Фея и Тот Самый Один

– Прошу прощения, ничем не могу помочь, – невозмутимо ответил мужик, в моих глазах уже не очень-то привлекательный, так… гоблин какой-то в пальто, если не сказать грубее, и заглянул в собственный багажник.

– Девушка! – раздался за моей спиной громкий бас, больше похожий на раскат грома. Эх, сейчас бы какого-нибудь Громовержца, засадить пару молний прямо в задницу зажравшегося мужика представительского класса. – Девушка, вы всех задерживаете.

Посмотрела, вздохнула, действительно, я всех задерживала. Пока я пыталась доказать, что не верблюд, и место моё по праву, из машин образовалась очередь, и все они надеялись занять местечко внутри жилого комплекса, потому что в противном случае придётся искать место вдоль проспекта или вовсе ехать на пустырь.

Мне повезло, я нашла небольшое местечко через несколько машин от седана. Вообще, там всегда парковался огромный внедорожник, но в этот раз соседка неудачно расположилась, внедорожник бы не поместился, а моя машинка, выглядящая бедной родственницей по сравнению с остальными, встала в самый раз. Тютелька в тютельку вошла, как говорится.

В подъезде консьержка окинула меня недружелюбным взглядом, как бы давая понять, что всё-то она знает, понимает. Не по Сеньке шапка. Не для меня этот подъезд на восемь благоустроенных квартир, огромный вестибюль на первом этаже и стеклянные лифты.

У лифта стоял тот самый, представительского класса. В одной руке чемодан на колёсиках, в другой прозрачный полиэтиленовый пакет с кастрюлей, вокруг аромат голубцов на все восемь квартир. С ума сойти!

Не знаю, что меня больше поразило, что данный субъект оказался в моём подъезде, рядом с моим лифтом, то, что он бережно держал в руках пакет с кастрюлей в жизнерадостный красный горошек, или то, что на всю Ивановскую разило банальными донельзя голубцами. Вы можете себе представить, чтобы типчик с обложки журнала «Бизнес» ел голубцы? Я – нет.

– Прошу! – товарищ в пальто с английским воротником и голубцами галантно предложил мне войти в лифт, отодвинулся, дабы пропустить даму вперёд.

– Спасибо! – огрызнулась я, окинула самым уничижительным взглядом, на который только была способна, и отошла подальше от поедателя голубцов.

Тот лишь равнодушно пожал плечами и был таков, умчавшись в лифте. Я поднялась на свой третий этаж на соседнем.

В просторном холле воняло голубцами точно так же, как на первом этаже. На всякий случай я понюхала себя, вдруг успела провонять, пока рядом с любителем русской кухни стояла. Нет, от меня как всегда пахло духами, туманными рассветами и голубыми далями – всё, как полагается привлекательной девушке двадцати девяти лет от роду.

– Миша, я пришла! – крикнула я, заходя в двери квартиры.

– Ага, – услышала бодрый и довольный ответ. – А мы с Марией Петровной в Бродилку играем.

– Молодцы, – я заскочила в детскую, улыбаясь во все тридцать два зуба, несмотря на то, что традиционно уже сжалось сердце.

Прошёл целый год, я приноровилась к новой действительности, научилась с ней жить, но смириться так и не смогла. Каждый раз словно верила в чудо. Ждала, что Мишка встретит меня на своих двоих, бросится, как прежде, в объятия, и каждый раз натыкалась на новый атрибут нашей жизни – инвалидной кресло.

Натыкалась со всего маху, с разбегу, наотмашь, до жгучей боли, и заново, за доли секунды успевала пережить свой маленький, личный кошмар, только для того, чтобы широко и счастливо улыбаясь, дать понять сыну, что мир – отличное место для жизни.

Глава 2

– Леонид Борисович, дорогой мой человек! – пропел знакомый до мурашек женский голос.

Леонид пододвинул чемодан ближе, распахнул руки и с самой широкой улыбкой, на которую только был способен, проговорил:

– Лёка, звезда моя! Дай, что ли, обниму тебя!

– Йоху! – счастливо завизжала степенная дама, на вид от тридцати пяти до сорока пяти лет, а при нынешнем уровне косметологии и пятидесяти пяти, бросилась на шею Леонида.

Для этого Лёке пришлось не только встать на цыпочки, но и подпрыгнуть, Леониду же – привычно придержать крепкое, невысокое тело младшей сестры.

Всего-то год разницы. Они перестали замечать этот год, кажется, ещё до школы, тем более Лёка, будучи сообразительной девочкой-аккуратисткой, отправилась в первый класс вместе со старшим братом – редкостным раздолбаем, на которого в семилетнем с половиной возрасте высокопоставленные дедушка с бабушкой перестали возлагать огромные надежды. Лёка была тем, кто должен был оправдать фамилию, от Леонида же ждали единственного – не опозорить.

Родители у Леонида – попросту Лёвы или Лёни, в зависимости от степени близости – и Лёки естественно были. Не менее успешные, и чуть менее высокопоставленные в силу возраста, однако, стремясь к карьерным высотам, заниматься воспитанием подрастающего поколения не спешили. Почётная миссия вырастить из Лёвы и Лёки таких же высокопоставленных и со всех сторон уважаемых граждан досталась бабушкам и дедушкам. С чем те справились, как и с воспитанием ещё двоих сыновей, рождённых через пять и семь лет после Лёки.

Итого, в семье их было четверо: Леонид, Ольга, она же Лёка, Валерий и Геннадий. Все выросли, выучились и продолжали достигать. Валерий с Геннадием трудились в той же области, что и Леонид. Собственно, ничего другого никто не ожидал, иначе быть просто-напросто не могло. Нонсенс – как сказала бы бабушка, по сей день живая, здоровая и при памяти.

