже куда-то делась. Шагнуть внутрь я не успела, только оглянулась – вечер все длился. Но тут же почти без перерыва занялся день. Слишком яркие цветные лучи просочились сквозь окна и закрытые веки, далее непосредственно… Глаза открылись сами собой. Фигура в белом, как сидела у печки, так никуда и не двинулась, а у меня отложилась в памяти фраза: «Вечером непременно сюда приду. Надо прийти…» И запомнилась с особой настоятельностью.
Сон внезапно сдвинулся, я поняла, что тот профессор снился, а этот сидит в зале. И ничего мне не надо! Профессор с Варечкой продлили собеседование еще пару минут, не дольше, потом разрознились, плотно обсели меня по бокам и стали извиняться.
– А вот сейчас моего чайку! – радушно предложил профессор Глеб Кузьмицкий. – Мигом сделаем и опробуем на Кате. Варюша после него бодрая, как птичка-малиновка. А то мы бедную Катю вконец утомили.
Варюша закивала головой в полнейшем согласии с дядей, и мне пришлось согласиться на чаек, чтобы никого не обидеть. Одно было ясно, сон мне привиделся не простой, а вещий, навелся точно, но прошел по краешку. Я уловила сообщение почти наяву, а не во тьме подсознания. Ошибочка вышла у дядюшки Глеба, профессора-магнетизера. Хотя усыпил он гостью лихо, ничего не скажешь.
Чай и вправду оказался ничего себе, со свежим привкусом, хозяева дружно уговорили меня на вторую чашку. Тем временем Варечка докладывала дяде, кой черт нас несет вдвоем в местечко подле Венеции, и по какому именно каверзному делу мы собрались посетить отель на берегу Адриатического моря. Я слушала в некотором забытьи, старательно вникала в детали будущего предприятия, даже вносила свои реплики в беседу и чувствовала себя неплохо, пока не обнаружила, глянув на часы, что кузен Сережа давно ждет меня у ограды. Минут двадцать прошло после положеннего срока, а я ведь старалась следить за временем.
Пришлось прервать чаепитие и запросить извинений. И конечно же, Варечка любезно напомнила, что обещала проводить меня насквозь, тогда мы обойдемся буквально парою минут. Дядя-профессор Кузьмицкий неохотно согласился с нами расстаться, но проводил до входных дверей и в точности оказался на том месте, где я потеряла его в сновидении. Только мы с Варечкой собирались удалиться, а вовсе не приблизиться.
На прощанье дядя Глеб пообещал помочь, если у меня возникнут проблемы с ребенком, «а то для чего же нужны друзья»? И пока мы с Варей одолевали газон под палящим солнцем, я никак не могла вспомнить, когда и кто говорил, что ребенок имеется в наличии. Сама я вроде не упоминала ничего подобногого. Так и не припомнила, к большой досаде на себя.
По узкому тротуару мы пошли прямиком вниз, Варечка щебетала о венецианской Ривьере, я слушала одним ухом, а второе оставалось открытым для внутренних сообщений – в них стало проклевываться невнятное содержание. Глаза тем временем следили за иллюзорными эволюциями речного монумента. Гигантский Петр при мачте, сначала грузно паривший над переулком, по мере нашего спуска исчезал за крышами домов, затем осталась одна черная рука, застывшая в прощальном приветствии, под конец и она затонула вместе с обломком мачты.
«Странное все-таки впечатление сложилось», – думалось тяжко и с напряжением. – «Профессор и от племянницы Вари что-то скрывает, мы обе сидели у него как подопытные птички-малиновки, щебетали, а он смотрел и слушал.» Тут вовремя подоспела Варечка, не дала досовещаться с собой и повлекла в подворотню, вернее, под арку старого дома, незаметно выросшего на нашем пути.
– Так будет быстрее, – объяснила девушка. – Сейчас пройдем насквозь и прямо к реке. Нет, не эта арка, следующая.
И действительно, прямо вплотную зазияла грязным провалом другая арка, будто мы сходу вошли в Средние века, в одной из толстых стен даже оказалось узкое окошко на уровне второго этажа. Очень запыленное и почти слепое. Мы миновали темный проход под аркой и вышли во дворик, разгороженный зубчатой кирпичной стеной. Над ней в стиле бреда возвышался странный обломок жилого дома, одна комната под крышей стояла над стеной отдельно.
Варя бросила небрежный взгляд на нелепое сооружение, но я машинально отметила, куда она посмотрела. (Знать бы мне что там кроется! Но если бы я знала хоть что-то или даже отдаленно догадывалась, то история вышла бы у нас иная. Вернее, не вышло бы никакой, но неясно…)
Далее мы проскочили кучу тесных двориков и уютных старых домов, вышли на набережную и долго брели по ней, к моей возрастающей досаде. Я с каждой минутой сознавала, что опоздала к кузену Сергею совершенно непростительно. И почему-то страшно злилась на Варечку, казалось, что она уводит меня от цели, сначала намеренно задержавши у подозрительного дяди. Специально, чтобы я опоздала еще больше. Неприятное душевное состояние не покидало меня, пока девушка не свернула с набережной и не указала на вход в узкий провал между домами.
