Тонкая грань

Тонкая грань
Наталия Изяславовна Ячеистова

В книгу Наталии Ячеистовой «Тонкая грань» вошли рассказы о наших современниках – любящих, ищущих, противоречивых. Тонкая, едва заметная грань отделяет порой добро от зла – так, что человеку приходится применить усилие, чтобы не ошибиться.

Наталия Изяславовна Ячеистова

Тонкая грань

© Ячеистова Н.И., 2023

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2023

Тонкая грань

Компас любви

Каким долгим казался ему этот день! Но и он наконец-то близился к финалу. Все, кто хотел поздравить Максима с юбилеем, пришли и поздравили. Ожидаемые в таких случаях слова были произнесены, и теперь ему не терпелось уйти с работы, чтобы остаться одному. Он не любил свои дни рождения, давно уже не отмечал их и не понимал, почему так радуются порой своим праздникам другие. «Ну стал ещё на год старше, и что?» – с недоумением вопрошал он. И уж тем более теперь, когда ему исполнилось сорок (есть ведь народная примета: эту дату вообще не отмечать), он не испытывал никакой радости. Он не стал устраивать никаких застолий, а только принёс на работу шампанского, конфет: неудобно совсем уж без внимания оставлять поздравляющих. А они всё шли и шли – коллеги, клиенты, просто знакомые – с букетами и какими-то дурацкими, совершенно не нужными ему подарками, которыми был завален уже весь стол. Он с грустью смотрел на все эти подношения и прикидывал, куда бы их потом сбагрить.

Максим провёл ладонью по стопке громоздившихся перед ним финансовых отчётов – вот что действительно привлекает его, как ни глупо в этом признаться. Работа захватывает, а всё остальное кажется пошлым и скучным. Среди коллег – ни одного интересного человека, с кем хотелось бы общаться. Сплошные стереотипы, знаешь наперёд, кто что подумает и скажет. «Я превратился в сухаря, – подумал он. – Успешный финансовый директор. Бумажный червь».

Возможно, в силу своего математического образования он подспудно выстроил свою жизнь согласно жёсткому алгоритму: к сорока годам в ней присутствовало только то, что было ему действительно необходимо, а всё остальное он, не задумываясь, отметал. Многие считали его чудаком, а то и скрягой: при таком положении и зарплате обходиться скромной квартирой в отдалённом районе, ездить на подержанном ниссане, не иметь «статусных» вещей! Но Максима всё и так устраивало, и он не собирался никому в угоду сдавать свои позиции. У руководства на отличном счету – классный профессионал! Так о чём ещё волноваться?

Максим взглянул в окно: ранние декабрьские сумерки уже почти полностью окутали город, казавшийся озябшим и унылым. И настроение под стать. «В Египет, что ли, махнуть? – подумал он с тоской. – Но что Египет? Пыль, жара, переполненные пляжи, тупые лица отдыхающих… Неужели так и проживу всю оставшуюся жизнь – с этими отчётами, бесконечной зимой, вечной изморозью за окнами? Жуть какая-то…»

Тихий стук в дверь прервал его безрадостные размышления.

– Да? – отозвался он.

Дверь осторожно приоткрылась, и на пороге появилась невысокая светловолосая женщина – коллега из соседнего департамента, с которым они делили тринадцатый этаж престижного банковского здания.

– Здравствуйте, – робко сказала она, глядя на него с едва заметной улыбкой и поправляя светлые пряди волос, – я не поздно?

– Нет-нет, что вы, проходите, – Максим встал и сделал приглашающий жест, силясь вспомнить, как её зовут, то ли Вера, то ли Надя…

– Я с днём рождения вас поздравить! – сказала она. Голос её прозвучал как-то не вполне естественно, с хрипотцой, волновалась, что ли.

– Спасибо, спасибо! – ответил Максим, испытывая смущение от того, что не может вспомнить имени женщины, с которой бок о бок работал уже несколько лет. – Хотите шампанского?

– О нет, спасибо.

Он взглянул на неё, и тут то ли вспомнил, то ли понял, что она, в общем-то, ему нравится, что какое-то время назад он вроде бы даже довольно часто думал о ней. Что, встречаясь с ней в коридорах или на каких-нибудь мероприятиях, он задерживался на ней взглядом: что-то притягивало в ней, этой худощавой женщине, будто за её неброской внешностью скрывалась какая-то тайна, о которой можно было лишь догадываться.

И сейчас, глядя в её глубокие карие, с синеватым отливом, глаза, он опять почувствовал, как что-то заколебалось у него в груди, забеспокоило, разволновало.

– С днём рождения! – повторила она, словно желая вернуть его к действительности, и протянула ему небольшой сверток.

Максим развернул бумагу, торопясь от смущения, и увидел нечто вроде деревянной круглой коробки, покрытой красным лаком.

«Шкатулка, что ли?» – с удивлением подумал он, открывая маленький металлический замочек на выпуклой крышке, покрытой инкрустацией.

Но это оказалась не шкатулка, а компас – старинный диковинный компас, сделанный, по всей видимости, где-то в Азии.

