Портреты из библиотеки герцога Федерико Монтефельтро

За долгую историю христианской религии не раз происходили изменения внутреннего убранства церкви. Такие изменения всегда сопровождались яростными спорами с поиском аргументов в древней истории. Если убранство церквей упрощали, как, например, цистерцианцы в XII веке или протестанты в XVI веке, то ссылались на Новый Завет. Если в спорах ратовали за преодоление аскетизма – вспоминали красоту и богатство храма Соломона.

В средневековых рукописях говорится, что готические соборы построены по принципу иерусалимского храма царя Соломона. Считается, что размеры Собора Святой Софии в Константинополе и Сикстинской капеллы в Ватикане в точности повторяют размеры первого Иерусалимского храма.

Приняв Библию, но не приняв иудаизм, христианские теологи определяли Иерусалим как духовное братство, а иерусалимский храм как аллегорию христианской церкви. Один из первых христианских писателей Ориген, живший в III веке, писал:

«Имея в виду всё это и желая как бы приподнять от земли и возвысить наше разумение, апостол говорит в одном месте: «посмотрите на Израиля во плоти». Этими словами он указывает, конечно, на то, что существует другой Израиль – Израиль не по плоти, а по духу».

«О началах» Книга 4, 21(Р).

За долгие века сама многозначность толкования священных текстов стала нормой, приобрела канонический вид. Католицизм предполагает четырёхуровневое понимание:

1) буквальный, или исторический,

2) аллегорический (имеющий отношение к вере и Христу),

3) моральный или тропологический (непосредственно относящийся к этике), и

4) анагогический (высший, сокровенный, божественный смысл).

Когда-то для лучшего запоминания средневековые школяры сочинили стихотворение:

littera gesta docet,

quid credas allegoria,

moralis quid agas,

quo tendas anagogia.

Буквальный смысл излагает события,

аллегорический учит чему верить,

нравственный – что делать,

анагогический – к чему стремиться.

Буквальное толкование Иерусалима – столица еврейского царства. Если толковать аллегорически, Иерусалим понимается как христианская церковь. При тропологическом толковании Иерусалим становится символом святости, а если толковать его анагогически, то он означает вечную жизнь на небесах.

Христиане переосмысливали и по-новому интерпретировали библейские истории. Удивительному толкованию подверглись творения царя Соломона. Иудейский царь считается автором четырёх библейских книг: Книга Притчей Соломоновых, Екклесиаст, Песнь Песней и Книга Премудрости Соломона.

Самой важной из них считается Песнь Песней.

В Песне Песней нет ничего фривольного, она полна возвышенного благородства, но это не отменяет прямого смысла книги: воспевание земной любви. Тем не менее, иудейские богословы учили: в Песне Песней говорится о взаимном признании в любви народа Израиля и Бога. Основатель раввинского иудаизма рабби Акиба во II веке писал «…целый мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю». В свою очередь для христиан одной из главных трактовок сюжета Песни стало воспевание союза Иисуса Христа и христианской церкви. Возможны и другие толкования. Например, знаменитый богослов IV века епископ Амвросий считал Деву Марию героиней Песни Песней. Многозначность интерпретации никогда не была препятствием в христианских комментариях. И всё-таки, при всех фантастических возможностях аллегорического истолкования, остаётся исторической загадкой, как произошло, что любовная лирика, описывающая желание и страсть, превратилась в символ аскетизма и воздержания? Каким образом книга, приписываемая царю Соломону, одному из великих любовников (вспомним о его многочисленном гареме) преобразилась в воспевание девственности и любви к Богу? Столь странное для современного человека понимание было чрезвычайно популярно. Примитивное объяснение, что монахи и монахини потихоньку увлекались сексуальной литературой, далеко от истины и только отражает неосознанное желание упростить сложные явления культуры.

Древние толкователи из своего зазеркалья смотрят на наше лирическо-земное восприятие Песни Песней и укоряют нас: «Как вы могли подумать, что такая красота написана про земную женщину?» А мы из своего зазеркалья: «Ну а что же это ещё может быть?»

