Хватит! Не можешь работать и не пить, значит, не работай!
– И куда я пойду? – вспылил Олег. – Ты в нашей семье врач, а я так – челядь.
– Куда угодно, хоть к нам, я поговорю, спрошу, – выпалила Аня то, что уже сотню раз повторяла, кажется, мозоль на языке уже выросла.
– Совсем свихнулась? Прикажешь в сраные косметологи идти? Ботокс-шмотокс дебилкам колоть, геморройную задницу на лицо лепить?
– У нас работают косметологи-мужчины, между прочим, пользуются спросом, чем ты хуже? Дунаева помнишь, с нами учился? Мастером маникюра сейчас работает, и ничего, живёт, не кашляет!
– Чушь не мели! – Олег вышел из кухни, хлопнув дверью со всей силы.
Аня продышалась, прошла за ним в комнату, продолжила:
– Медбратом в стационар можно устроиться, там никому «ботокс-шмотокс» колоть не придётся, и геморройную задницу на лице лепить тоже. После операции необходимы мужские руки, с той же каталки переложить, помочь. Нарасхват будешь! Зарплата больше и график нормальный!
– Делать мне нечего силиконовых баб таскать, я не для этого в медицину шёл!
– А для чего? Выгореть и спиться?! – завопила Аня, как воздушная сирена, сама себя испугалась.
Сейчас, открыв дверь в квартиру, она жалела о своих словах. Могла бы промолчать, сгладить, вообще ничего не говорить. Ведь знала отношение Олега к своей работе, понимала, как никто понимала его. Она тоже когда-то была идеалисткой, стремящейся помочь всему миру, до сих пор оставалась бы ей, если бы не родила Василису.
Теперь её идеализм заключается не в спасении чужих человеческих жизней, а в том, чтобы хранить и лелеять одну, вполне конкретную жизнь – своего ребёнка.
– Раздевайся, – сказала она дочке, усадив на низенькую банкетку, специально для малышки поставленную в узенькой прихожей.
Прошла на кухню, распахнула окно. Ещё и накурено… что-то новенькое, Олег не курил, ни обычные сигареты, ни электронные, ни кальян, если выбирались отдохнуть.
Слава богу, порядок, посуда помыта, даже та, что оставалась после их с Василисой завтрака. Аня не успела убраться. На плите стояла сковорода с макаронами по-флотски, на столе салат из огурцов и помидоров со сметаной – то, что Олег приготовил.
И недопитая бутылка вишнёвого пива – тоже что-то новенькое.
– Мама, а кто эта тётя?
Услышала она голос Василисы из комнаты, та успела снять обувь, и как была, в курточке, отправилась в комнату на поиски любимого папы.
Сердце не оборвалось, она разбилось на тысячи кусочков, в один миг, Аня даже понять не успела, когда и как это случилось.
Просто миг – и вместо сердца огромная дыра.
Зашла в комнату, не дыша. Чувствуя спазм в голове такой силы, что стены качались. Единственное, что останавливало от животного воя, понимание, что где-то рядом Василиса, и где бы эта «тётя» не была, чем бы ни занималась и как бы ни выглядела – происходящее придётся объяснять ребёнку…
На разобранном диване-книжке, на спине, раскинув ноги и руки в стороны, похрапывал Олег в домашней футболке и полуспущенных штанах, из-под резинки обычных треников виднелись трусы.
Рядом, свернувшись, спиной к Олегу, сопела Доротея – некогда коллега Ани, сейчас напарница Олега. Женщина около пятидесяти лет, крепкая, с широкой костью, прокуренным голосом, грубыми чертами лица и манерами, служившими насмешкой над собственным именем.
Сколько жизней спасла Доротея, работая на своём месте с молодого возраста, успевшая застать хвост времён СССР, никто сказать не мог, она сама тоже, а вот со своей не заладилось. Трое мужей, первый сгинул в смутные постперестроечные времена, второго не единожды ловила на горячем, у третьего на первом году совместной жизни обнаружилась наркозависимость, что и поставило крест на браке.
На Доротее была надета форменная футболка скорой помощи – не расстаётся она с ней что ли? – расстёгнутые джинсы, в разрезе ширинки виднелись простые трикотажные трусы, один капроновый носок, второго не было видно.
Аня верила и не верила своим глазам, происходящему, вернее произошедшему. Не мог же Олег… или мог? В последний год она не узнавала собственного мужа, из простого, добродушного, готового к диалогу человека он превратился в комок нервов. Вечно недовольный, помятый какой-то, капризный, ревнующий, не к мужчинам, она не давала повода, к новой жизни жены, её, на самом деле, скромным успехам.
