Училка

– Прости, Ань, не могу говорить, совещание у директора, это вы домой побежали, а мы-то остались, у нас еще вопросов нерешенных много. Так что ты зайди на каникулах к Маргарите Ивановне. Не забудь. Надо будет объяснительную оставить, почему так все произошло.

– Так я же писала тогда!

– Аня, зайди к директору! – Роза отключилась, не попрощавшись.

Мне по-прежнему интересно в школе? Или все же написать заявление и уйти? Нервы будут целее, накропаю рассказик «Как я была училкой…». Была и вся вышла, за полторы недели.

Глава 11

Вечером к нам пришел Игоряша.

– Ну что ты пришел, что? – набросилась я на него. – Суббота – завтра! Что ты пришел?

– Не мог дождаться, – улыбнулся Игоряша. – Я духи новые купил, чувствуешь?

– А я думаю – чем так несет из коридора? Скипидар с гвоздикой… И я тебе двести раз говорила – не духи, а одеколон. Духами женщины пользуются!

– Но это самый новый запах, «Армани-спорт»…

– Выбрось их! Купи тройной одеколон! И то лучше пахнет!

– Хорошо, – обескураженно кивнул Игоряша. – Что, мне сейчас уйти? Я буду тебя раздражать?

– Да! Ты будешь меня раздражать! Но уходить не надо. Что я, Салтычиха какая-то? Меня в школе наругали, в пух и прах разнесли, я буду на крепостных срываться?

– Я согласен быть твоим крепостным, – застенчиво произнес Игоряша.

– Ой, еще мне тебя сейчас не хватало! – я отмахнулась от него. – Дети! Может, появитесь? Ваш папа пришел!

– Папа, папа, – выскочил первым Никитос, – хочешь, я тебя гипсом ударю?

– Ты что, вообще, что ли? – я остановила на лету Никитоса. – Он гипсом дерется, – объяснила я Игоряше. – Очень удобно получается.

– Ага! – засмеялся Никитос. – Ну, что ты принес маме?

– Почему маме? – удивился Игоряша.

– Ты всегда что-то маме приносишь, мне – никогда!

Настька уже нарисовалась рядом. И не знала, чью сторону принять. То ли защищать папу, то ли все-таки консолидироваться с братом, она сейчас его опекает, раненого…

– Ко мне иди, – кивнула я Настьке, видя ее маету.

Она тут же подошла ко мне и прилипла сбоку.

– Мальчики, – обратилась я к Игоряше и Никитосу, – а не сходить ли вам в магазин? А то у меня ничего нет на ужин. Одни макароны. И кажется, сыр. Или сыра нет.

– Я буду макароны, – процедил Никитос, меря меня страшным взглядом.

Как это я могла его так предать! Его! Никитоса! Защитника и моего лучшего друга – только вчера он брал с меня клятву, что я его лучший друг! – отправили в магазин, да еще с кем! С Игоряшей!

– И я, макароны… – прошелестела сбоку у меня Настька.

Она стояла, обеими руками ухватившись за мой бок. Это было не очень удобно. Но когда-то, когда она была маленькой, она всегда стояла рядом со мной, держась за ногу. Сейчас за ногу уже не получается, и она всегда стоит, крепко уцепившись за свитер, за карман или как сейчас – впившись пальчиками в тело.

– Отцепись слегка, пожалуйста, – сказала я ей и разжала пальчики. – Что это у тебя на руке?

– Это ее Лешка укусил! Песочников! А я ему за это как раз и дал гипсом! Ты же не стала слушать! Ругалась! Я же не просто так дерусь, мам! – тут же объяснил Никитос.

– Да! – подтвердила Настька, сияющими глазами глядя на Никитоса.

Я ее понимаю, у меня у само?й хороший брат.

– Нюсечка, в магазин надо? Я схожу! Только я денег с собой не взял…

– Ну ты даешь! – я засмеялась. – Как денег не взял? Ну а вдруг что надо купить, там, я не знаю, за бензин заплатить или штраф…

– Я пешком пришел…

– Ой, господи, детский сад! Пешком он пришел, да еще и без денег. Игорь, ну что ты как третий ребенок у меня, самый младший!

Вот потому дети и не уважают его, что я при них так с отцом их разговариваю. А как с ним еще разговаривать?

– Нюсечка… – обиженно посмотрел на меня Игоряша.

– Ну а как с тобой еще разговаривать, а?

Игоряша несколько лет назад разменял свою квартиру, в которой жил, как и положено, с мамой, с нашей бабушкой Натальей Викторовной. Спасибо Наталье Викторовне, согласилась расстаться с квартирой, где провела без малого сорок лет. Я уговаривала ее тогда, как могла: «Не надо! Игорю будет без вас одиноко, и вам будет плохо в новой, непривычной квартире!» Но она слишком любит Игоряшу и поддалась на его уговоры. А у него, как я считаю, был очень хитрый план. Оказаться рядом с нами, и не просто рядом, а очень одиноким, неприкаянным, необихоженным, с оторванными пуговицами, с батоном хлеба в пустом холодильнике. Но не тут-то было! Никто его жалеть и обихаживать не стал. Игоряша помаялся-помаялся, да и снова съехался с мамой, нашел, молодец, квартиру, очень похожую на т у, в которой они жили в Черемушках, только на соседней с нами улице. Теперь может приходить к нам пешком и без денег, аккуратный, со всеми пришитыми пуговицами, любовно наряженный мамой, которая уже очень мудро смирилась с существующим положением вещей, не самым худшим, правда. Ведь никто не ссорится? Нет. Никто не плачет? Нет. Не знаю, конечно, может, Игоряша и плачет по ночам, от одиночества и беспомощности. Но вряд ли. Мне кажется, он хорошо спит, ест с аппетитом и всегда влюблен. Разве это не лучше, чем пресыщенный муж, которому надоела жена и на кухне, и в спальне, и на даче, и по-всякому… Конечно, бывает, как у моих родителей. Никто никому не надоел. Умерли в один день практически, любили друг друга до смерти. Но это скорее исключение.

– Так, ладно. Все идем в магазин, – решила я.

– Да-а-а! – заорал Никитос и высоко подпрыгнул, стараясь дотянуться до потолка.

Не дотянулся и тут же стал задираться к Игоряше:

– А ты смог бы? Смог?

– Я? – неуверенно улыбнулся Игоряша. – Я – да. Наверно…

– Он смог бы! – ласково улыбаясь Игоряше, добавила Настька. – Только он не хочет. Да, пап?

– Да! – радостно подхватил Игоряша. – Одеваемся, одеваемся!

Никитос снисходительно постучал Игоряшу гипсом.

– Давай, прыгни!

– Послушай-ка, – я небольно взяла своего лучшего друга за ухо, – ну-ка хорош, а? Кстати, я тебе рассказывала, как у Андрюши не срослась рука и ему ее снова ломали?