Одины (с ударением на О) – семья потомственных врачевателей, род, идущий из глубины истории. Их пращур у самого Пирогова практиковался, впоследствии добился не меньших успехов. С тех пор не одно поколение Одиных лечило людей и достигло в этом немалых успехов.

– Прошу, – широким жестом Лёка показала в сторону стоящего рядом автомобиля.

– Твой? – Леонид оценил авто, что и говорить, вкус и деньги у сестрицы были.

Конечно, он и сам не промах, может себе позволить не меньшую роскошь, но как-то привык уже обходиться, не рисоваться доходами, вести скромную жизнь, приправленную мелкими мещанскими радостями.

– Твой! – объявила Лёка.

– Да ладно? – засмеялся Леонид. – Вообще-то, я и сам могу себе купить, – полушутливо заметил он.

– Вот когда купишь, тогда и поговорим, – тут же отвертелась сестра. – Знаю я тебя, в ближайшее время не то что машину, туалетную бумагу не купишь. Будешь круглосуточно торчать в этом царстве диссекторов и микроинструментов. Не успел прилететь, с вещами, – она выразительно посмотрела на чемодан у его ног, – уже на работу попёрся. Неужели один день не подождали бы?

– Я не привык нарушать обязательства, ты же знаешь, – покачал головой Леонид.

– В данном случае обязательства нарушила авиакомпания, – парировала Лёка. – И вообще, такой дурдом везде творится, вошли бы в положение, Земля не остановилась бы.

– Дурдом не должен касаться пациентов, – отрезал Леонид.

– Я словно папу слышу, – фыркнула Лёка. – Ладно, поехали, довезёшь меня до метро, а дальше сам.

По пути узнал основные новости, те, что упустил в последнее время. Про Валерку знал, даже видел его сегодня, счастливого застранца, правда, мельком, но парой слов перекинуться удалось. Был лично приглашён на свадьбу, не по телефону или интернету, а глядя глаза в глаза. Что ни говори, а приятно. Женился младший братец по большой и искренней любви с дочкой академика РАН, других девушек в кругу Одиных не встречалось. Куда ни глянь – чья-то дочка, внучка или сама кандидат наук, как минимум.

Геннадия Борисовича тоже видел – важный, как индюк, что в детстве ходил вразвалочку, что сейчас, глядя на окружающих сверху вниз с высоты коренастой, плотной фигуры, доставшейся от матери, такой же, как у Лёки. Леонид и Валерка ростом и телосложением пошли в отца – подтянутые, высокие.

А вот что разводится Генка, не слышал. Казалось, всё хорошо у него в семье было. Двое детей, погодки, жена работала рядом, семимильными шагами по карьерной лестнице двигалась, отпрыски по традиции бабушками с дедушками воспитывались.

– Ругались они постоянно, как кошка с собакой, – начала Лёка. – Он её на операции не ставил, говорил, что женщине в нейрохирургии не место, фактически вынудил специальность сменить, уйти в неврологию. Смежная, конечно, но не то, сам понимаешь.

– Правильно сделал… – нахмурился Леонид, внутренне одобряя брата.

– Я-то думала, тебя Германия отучила от шовинизма, а ты туда же, – беззлобно фыркнула Лёка.

– Врачи – шовинисты, – ответил Леонид. – Знаешь, сколько всего женщин-нейрохирургов в Германии? По последним данным всего-то восемь процентов, и как ты понимаешь, никого на ведущих ролях. Нейрохирургия калечит души, говорят. Так что, наш шовинизм спасает вас, женщин, – он выразительно поднял вверх указательный палец. – И кто бы говорил, кстати. Сама бросила институт после лечебного со словами: не женское это дело.

– Потому что, Лёвушка, среди Одиных должен быть хотя бы один нормальный человек, со здоровой психикой и не покалеченной душой. Меня всё устраивает, – засмеялась сестрица.

– Тебя устраивает быть домохозяйкой? – Леонид приподнял бровь, зная ответ.

Лёку всё более чем устраивало. Все аргументы женщин семейства Одиных об обязательной самореализации и профессиональных амбициях отлетали от неё, как от стенки горох. В двадцать два года она вышла замуж за начинающего бизнесмена, занимающегося поставками медицинского оборудования, с тех пор занималась исключительно семьёй, детьми, кухней, и менять свой образ жизни не собиралась.

Было у сестры и небольшое занятие, как она говорила, «для души», где пригодилось её медицинское образование. Лёка занималась иппотерапией с детьми с нарушениями центральной нервной системы, в основном с ДЦП, но были и детки после аварий, несчастных случаев. Финансировал проект, естественно, муж. Как он любил говорить, за солянку родной жены несколько коней содержать не проблема, а за борщ и маму родную продать не грех.

– Как сказал Диоклетиан: «Если бы вы видели, какую я вырастил капусту…», – с улыбкой ответила Лёка. – Кстати, по поводу капусты. В багажнике голубцы, не забудь, пропадут. В твоей квартире я убралась, телефон клининговой компании оставила на столе, вдруг ты вспомнишь, что в доме время от времени кто-то должен мыть полы. На первое время купила чай, кофе, печенья, пельменей налепила, в общем, подножным кормом обеспечила. Неделю продержишься, думаю. Если что – звони. В субботу большой сбор в честь твоего приезда. Не забудь!

– Есть, мой капитан, – улыбнулся Леонид.

– Всё, я побежала, дальше ты сам. Дорогу найдёшь?