Исповедь авантюристки

– Я не могу понять причину вашего недовольства моим выбором. Я думаю, вы недовольны именно тем, что не вы, а я сам нашел себе невесту. Простите, не угодил.

Сын сухо поцеловал матери руку.

– Надеюсь, что вскоре вы перемените свое мнение.

С этими словами он удалился. Мать осталась в раздражении и недоумении. Обидным казалось все: что решил жениться не на той, которую она предполагала в невестки, что без обиняков высказал ей свое мнение и что легко пренебрег ее нежеланием принять его выбор. Нине Игнатьевне нечем было припугнуть строптивого сына. Она не могла лишить его наследства, он был богат, гораздо богаче ее самой. Отсутствие благословения тоже не поколебало бы решения Антона. И немудрено, она иногда со страхом думала: «Да верует ли он в Бога?»

– Верую, матушка, верую, – смеясь, ответил сын, когда она однажды рискнула его об этом спросить. – Но только тогда, когда он мне в делах помогает!

Через несколько дней Нина Игнатьевна поостыла. Она знала своего мальчика и знала, что его решение неизменно. Она недоумевала: вокруг столько красивых девушек, и гораздо более богатых. А у этой еще и сестры, о которых придется заботиться и устраивать их судьбу!

– Матушка! – заявил Антон Иванович как-то утром. – Я вчера был в Институте и сделал предложение Аделии.

– Разумеется, оно было принято? – с сарказмом спросила мать.

– Разумеется, – последовал добродушный ответ. – Я говорил с начальницей. Она согласна не препятствовать моим посещениям, при условии, чтобы все было в рамках приличия и не способствовало излишнему возбуждению других воспитанниц. Прошу вас, поезжайте туда, повидайтесь с Аделией и уверьте начальницу в самых благих намерениях нашего семейства. И будьте, пожалуйста, поласковее к бедной девушке, ведь вы скоро станете ей второй матерью. Ей так важны материнская любовь и поддержка!

Когда Аделия встретилась с госпожой Липсиц, та уже смотрела на девушку без прежней улыбки. Бедняжка сразу почувствовала холод и отчуждение. Она никак не могла понять: отчего будущая свекровь с ней так неласкова, почему в разговоре прорываются недовольные интонации? Наивная девушка полагала, что в лице матери мужа она найдет утраченную материнскую любовь. Да и сама Нина Игнатьевна не могла понять, за что она невзлюбила невесту сына. Вразумительного ответа она не находила, хотя раз за разом задавалась этим вопросом.

Другая неприятность ожидала Аделию в лице классной дамы. За все годы обучения девушка никогда не попадала в рапорт, ее никогда не наказывали, в отличие от других учениц и особенно от младшей сестры. Теперь замечания и наказания посыпались как горох из дырявого мешка: «Манкевич! Почему волосы торчат в разные стороны? Пелерина сидит криво и бант замят! Неряха!» – «Негодница! Опять какие-то посторонние бумаги на парте? Я скажу учителю, чтобы он снова спросил тебя на уроке! Сразу видно, что теперь в голове вовсе не ученье, а разные неприличные мысли!» – «Как затянут корсет? Или на тебе нынче и вовсе нет корсета? Совсем от рук отбилась!» – «Что вы все шушукаетесь по углам со своими сестрами! Это неприлично и бестактно по отношению к другим девицам! Стала невестой и решила, что все позволено? Какой дерзкий взгляд, какая непристойная улыбка! Бесстыдница!»

Раньше Аделия пролила бы реки слез от несправедливых обвинений, но теперь ей было ровным счетом все равно. Скоро, скоро конец всему: ранним вставаниям, зубрежке уроков, холоду спальни, скудным обедам, придиркам и грубым окрикам классной дамы. А самое главное, она не поедет в Калугу, останется в столице, будет жить в собственном доме с таким чудным человеком, как ее жених. Правда, она еще мало его знает, но он не может быть плохим. Любит ли она его? Этого Аделия пока не поняла, но всей душой желала, чтобы страстная любовь к жениху охватила все ее существо.

А что касается классной дамы, так ее можно только пожалеть. Это она от зависти обозлилась. Бедная мадемуазель! Вся ее жизнь отдана казенным стенам и воспитанницам. Впереди у Аделии любовь и нежная привязанность супруга, а у той – казенная комната, непослушные ученицы, такие же злые, как она, коллеги и тоскливое увядание.

Когда одноклассницы узнали о счастливой перемене в жизни Аделии, то большая часть из них пришла в совершенный восторг. Они готовы были часами сидеть около нее и слушать подробности знакомства, мельчайшие детали, рассказанные уже не один раз. Другие завидовали и не верили, что так просто могло привалить счастье и удача этой невзрачной Манкевич. Они шушукались по углам и, кривя губы, намекали на неприличные обстоятельства сватовства. Мол, недаром время провела на каникулах! Но таких было мало, так как Аделия отличалась такой наивностью и чистотой помыслов, что представить ее в непристойной ситуации было совершенно невозможно.