– Вот он, Турчанинов переулок, – произнесла Варечка, до переулка она молчала, чувствуя мою досаду и нетерпение.
– Это? – без всякой вежливости удивилась я. – Это здесь?
– Ну, конечно, сейчас будет церковь, а перед нею, вот, – толковала Варечка, но тут я увидела сама и устыдилась.
Выше нас по переулку стояла церковь с каменными воротами, перед нею виднелся железный забор, прикрывающий дощатый домик в зелени, на стене дома виднелась цифра «2» в круглой рамке. Все было верно, именно так кузен Сергей описывал подходы к своему жилищу. Более того, одна из створок калитки стояла приоткрытой, и в проеме маячила нескладная фигура кузена Сережи. С любого расстояния он излучал досаду с немой укоризной. Все нехорошие чувства разом растворились, я смутно улыбнулась Варечке и потащила ее представляться кузену Сергею. Прекрасно понимая, что при посторонней девице его гнев остынет, а реприманды обождут.
Одно, хотя и не самое важное последствие первого визита выявилось позднее. Поскольку я пришла не сама, то дорогу к дому Сергея помнила отменно худо. В памяти отложилось одно неудовольстве, а улицы и дома просто потонули в нем. В связи с чем следующие посещения Турчанинова переулка происходили мучительно и невнятно. Тем не менее поначалу все сложилось как нельзя лучше. Присутствие Варечки смягчило Сергея, он сменил досаду на гостеприимство, вплоть до того, что пригласил девушку зайти и осмотреть его новый дом. Варечка согласилась, а мне возражать не приходилось. А очень напрасно.
Внутри забора жилище кузена оказалось уютным, хотя и грязноватым домиком, типичным для российской провинции. Имелись в наличии низкие переходы, затемненные террасы, крутые лесенки и окна с переплетами. Готовая декорация для фильма российских ужасов с трупами в чулане. Вот что подумалось мне тогда.
Мы с Варечкой ходили по дому, восхищались видами из окон, старались не свалиться с лестниц и антресолей, для чего бедняжке Варе приходилось подбирать длинную юбку. Но назвалась гостьей, так полезай, голубушка, на антресоли! Я потерпела свое у дяди-гипнотизера, а Варе приходилось ублажать моего странного кузена, даже испить чашку чаю с деревянными баранками. И это вместо обеда в Ирландском баре и непринужденной дамской беседы. Хотя, одну ценную информацию я выудила, Варечка обмолвилась, что выросла в таком же домишке на окраине города Иванова. Пустячок, а приятно!
Погостивши положенное небольшое время, Варя откланялась, и кузен Сергей выпустил её за ворота. Потом повел меня знакомиться с соседкой Ираидой, та проживала во второй половине дома и встретила нас с раскинутыми картами. Церемония взаимного представления ознаменовалась валетом пик и свиданием в казенном доме. (После ухода со сцены девицы Вари напряжение частично спало, зато впечатления смешались вконец.)
Знакомство с оккультной соседкой Сергея вышло ничем не примечательным, кроме одного. Я поняла сразу, что ее мысли витают далеко от грешной земли, и по лицам она скользит взглядом, практически их не замечая. Основные интересы гадалки лежали в прошлом и будущем. Мое она основательно проработала и пообещала просто Бог знает что, сплошные перемены в жизни и неизменно к лучшему.
Больше всего в жилище кузена Сергея мне понравилась его отделенность от улицы, вход прятался за забором и садом, во всем остальном домишко оказался немыслимой хибарой – ну так и стоило все удовольствие какие-то гроши, как честно признал Сережа.
Глава седьмая (№ 7)
(в которой узлы связываются и затягиваются, начинает проглядываться основное действие, а потом замирает, но все это смутно, никто из участников ничего не понимает. Да и куда нам?)
В тот вечер, чудесный и солнечный, я вывела Мику гулять на стадион, отдала на попечение белого друга Арчибальда, а сама пошла ходить кругами по тартановому покрытию, пытаясь обозреть результаты и свести концы с концами. Картина моих действий получалась вполне безотрадной, я много чего успела, только не поняла, чего именно. Одно было ясно, хочешь не хочешь, следовало ехать на венецианскую Ривьеру – только там можно разглядеть целостную картину прошлого, настоящего и будущего. Вполне понятно, хотела бы я увидеть причину, по которой в Венецию ехать не следовало.