Работ, посвящённых Песни Песней, много, книгу эту очень любили. Комментарии к ней варьируются от глубокомысленных теологических размышлений до тонкой лирики и часто начинаются с проклятия тех, кто будет воспринимать книгу буквально.

Совсем недавно стали доступны на русском языке стихи испанского мистика шестнадцатого века Хуана де ла Круса «Духовная песнь» в переводе поэта русской эмиграции Валерия Францевича Перелешина. «Духовная песнь» Хуана де ла Круса представляет собою поэтический пересказ «Песни Песней». Длинную поэму читаешь как рассказ влюблённой девушки:

Тайком под кровом ночи,

Чтобы никто навстречу не попался.

Мои померкли очи,

Но светлым путь казался

От пламени, что в сердце разгорался.

Оно меня вернее

Вело, чем полдень ярко освещенный,

Туда, где, пламенея,

Он ждал меня, влюбленный, –

В безлюдный уголок уединенный.

Или такое:

Любви живое пламя,

О, как ты нежно ранишь

В ту глубину, где это сердце бьется,

Легчайшими перстами,

А если перестанешь –

Счастливой нашей встречи ткань порвется.

Ни о какой любви земной женщины к своему жениху у Хуана де ла Круса речи не идёт. Он воспевает любовь своей души (женский образ) к Богу. Его поэзия заводит нас в некий психологический тупик. Мы не подготовлены говорить о любви к Богу на таком языке. При осознании вложенного смысла испытываешь своего рода культурный шок.

Любовь к Богу в христианстве могла выражаться экстазом. В Риме, в церкви Санта Мария делла Виттория находится алтарная скульптура «Экстаз Святой Терезы» работы Джованни Лоренцо Бернини [Рис. 31]. Святая Тереза писала письма-проповеди, позднее ставшие классикой испанского эпистолярного искусства.

В одном из писем Святая Тереза рассказала о том, как несколько раз во сне ей являлся ангел. Он держал в руке большое золочёное копьё, остриё которого пылало огнём. Святая Тереза пишет: «Он протыкал моё сердце, так что копье пронзало меня насквозь. Когда Ангел вытаскивал копьё, мне казалось, великая любовь к Богу пронизывала всё моё тело. Сладость, вызванная сильной болью, была такова, что невозможно было желать, чтобы она прекратилась…»

Читая произведение Хуана де ла Круса или письма Святой Терезы, трудно не заметить совпадение образов, языка и символики испанских мистиков с образами, языком и символикой лирических поэтов. Однако Хуан де ла Крус и Святая Тереза были аскетами, членами ордена кармелитов с очень жёстким уставом.

В далёкой истории известны случаи, когда христиане приписывали Песне Песней буквальный смысл. Попытки такого рода осуждались церковью. В IV веке среди христианских теологов шли споры, какие именно книги Библии считать боговдохновенными. Сирийский теолог Феодор Мопсуестский высказывал мнение, что Песнь Песней Соломона является свадебной пиршественной песней. Отсутствие в книге упоминаний о Боге, по мнению Феодора, подтверждает не боговдохновенный характер Песни. При жизни Феодор Мопсуетский оставался уважаемым богословом. Брань по поводу толкований Феодором книг Ветхого Завета началась после его смерти. Некий богослов VI века Леонтий Византийский сообщает: «священнейшую Песнь Песней, восхваляемую всеми опытными в Божественных вещах мужами и всеми христианами, известную церквам всего мира и бывшую предметом удивления даже для иудеев врагов креста Христова исключил из числа священных книг, толкуя её по своему распутному образу мыслей и языку». «Тот же Феодор пренебрегает Песнь Песней и говорит, что Соломон написал это к возлюбленной». В конце VI века папа Пелагий II называл Феодора сумасбродом.

Взгляды Феодора Мопсуетского были преданы анафеме через 125 лет после его смерти при императоре Юстиниане на V Вселенском соборе в 553 году. Но в этой истории самое главное то, что Песню Песней Соломона не позволили исключить из канона боговдохновенных библейских книг.

Идея любви к Богу – одна из основных в христианстве, в классической античной культуре её нет. Словесное оформление этой идеи привнесено в христианскую культуру во многом из толкований Песни Песней.