Downshifting по-русски

Чувствовала себя неловко: во-первых, будто забыла все английские слова и от волнения всё, что смогла рассказать о себе – это то, какой институт закончила и какую специальность там получила. Ионис пытался задавать вопросы, но я была настолько напугана, что он быстро меня отпустил.

Я вернулась к рабочему месту и построению диаграмм в Excel по требованию начальницы. Должен был приехать Джерри, и она готовилась к этой встрече, нервируя всех остальных.

Она была женщиной приятной наружности с опытом, в том числе негативным. А сейчас, покрашенная в блондинку женщина лет 40, имитировала легкость и непринужденность в общении. Скрывая под этим самый настоящий невроз. При взгляде на неё хотелось подойти к ней сзади и треснуть по голове, чтобы она наконец перестала притворяться, ведь даже когда она улыбалась, она как будто плакала или злилась. Понятно, что того требовала американская корпоративная этика, но русский менталитет суров и натягивать идиотскую улыбку некстати нам не к лицу.

Мне хотелось разобраться в тех людях, с которыми предстояло работать. Чаще всего, меня не интересуют детали – с кем человек спит, кого любит и другие разные примитивности. Характер – вот, что интересно. Кто-то оказался достаточно прост и понятен, а кого-то пришлось изучать в течение нескольких месяцев. Самым сложным почему-то казался Ионис.

В разговоре с другом однажды обсуждали знакомых нам латиноамериканцев и сошлись во мнении, как легко с ними общаться, как они позитивны на первый взгляд, и как быстро с ними находишь общий язык. И только в конце разговора он, будто предостерегая, сказал: «И тем не менее, Маш, это ещё не означает, что они – хорошие люди. Ты согласна?» Я развела руками, немного их приподняв. Мне всегда нужны доказательства. Но даже когда они у меня есть, я ещё долго размышляю над тем, что есть хорошо, а что – плохо. Так вот, чтобы разобраться, кто такой Ионис, у меня ушел почти год, и я до сих пор не уверена, что права.

Мы много общались в первые три месяца моей работы в компании, переходя все правила субординации. Ходили вместе на обед и курить. У нас обоих был адаптационный период. У него – в среде русских, у меня – в среде работающих людей. Человеку, только что окончившему институт, необходимо время, чтобы привыкнуть к той мысли, что вот теперь по-настоящему началась взрослая жизнь. Мои родители вышли на пенсию, и становиться добытчицей было невероятно трудно.

В сухом остатке, вот что я узнала об Ионисе: он любил справедливость и смотреть сериалы. Он озвучил мне целый список, «обязательный к просмотру». Сам он всегда был исследователем, а работал «следователем» и соответственно, ему пришлось научиться разбираться в людях и различных жизненных ситуациях. Конечно, следователь РОВД и следователь в корпорации – это разные виды работы, но Ионис умел разобрать человека, его поступок и привычки, будто по отдельным элементам Lego. Чтобы после воспроизвести не ту конструкцию впечатления, которую человек пытается создать, а своё, максимально объективное видение. Где по оси x, скажем, – поведение, y – время, a z – прошлые успехи и достижения. И всё для того, чтобы в будущем, сотрудничая с тем или иным человеком, не нарваться вдруг на какую-нибудь неожиданную деталь. Ионис управлял внутренними рисками в компании, занимающейся бизнесом. И слоган его деятельности – «предвидеть – значит управлять».

У него были средства, чтобы и обо мне узнать всю подноготную. Но было ли ему это интересно? Всё, что он видел своими глазами – это молодую девушку, которая то курит, то бросает курить, имеет в запасах гардероба всего 6 или 7 деловых комплектов, ест обед в обратном порядке – от второго через суп к салату.

Его вопросов я боялась больше, чем увольнения. Потому что ни одному человеку в жизни не позволяла знать о себе всё. Но взаимный интерес друг к другу между мной и Ионисом только нарастал.

В нашей команде была девушка, которая знала о нем довольно много. И видя нас вместе, бывало, начинала подкалывать его. И к моему удовольствию, задавала ему неудобные вопросы, на которые, будто взяв мою привычку игнорировать, тот ничего не отвечал. Они дружили давно и, на мой взгляд, крепко.

А она – Жанна… девушка из Белоруссии. При знакомстве с белорусами я часто думаю, что там рождаются лучшие представители славян. Её внутренней страсти, казалось, хватило бы на всю женскую гуманитарную гимназию, которую я окончила. На неё можно было смотреть вечно: она была игрива, очаровательна и при этом скромна. Её скулы и большой лоб были идеальными. А декоративная косметика будто никогда не касалась её лица.

Она работала денно и нощно, но глаза никогда не краснели, её фигура не портилась, а по утрам она была также бодра, как и вечером. Умение флиртовать она привезла с собой из Франции, без которого люди, жившие там, уже не обходятся ни в одной точке мира. Но она была здесь не за красивые глаза, а за профессионализм, за мозги, так причудливо работающие в её организме.