Женщина в полуспущенных штанах в постели мужа. О чём тут думать, какие оправдания можно вообразить? Само получилось, нечаянно, в пьяном угаре?
Насколько же это гадко, унизительно, отвратительно до мурашек на спине, которые впивались в тело, разнося яд невыносимой обиды. Хотелось исчезнуть из этого мира, чтобы не чувствовать волну разочарования, которая накатывала, готовясь поглотить с головой, убить все мечты, любые надежды, планы от самых простых, обыденных до грандиозных.
Аня, как любая женщина, не могла представить себя в роли обманутой жены. В собственном доме обманутой!
– Кто эта тётя? – повторила свой вопрос Василиса, пытливо рассматривая Доротею.
– Эта тётя работает с папой, она устала на работе и легла поспать. А знаешь, что? Поедем в путешествие! – с излишним, каким-то нервным, надрывным энтузиазмом предложила Аня.
Взяла за руку дочку, спешно вывела из комнаты, обула, выскочила из квартиры и только на лестничной площадке выдохнула. Почувствовала, что немеют руки, ноги, кружится голова, подкатывает тошнота, как при отравлении.
Интоксикация горькой правдой.
– Куда мы поедем? – осведомилась Василиса, дёрнув несчастный воздушный шар, всё ещё привязанный к запястью, чтобы не вырвался, не улетел, не взмыл в небо, как прямо сейчас хотелось Ане.
Вырваться, улететь, превратиться в крошечную точку и исчезнуть навсегда.
Аня не знала, что ответить дочке, не понимала куда идти, будто отупела в одночасье. В гостиницу? Отель? Снять квартиру прямо сейчас, мгновенно, стоя с трёхлетней малышкой посреди бетонной коробки с коричневыми дверями лифта по центру?..
Вернуться домой, к родителям, без предупреждения, объяснений, приехать и всё? Естественно, её примут, помогут по мере сил, но что, чёрт возьми, ей делать в полуразрушенном посёлке на полторы тысячи душ на краю земли? Василисе что там делать?
Мелькнула мысль позвонить Егору, он бы быстро сориентировался, обязательно помог, но чем тогда она лучше Олега? Тем, что не вырубилась на диване после… после того, что случилось.
Аню передёрнуло, голову тугим кольцом охватывала головная боль, в глазах темнело, желчь подкатывала к горлу, дыхание перехватывало. Она впадала в какое-то вязкое, хлюпающее, как болото, забытьё.
Лишь понимание, что рядом Василиса – трёхлетняя кроха, которая не сможет противостоять этому миру, если мама поддастся волне отчаяния и панике, держало в сознании.
Трясущимися руками она набрала номер подруги, одной из немногих, которые остались у неё в суете бесконечных будней, та согласилась принять их с Василисой, предложила жить столько, сколько потребуется.
Глава 7
Аня методично просматривала объявления о сдаче жилья, оставаться в одной квартире с Олегом она не могла, представить себе такое никак не получалось. Как же быстро всё изменилось, всего-то год назад она была счастливой замужней женщиной, сутки назад просто замужней, всё ещё верящей в возможное счастье, а сейчас чувствовала себя старой рухлядью.
Ненужной вещью, растерзанной, выброшенной на помойку.
Она не понимала, как жить дальше, справляться с бытом, одной растить дочку, как собрать себя по частям, на которые распалась, глядя на Доротею рядом с собственным мужем. В их доме, на их диване.
Утром отвела дочку в садик, из-за непривычно долгой дороги опоздали к завтраку, слава богу, воспитательница пошла навстречу, взяла Василису.
Потом зашла домой, в дверях встретилась со спешащим на работу Олегом.
– Ты где была? – накинулся он на неё с помятым с похмелья лицом, изображая Зевса Громовержца.
Олег звонил, начиная с позднего вечера. Она не брала телефон, не знала, что сказать, боялась позорно разреветься в трубку, ещё страшнее было испугать Василису, которая ничего не понимала, но, кажется, что-то чувствовала. Дети иногда, как зверьки, чутко реагируют на изменения эмоционального фона вокруг, от Ани же и без разговоров с Олегом несло чем-то нездоровым. Отчаяньем, болью, злостью.
– У подруги, – огрызнулась Аня в ответ, отводя взгляд, боялась, что разрыдается прямо сейчас, на глазах Олега.