Сестры тоже по-своему переживали счастливую перемену в судьбе старшей.

– Теперь, вероятно, мне придется поехать к тетушке в Калугу, – грустно пошутила Аполония.

– Нет, что ты! – пылко воскликнула Аделия. – Я заберу вас к себе. Мы будем жить все вместе!

– Вряд ли Антон Иванович согласится на такую обузу, – усомнилась Аполония. – А уж его мамаша и подавно!

Аделия закусила губу. Мечта жить одним домом крепко засела в ее головке.

А потом все смешалось. Выпуск и свадьба слились в ее памяти. Аделия хоть и хорошо училась, но не была первой. При выпуске она не получила заветного шифра, вензеля с инициалами императрицы, которыми награждались лучшие из лучших. Зато над ее головой вознесся золотой венчальный венец. Начальница позволяла выпускницам венчаться в институтской церкви. Сначала состоялся молебен в ознаменование выпуска, а потом было пение церковного хора в честь новобрачных. Когда Аделия с мужем после венчания шла к карете, Лека бросилась к ней на шею, прижалась крепко к плечу, давясь слезами, прошептала:

– Сестричка! Любимая! Не оставляй меня!

Аделия насилу оторвала от себя девочку, перекрестила и твердо произнесла:

– Обещаю тебе памятью наших родителей, что не оставлю вас никогда!

Классная дама приказала Леке вернуться, и та, заливаясь слезами, убежала в дортуар.

Глава 5

Переполох, вызванный исчезновением малышки Липсиц, закончился так же внезапно, как и начался. Девочка обнаружилась в спальне для младшего класса. Вбежавшая туда горничная не поверила собственным глазам, ведь она раз десять осмотрела помещение! Перекрестившись и схватив ребенка в охапку, она потащила ее в квартиру директрисы.

– Где, где ты была все это время? – простонала белая от страха и переживаний классная дама.

Девочка молчала и на все дальнейшие расспросы не проронила ни слова.

– Лизонька, дитя мое, что молчишь? Куда ты подевалась? – тормошила девочку мать. – Может, тебя кто-нибудь обидел?

Девочка продолжала молчать. Аполония с беспокойством вглядывалась в лицо племянницы. Ее широко раскрытые глаза говорили вместо сомкнутых губ: с ребенком приключилось нечто, что она не может осмыслить и пересказать простыми словами.

– Оставь ее. Может быть, позже нам удастся чего-нибудь добиться, – сказала она сестре, которая безуспешно пыталась услышать от дочери хоть слово.

По собственному опыту Аполония знала, что когда дети сильно напуганы или смущены, с ними надо обходиться особенно деликатно. И тогда по прошествии некоторого времени они могут впустить взрослого в свой маленький мир. Так и произошло. Уже на следующий день, когда еще гостившая в пансионе Аделия задремала с книгой в кресле, Аполония призвала Лизу и посадила к себе на колени. Некоторое время обе молчали. Аполония перебирала русые волосы девочки, доставшиеся ей от сестер Манкевич. Лиза обняла тетку и тихонько прошептала:

– Поля, я видела этого карлика!

Аполония отшатнулась от девочки с неподдельным ужасом.

– Глупости! Ты не могла видеть того, чего не существует!

– Нет, я видела его, – упрямо повторила девочка.

– Хорошо, если ты его видела, то расскажи, каков он из себя?

– Он маленький, но выше меня. И такой весь… какой-то как гуттаперчевый. Глаза маленькие, противные, и весь он противный, гадкий. Гадкий…

Рот ее искривился, и она приготовилась заплакать.

– Погоди, погоди реветь, – строго произнесла Аполония, полагая, что расспросами она убедит ребенка в иллюзорности видения и тем самым успокоит ее.

– А что на нем было надето? Припомни.

– Не знаю, – протянула девочка. – Что-то было надето, пальто как будто, шапка по брови, и волосы торчат… Носом шмыгает… Пальцы такие длинные, холодные и мокрые…

Аполония с недоумением взирала на племянницу. Получалось, что та действительно описывала нечто реально увиденное.

– Он что, трогал тебя?

– Он взял меня за руку и повел.

– Куда? – прошептала осипшим от страха голосом Аполония.

– В свое царство тьмы. Так он сказал. Но я не могла туда идти. Мне было так страшно, я боялась, что меня станут искать и не найдут. Я вырвалась и убежала.

– Боже милостивый! – Это вскрикнула Аделия, которая, притаившись кресле, слышала весь разговор. – И где же то царство тьмы, куда он тебя потащил?

– Я не знаю, маменька! – Девочка стала дрожать и плакать. – Темно было, я не помню, не помню. Я убежала и спряталась под одеяло!

– Полно, полно! Не плачь, не плачь, солнышко! – Аполония прижала девочку к себе. – Тебе привиделся дурной сон! Это видение, так бывает! Ты убежала от своего сна и спряталась, а где, не помнишь. Я тебя понимаю, у меня самой так бывало.