Меня приняли на работу в начале лета – в период отпусков и поездок. И так получилось, что ни начальницы, ни специалистки отдела я не видела вплоть до сентября. От меня требовалось немного – освоить новое программное обеспечение для хранения документов в электронном виде, но иногда звонки и вопросы людей из других отделов заставали врасплох, и мне не хватало опыта для того, чтобы ответить на них грамотно и непринужденно.

Тут меня спасал Ионис. Когда количество писем в Outlook доходило до 100 в день и больше, он брал свой laptop, садился со мной за один стол в Open Space, как будто за одну парту, и просматривал со мной каждый из тех вопросов, на которые я не знала ответа. О специфике работы в тот период я узнала всё и немного больше. Ведь теперь мне писали все те, кому была необходима информация, как от моей начальницы, так от специалистки отдела.

Ионис никогда не заигрывал, но с каждым днем он нравился мне всё больше. Казалось, что и он симпатизировал мне. Я была исполнительна и кроме того, пожалуй, внешне чем-то похожа на его жену. Потому что люди другой национальности всегда как будто на одно лицо. Мне он нравился настолько искренне, настолько платонически, как недавно повзрослевшей девушке может нравиться родной дядя.

Однажды одному менеджеру отдела продаж срочно требовался документ, который ему вовремя не отправили. На высоких тонах он говорил со всеми, кто был его ниже по положению. Впав в ступор, с выпученными глазами я пыталась найти документ, пока он нервничал за соседним столом. Отправила его ему и вернулась к своим делам.

Свидетельницей этого эпизода была Алена, которая сидела неподалеку от меня в Open Space. Казалось, ничего особенного не произошло, он немного превысил свои полномочия, был груб, раздражен и невежлив. Но когда Ионис узнал о происшествии, ноздри его носа вспучились, как у ещё необъезженной лошади, вынужденной внезапно остановиться по воле наездника. А глаза и без того большие, стали напоминать две мишени в пулевом тире, с черными сердцевинами в них.

На разборку он взял меня с собой. Он вошел в кабинет моего обидчика первым, и по-английски, что-то говорил ему. Что-то, во что я даже не вслушивалась.

Мой защитник выглядел при этом, как испанский конкистадор, демонстрирующий свои владения и власть в только что павшей от вторжения его войска провинции. Я была поражена.

С тех пор за документами из отдела этого человека к нам обращалась его специалистка. Тоже нервная меня она старалась ни о чем не просить. Потом я видела его в кофейне. Он разговаривал с директором HR. Он был взбудоражен, что-то активно ей объяснял. На лице читалось сильное эмоциональное напряжение. А через несколько месяцев я узнала, что его уволили. Или он сам ушел. В таком вопросе, как я поняла намного позже, это совсем непринципиально. Всего лишь расставание, в котором, как теперь говорится, виноваты оба. Причина увольнения не была в эпизоде, случившимся у нас в отделе. На многих предприятиях в России только так и разговаривают.

Когда ставки высоки, только человек с нервами из высоколегированной стали может продолжать функционировать нормально. Шаг вправо – ты бесчеловечен. Шаг влево – ты – банкрот. «Большие» люди так и вальсируют годами. Кто – до нервного срыва, кто – до инсульта, кто – до потери семьи. Он был человеком «не этой компании». Об этом понятии я узнала немного позже.

Теперь специалисты отдела комплаенс находились на особом счету и в покровительстве не только у авторитарного латиноамериканца, но и у компании в целом.

***

Надо сказать, что лето было чудным, вот только я его почти не видела, разве что могла залипнуть минут на 10, смотря в окно. В перерывах между перебиранием документов и тем, чтобы ответить на многочисленные письма сотрудников других отделов, нужно было как-то отвлечься.

Помню, ещё в старших классах учителей это страшно раздражало. Что поделать, улицы в моей жизни не было. Каждый день учеба в школе, занятия спортом и другие увлечения были расписаны по часам, но как я любила смотреть в окно! В этом занятии больше всего интересен процесс: сначала оцениваешь погоду за окном, потом в зависимости от времени года, рассматриваешь деревья, листья или прослойки снега между ветками, статичны они или подвижны. Насколько сильный ветер? Удача – увидеть в окне проходящего мимо человека, сразу есть о чём думать: кто такой, куда идёт, замёрз или нет.

Вот так я и летала в облаках: сначала в школе, потом в институте на лекциях. И наконец, оказалась в них буквально: на 60-ом этаже небоскрёба, в компании с мировым именем, с окладом большим, чем у всех остальных знакомых моего возраста, и тем же типом отдыха: долго-долго смотреть в окно.

Всё дело в том, что в башнях, они повсюду. Они не открываются, когда жарко. Не закрываются, когда холодно. Окна здесь – это внушительная часть строительной конструкции, прочнее, чем некоторые стены. В офисе вместо стен – перегородки. Вместо кабинетов – переговорки. Остальное – холл.

Если посмотреть перед собой в окно – можно увидеть, как на юге Москвы начинается гроза. Слева при этом будет солнечно. Облака тянутся в эпицентр событий, словно мягкая намагниченная металлическая стружка.

Приятно наблюдать за рекой и речными трамвайчиками. Хотя слово трамвайчик не подходит для описания тех ресторанов на моторе с яркими подсветками, от плавного движения которых вниз по реке поздним вечером невозможно оторвать взгляд.

