Моя любимая Гиперборея. Бореи – наши предки?

– Мы упустили время. И, похоже, безвозвратно. Упустили возможность что-то исправить. Если она вообще была, такая возможность.

– То есть?

– Вполне возможно, что Он вынужден был это допустить. Из-за обстановки в других частях планеты. И если я прав, мы увидим и услышим Посланца. Но, боюсь, ничем он нас не обрадует. Чтобы не сказать хуже. Что он нас сильно огорчит.

– С этого места поподробнее, пожалуйста!

– Если моя догадка верна, то наше переселение неизбежно. Больше скажу – не просто переселение, а именно наше рассеяния по всей планете. И я просто уверен, что роль нам какая-то уже отведена. И участь наша будет чрезвычайно трудна.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Что мы и только мы можем и должны выполнить Его волю и попытаться изменить положение дел на планете.

– А оно тебе кажется сильно тревожным и опасным?

– Чрезвычайно! Ты ведь знаешь – хотя бы по тому, что пришельцы сюда принесли – что у них нравственная жизнь находится ниже критического уровня. Поэтому там идут постоянные войны. И всё, что из них следует. А Он не любит убийств, проливания крови. И, мне кажется, намерен это прекратить. Видимо, кроме нас, других у Него помощников нет.

– То есть нас лишили общения целенаправленно и продуманно? Тогда ты прав – Посланец прибудет. – Потом Тулл добавил:

– Через два дня в Доме старейшин будет большое совещание. Приходи и ты, пригласи с собой туда всех, кого посчитаешь нужным. Нам пора с этим разбираться и что-то решать.

– Буду.

В Доме старейшин были почти все – каждый получил по несколько сообщений и разбирался с ними. Кроме того, у каждого было и своё видение положения, так что оставалось тоже изложить это в ясном виде и сравнить с другими сообщениями. И обнаружить сходность взглядов. Или их различие. Обнаружить нечто совершенно неожиданное во мнениях тех, кто присылал всё новые сведения и свои из них выводы.

– Да, – сказал Рус, увидев Тулла, – похоже, послезавтра у нас будет самое сложное и долгое совещание.

– Что, кто-то тебя сильно удивил?

– Многие. А ты, кстати, присланные тебе сообщения видел?

– Пока нет. Пойду к себе, пожалуй, да посмотрю, что мне прислали. Освободишься, загляни, если сможешь.

Рус кивнул – загляну, а как же. Самому надо бы поговорить обо всём этом. Он поражался собственной слепоте и невнимательности: всё же так явно, что просто диву даёшься, как долго все мимо этих несуразностей проходили и не пытались обратить на это хоть чьё-нибудь внимание. Равнодушие? Или привычка полагать, что те, кто повыше, более зорки и мудры? И коли не делают ничего, то и делать не стоит?

Собрание было столь многочисленным, что пришлось вносить дополнительные сиденья. Тулл начал:

– Все вы знаете, как мы жили многие тысячелетия: учились, трудились, изобретали, совершенствовали то, чем пользовались, воспитывали детей, дружили с животными, которых так много на лугах в нашей стране. Но никогда мы не судили о том, как живёт другой борей, как устроил жизнь своей семьи и как ведут себя его дети. Незачем было – мы все были открыты друг другу и честны. Ибо такова наша природа.

Но приехали чужие. Не потому чужие, что из другой страны, а потому, что у них другие нравы. Всех тех из бореев, с кем они общались более-менее долго, они научили сплетням, зависти, осуждению, жадности – хотя наши богатства нисколько не уменьшились и все по-прежнему обеспечены всем, что им потребно…

И тогда началось затемнение Неба. И сегодня оно привело к тому, что нам приходится ждать такого мощного похолодания, что я предвижу на месте Родины нашей появление ледника. Который установится на многие века. И нам придётся переселяться.

Старейшины получили множество сообщений и всё, мной сказанное, есть вывод из сведенных воедино данных из этих сообщений.

Но виноваты не пришельцы. Виноваты мы. Что приняли их, не удосужившись выяснить, кто они такие и что из себя представляют. Что позволили им у нас остаться. Не предвидя ничего из того, что последовало вскоре. И что привело нас сегодня к катастрофе… А теперь я хочу предоставить слово Вету.

Главный служитель Храма продолжил речь Тулла:

– Я, да и другие служители, уже многие века замечали те изменения, которые всё усиливались из-за пребывания в нашей стране чужеземцев. Не знаю, какую жизнь они ведут, но это плохая жизнь. Не знаю, почему им постоянно не достаёт всего, в чём у них возникает нужда: не думаю, что их земли беднее нашей. Надеюсь, Лар нам что-то объяснит. Но чужеземцы – и я подозреваю, что во всех странах, постоянно между собой воюют. И хотя мы никогда не знали войн, я понимаю, что война – это взаимное убийство и взаимный грабёж. А там, где проливается кровь, не может быть Света. Да вам это известно не хуже, чем мне.

Больше скажу, с тех пор, как чужеземцы стали приходить на наши праздники – а нам в голову не пришло, что они могут это сделать и мы не придумали способа им этого не позволить – Небо стало темнеть так быстро, что за одно столетие потемнело сильнее, чем за предыдущее тысячелетие. И теперь наступает холод. Ведь прежде такого не бывало никогда, чтобы мы не видели Днём солнца. Небо затемняется и солнца просто не видно. Теперь, чувствую, оно будет скрываться всё чаще и чаще. А это означает, что наши урожаи будут куда скуднее. Что у нас могут возникнуть недостачи в чём-то… Что с этим делать, я не знаю.

