Неспящая

– Да ладно? – я искренне удивилась. – Знаешь, пока Лёха не дал ему по затылку, он был вполне живой. И соображал даже.

– С трудом верится, – покачал головой Эрик. – У него в венах ментолина больше, чем крови. Я впервые вижу, чтобы при таком отравлении человек был ещё жив.

– Может быть, его постепенно приучили к такой концентрации. Может быть, это для него почти норма…

– Не сочиняй, – строго оборвал меня Эрик. Но, помолчав немного, нехотя добавил. – Да чёрт его знает, всё может быть. Эти лицензированные коновалы вообще не думают, что делают…

– Он выживет?

Эрик неопределённо пожал плечами:

– Понятия не имею. Если бы только отравление… Это же ещё и кокон. Очень глубокий.

– Разве такое возможно? Чтобы человек, настолько накаченный ментолином, впал в кокон?

Эрик многозначительно развёл руками:

– Вчера я бы сказал, что невозможно. Но теперь не буду же я отрицать очевидное.

– И ты не можешь ему помочь?

Такие ситуации моему дядюшке – как острый нож. Вопрос личного и профессионального престижа. Правда, надо отдать Эрику должное: в том, что касается дела, он никогда не лжёт и не пытается себя ни выгородить, ни оправдать.

– Нет, Лада, помочь ему я не могу, – вздохнул Эрик. – Состав его крови на данный момент таков, что нельзя применить ни один стандартный препарат. Получившаяся адская смесь его убьёт наверняка. Нестандартных средств у меня нет, и взять мне их негде. Если, как ты предполагаешь, его организм хоть немного привык к такой концентрации ментолина, он справится сам. Сначала ему надо переработать отраву, потом выбраться из кокона. Если он это сможет, я помогу ему восстановиться. Если нет – извини, Лада, я ничего не смогу сделать. Всё, что я пока могу ему дать – вот эту каморку и полный покой.

Я оглядела крошечную клетушку без окон, подсвеченную под потолком несколькими неоновыми трубками. Раскладушка, застеленная сначала резиновой, а сверху впитывающей простынёй, да квадратный столик в углу – вот и вся обстановка. Места в помещении совсем не остаётся. Но зато мальчишка теперь может или спокойно умереть, или спокойно прийти в себя.

– Да, а что с заказом? – вспомнила я. – Представляю, что нам скажет Карпенко.

– Я с Виталькой сам разберусь, – отрезал Эрик. – Шуму будет много, как всегда, но он поймёт.

Эрик напоследок бегло осмотрел лежащего на раскладушке парнишку, прикрыл его старой залатанной простынёй и махнул мне:

– Пока всё. Пойдём.

– Кто за ним присмотрит? – уточнила я, покидая каморку вслед за Эриком.

– У меня полно добровольцев, – усмехнулся Эрик, кивая в сторону общей комнаты, откуда слышался нестройный гул.

Подопечным своим Эрик доверял полностью, и мне это всегда казалось совершенно неоправданным легкомыслием.

– Ты уверен, что никто из них не сорвётся?

– У меня не тюрьма, Лада, – устало вздохнул Эрик. – Я для чего тут торчу? Чтобы дать им шанс. И они все неплохо справляются.

– Даже Вероника?

Эрик усмехнулся:

– Она ведёт себя образцово.

– О, Боже… – только и пробормотала я. – Нашёл образец. Когда-нибудь она тебя сожрёт и не подавится.

– Надеюсь, что нет, – твёрдо возразил Эрик. – А если ты так волнуешься, может быть, сама хочешь помочь? Подежурить ночью? У меня ещё четверо в коконе, не такие тяжёлые, конечно.

– Я бы помогла, но у меня сегодня свидание.

– А, – равнодушно отозвался Эрик. – Ну, удачи.

Я кивнула и пошла к лестнице, ведущей из подвала наверх.

– Лада! Я забыл совсем… – окликнул меня Эрик. – Деньги-то… У меня наверху, в кабинете.

– Да не надо, – отмахнулась я. – Есть у меня пока.

– Правда?

– Да правда, правда. Думаешь, я на паперти побираюсь?

– Кто тебя знает, – проворчал Эрик.

Я поднялась наверх и, не заглядывая в кабинеты, выскочила наружу.

На парковке около здания, кроме машины, на которой мы привезли парнишку, появилась ещё одна: здоровенный джип Виталия Карпенко, начальника дружины. Сам Виталий стоял, опираясь задом о капот, и говорил по мобильному. Увидев меня, он взмахнул рукой и поманил к себе. Пока я к нему подходила, он убрал телефон.

– Ну, что? Опять за старое? – хмуро уточнил он.

Хороший у нас начальник, хотя лучше его не злить.

– Опять, – подтвердила я. – Извини, Виталик.

– Виталий Сергеевич, – строго поправил меня Карпенко. – Это я тебе на шашлыках Виталик. А здесь Виталий Сергеевич.

– Извините, Виталий Сергеевич, – кивнула я. – Да, опять. Лёха Марецкий нажаловался?

Карпенко насупился:

– Не нажаловался, а доложил. Или ты считаешь, что все должны твою самодеятельность покрывать за моей спиной?

– Нельзя было этого парня возвращать…

– Я сейчас не об этом! – оборвал меня Карпенко. – А о том, что в этом месяце это уже шестой коммерческий заказ, который мы не выполнили… Из-за твоего вмешательства, между прочим.

– Ну, я же не виновата, что это такие заказы, которые нельзя выполнять. Эрик же должен был тебе всё объяснить. И сейчас подтвердит, что так нужно было.

Виталий Сергеевич тяжело вздохнул:

– Послушай… Я очень ценю то, что твой дядя делает. Я уверен, что ни у кого больше нет такого прекрасного специалиста по ККМР, как у нашей дружины. Как его начальник, я готов его покрывать. Как его друг, я буду ему помогать. Но у нас в дружине очень немногие работают за идею. А если и за идею, то, как правило, не за ту, за которую бьётся Эрик. А ещё ребята работают просто за деньги. И если не будет коммерческих заказов, мне либо нечем будет платить людям, либо будет не на что содержать замечательный подвал твоего дяди. Если меня отстранят к чёртовой матери, я найду, чем прокормить семью. А вот Эрика тогда в любом варианте ждут серьёзные неприятности…