А если подойти к стеклу вплотную, внизу увидишь котлован, начало очередной стройки. В движении, но будто в замедленной съёмке. Маленькие человечки передвигаются между плитами, их видно только благодаря ярко-оранжевым накидкам и каскам. Ты будто погружаешься в мир Lego в магазине “Hamley’s”. И тянется рука к кнопке, чтобы инициировать движение крана или перемещение машин из подземных парковок и обратно. И все это в условиях абсолютной тишины и безмолвия. Разве что звук печатания на ноутбуке или движение чувствительной части ксерокса дополняет картину и, наконец, возвращает в реальность. Точнее, в этот её срез.

Ах да, я забыла о главном комиссаре! В целом, в нашем отделе все были комиссары, как в игре мафия, потому что занимались вопросами безопасности. Но как в любом коллективе, был среди нас главный. Он отличался от Иониса тем, что был русским, а вопросы задавал не прямо, а невзначай, в разговорах о том о сём. Но не любили всем коллективом, потому что боялись.

Его фигура, рост и род занятий кому-то внушали отвращение. Народ думал, что ему известно всё обо всех, что он бывший КГБ-шник и вообще нехороший человек. А мне он нравился, своей «советскостью», словами «могу доложить». Дисциплиной и качественной, по-своему самостоятельной исполнительностью чем-то напоминал моего отца. К женщинам относился осторожно, но с большим уважением, был всегда вежлив, и это не было наигранно.

Вот так и проходило то лето – в работе, в запарках в метро, в ежедневной усталости. Темп жизни сильно изменился по сравнению с институтом, а ответственность возросла. И только моральная поддержка таких мужчин, как Ионис и главный комиссар, заряжали и делали моё положение в жизни не таким унылым, как могло показаться на первый взгляд.

Я жила на улице Бехтерева на юге Москвы. Ходила в обыкновенные магазины, в которых продавщицы стоят за прилавками и советуют, что лучше взять. Рассказывают, когда и откуда привезли товар, знают всех покупателей и при встрече здороваются. Таким продавщицам не стыдно было признаться в том, что я не знаю из какого мяса лучше варить борщ, а из какого щи.

Мне казалось, что эти магазины как раз для такой как я, приезжей, снимающей жильё провинциалке. Там было всё просто и понятно, и как это заведено в провинции, с долей живого общения. И выходя из магазина, я чувствовала, что не просто купила продуктов на неделю, но ещё и побыла с людьми.

Уже в съёмной комнате я включала сериал на ноутбуке и засыпала. Так проходил каждый вечер, только количество просмотренных серий варьировалось в зависимости от того, вернулась я из фитнес-клуба или приехала сразу с работы.

После переезда из общежития у меня появилась мебель из «IKEA». Но книги и учебные материалы до сих пор не были разобраны и хранились в коробках. Нужно было зарабатывать деньги, а знания для этого не были нужны. EСXEL, Business English, техническая грамотность – навыки, которые пригодились.

То, что наша компания лучшая, нужно было усвоить сразу. «Best place to work», «job of a dream» – эти фразы произносились на общих собраниях в самом мотивирующем контексте. Мантра, помогающая вставать по утрам. Если ты хороший «team player», тогда – повышение, поездки, «team building’и» заграницей.

Я видела всё иначе: что работаю не на себя, а на компанию. Я как бы не имею своего мнения, потому что должна отвечать ценностям роста. KPI, заданной программе, адаптируемой HR. А для них – консалтинговыми фирмами. Ничего не создаю. А после меня, кроме электронного облака деловой переписки с поквартальной отчётностью там остается только кактус. За которым я вызвалась ухаживать.

***

Однажды Ионис спросил, кто я больше, европеец или человек востока. На английском вопрос звучал лаконичнее, но повторюсь, в то время я вела себя как рыба, выброшенная на поверхность судна. Только хлопала глазами, брыкалась в страхе, что задохнусь. А в происшедшем обвиняла саму себя – не надо было так высоко подпрыгивать, не оказалась бы в лодке, которая куда-то уверенно плывёт. Чтобы что-то ответить, мне не хватало уверенности, времени и средств, чтобы привести себя в порядок и вспомнить английский.

И он спросил:

– Masha, do you have a boyfriend?

И я ответила:

– Yes, I have.

«Один раз в неделю», так я его называла. На самом деле, это был брак выходного дня. Два дня в неделю я вела себя, как обычная молодая женщина – наводила порядок в доме, стирала, готовила и иногда отдыхала. Но наши отношения, начавшиеся в студенчестве, доживали последний год, как старая женщина доживает свою жизнь в одиночестве, еле передвигая ноги по истертому полу. Они не просили уже не есть и не пить, потому что просто забывали об этом. Зато статус «есть друг» защищал меня – то от лишних вопросов, то от новых affairs. Affair – это не сказать, что влюбленность или интрижка. Это, как говорили в моем городе, замут.

На следующий вопрос:

– Does your boyfriend know that you smoke?

Я ответила по-русски:

– Нет.