Единственное, чем я могу вас всех обрадовать, это весть о том, что в день Праздника Середины Дня нам всё разъяснит Посланец, о котором мы давно просим. Его появление – радость, вот только речи его, вполне вероятно, огорчат нас ужасно. Ибо ничего доброго в этих речах для нас не будет. Такой я делаю вывод и такое предположение.

Уступаю место Лару.

– Как всем вам известно, я возглавляю управление по наблюдениям за жизнью общества. Нажисты мы. Или, по иноземному пониманию, политики. Но как нас не назови, делаем мы это уже второе тысячелетие. С тех пор, как мелькнула в Небе первая дымка. И мы всё это время собирали различные данные, писали летописи и делали какие-то выводы.

Нынешние внушают мне глубокую печаль.

Не хотелось бы печалить и вас, но больше об этом молчать нет смысла. Раньше казалось, что всё, как мы привыкли, само рассосётся. Но оно не только не рассасывается, но ухудшается постоянно.

Немного я уже рассказал вчера, сейчас приведу более полную и ясную картину. Мы сообщили всё это, – добавлю, – Совету Старейшин, так что итоговая картина (ибо я не сомневаясь, что у других научных отделов сведения примерно столь же грустные), не порадует никого.

Первое затемнение случилось не тогда, когда мы приняли у себя первого «гостя». А когда в той дальней стране, откуда он прибыл, приняли решение отправить его к нам. И это затемнение должно было нас насторожить. Но мы настолько привыкли к постоянному благополучию и полному довольству, что ни на миг не насторожились.

Мы не только приняли этого пришельца издалека, но даже никто не задался простейшими вопросами: откуда о нас узнали в его стране, ведь между нами – тысячи вёрст расстояния, что им у нас понадобилось, как рискнул посланный теми правителями отправиться в столь дальний путь, каковы истинные его цели.

Мы настолько безхитростны, так что ни о каком коварстве и злоумышлении даже мысли ни у кого не появилось. Единственное чувство, которое мы все испытали – удивление.

К сожалению, никто из нас, включая руководимых мной учёных, не удосужился порасспрашивать пришельца о его стране. И не расспрашивали многих, последовавших за ним. И тем более – торговцев.

Начали мы задавать им вопросы только спустя несколько столетий. И то лишь потому, что они стали появляться на наших Праздниках.

Эти опрашивания многим из нас казались пустой тратой времени, но, в итоге, многочисленные ответы прибывших из разных стран позволили составить общую картину отношения к нам жителей тех дальних стран, которые решили засылать к нам своих представителей.

Хотите знать, как она выглядит? Ничего хорошего я вам сообщить не могу, к сожалению.

Я уже говорил вчера и сегодня повторяю: главное в их, к нашему народу, отношении – презрение. Ещё недавно я и сам этого слова не знал. И что оно обозначает – тоже. Сейчас объясню. Они считают нас полными и неизлечимыми глупцами, которые незаслуженно владеют несметными богатствами. А коли мы глупцы, то богатства у нас следует отнять. И они отнимают – привозя нам совершенно нам не нужное, которое мы благородно у них принимаем, отдавая им взамен что-то своё.

Поскольку никогда мы не имели денег – при полном довольстве они были нам совершенно без надобности – то, полагаю, а это моё предположение подтверждается многими донесениями наших дипломатов – что мы давали им сто мер отборного зерна за одно сорное семечко. Причём семечко нам совершенно не нужное.

Конечно же, в их глазах мы – не щедрые хозяева, а настоящие глупцы. Которых им их бог велел грабить без пощады. У них, кажется, совсем другой, чем у нас, бог. – Это замечание Лар произнёс, словно самому себе не веря, недоумевая, не понимая, откуда у пришельцев мог взяться другой бог, если есть только Он.

– На этом их определении нас как глупцов и строится всё остальное. Они, с каждой новой волной, задерживались у нас всё дольше и дольше, пытаясь выяснить, чем ещё мы богаты. А поскольку мы богаты всем, что нам потребно, то и это они захотели у нас отнять. А как это сделать? Всеми теми приёмами, к коим они привычны, а мы нет.

Кто из вас знает, что такое зависть? – Лар обвёл глазами всех присутствующих, но ответа не дождался. – Я так и знал, что вам всем это чувство неизвестно. Это постоянное озлобление на другого, у кого есть то, чего лишён тот, кто завидует. И постоянное желание это у обладателя отобрать. Любыми средствами.

Вы, догадываюсь, не знаете также, что такое озлобление? Это осознание себя в чём-то обделённым и на этом осознании развитое до полного затмения разума отрицание человека, обладающего желаемым, и желание ему всяких неприятностей. Вплоть до смерти.

У каждого из нас было всё. И мы не знали ни зависти, ни озлобления. Пришельцы же, как теперь понятно, в чем-нибудь обделены. А многие – во всём. У них нет домов, друзей, возможности заниматься тем, к чему лежит душа и куда влекут таланты, нет друзей, любви – да всего нет.

И они отправились в очень дальнюю дорогу, чтобы добыть себе всё, чего у них нет. И способ они знали только один – отнять у нас. Любым способом, включая обман. Обман, это когда вам дают одно неизвестное семечко и убеждают вас, что оно равно ста мерам отборного зерна. А поскольку вы хорошо воспитаны и об обмане не имеете никакого понятия, то вы эти сто мер зерна отдаёте. Хотя семечко вам совершенно без надобности. Просто долг гостеприимства.

Многое ещё подобное они сюда принесли. Такое, о чём и говорить не хочется. Подлость, коварство, осуждение, готовность убивать, уверение, что животные опасны! И тому подобные безумные убеждения.

Не буду сожалеть, что мы не прогнали самого первого и последующих прибывших, поздно теперь сожалеть.