– Это папа в своё время из Индии привёз, – пояснила она. – Он этот компас в глубинке, на каком-то развале купил. Говорят, он очень старый и не совсем обычный…

– Тем не менее функционирует, – с удовольствием отметил Максим, глядя, как задрожала, заметалась тонкая стрелка, приноравливаясь к движениям его руки. – Вот, стрелка показывает прямо на вас, значит, тут – север, – отметил он со знанием дела.

– Вы думаете, это поэтому? – спросила она с улыбкой, и внезапно вспыхнувшая в её глазах синева почти затмила их карюю сущность. Она помолчала, а потом неуверенно произнесла: – Он указывает на…

Зазвонил телефон. И пока Максим отвечал на звонок, женщина, помахав рукой, исчезла за дверью. Но какая-то непонятная истома продолжала волновать его, сжимала грудь. И было жаль, что она так быстро ушла.

Максим положил компас в портфель, окинул взглядом свой заставленный цветами и коробками кабинет, глубоко вздохнул.

«Люба, – вспомнил он, заводя свой ниссан, – ну, конечно же, Люба, вот как её зовут».

Пока он ехал домой привычным маршрутом, по узким московским улицам и переулкам, колыхание сердца постепенно улеглось, уступив место тихой, приятной, трудно объяснимой истоме. Максим даже замурлыкал какую-то песенку – настолько ему было хорошо.

На следующее утро он передал своей секретарше все полученные накануне букеты, сдвинул в сторону коробки и пакеты, освобождая место для новой партии отчётов, и приступил к привычной работе.

День выдался солнечный, ясный – казалось, декабрь решил позаимствовать у весны немного тепла и беспечности. Небо высвободилось из плена серой хмари, и солнечный свет щедро заливал всё пространство вокруг, будто приглашая оторваться от дел и предаться беспричинной, нежданной радости.

Максим посмотрел в окно и на секунду замер, вспомнив свой вчерашний разговор с Любой. «Что это за глупость я давеча сморозил? – с удивлением подумал он. – Сказал, что там – север. У нас же окна выходят на юг, значит, север – тут, а вовсе не там, где она стояла… Неисправный, видимо, этот компас».

И, вздохнув, он снова погрузился в работу.

Яви собой чудо

Когда пробки на въезде в центр стали совсем уж чудовищными и дорога на работу превратилась в многочасовое мучение, Игорь перешёл на общественный транспорт. Это оказалось и удобнее, и быстрее. До дизайнерского бюро, в котором он работал, шла прямая ветка метро, и теперь в дороге, вместо того чтобы трепать себе нервы, он с удовольствием читал. Он вообще был любителем хороших книг, посещал все столичные книжные ярмарки, загружая обычно рюкзак под завязку. Дополнительный час чтения в сутки – совсем неплохо, за месяц удавалось проглотить несколько книг.

Иногда он отрывался в пути от чтения и предавался второму любимому занятию – разглядыванию пассажиров. Довольно быстро он понял, что благодаря поездкам в метро он получил уникальную возможность увидеть своих соотечественников, причём вживую, а не на экране, как раньше. К сожалению, увиденное не слишком вдохновляло. Изо дня в день перед его взором проходили всё те же типажи: утром – невыспавшиеся, апатичные люди, вечером – усталые клерки, рабочие, студенты, возвращающиеся домой после напряжённого дня. Он пытался всматриваться в их лица, определять род занятий, интересы, но чаще всего видел лишь безразличные лица, уткнувшиеся в гаджеты, – по ним невозможно было что-либо угадать.

Встречались, правда, и пассажиры с вполне фактурной внешностью: попадались интересные стройные женщины с роскошными волосами, высокие статные мужчины с правильными чертами лица, но их общий вид – какая-то внутренняя опустошённость, равнодушие, нелепая одежда – превращал их в безликих статистов, сливающихся в серую невзрачную толпу. Иногда Игорю хотелось растормошить кого-нибудь из них и сказать: «Эй, проснись! Вернись к жизни! Она прекрасна – в ней столько красок, музыки, поэзии! Так стань же достойным её – яви собой чудо! Ведь это совсем не сложно – требуется всего лишь минимум усилий». И он мысленно видел, как преображаются на глазах находящиеся рядом люди – становятся яркими, живыми.

Ведь возможно же такое в Париже! (По крайней мере так было до недавнего времени, пока иммигрантов там не стало почти столько же, сколько парижан.) Приезжая в Париж, Игорь мог часами сидеть в каком-нибудь открытом кафе, лицом к улице, наблюдая за прохожими и делая быстрые зарисовки в альбоме. Это никогда не надоедало: каждый человек был по-своему интересен и красив – независимо от возраста. А Амстердам! Там, конечно, в публике нет и четверти французского шарма, но зато желание проявить свою индивидуальность переливает через край. Кого там только не увидишь! Авангард-парад, бурлящая река самобытности. Да… У нас почему-то складывается иначе. Тяготы быта, повседневная суета, общие заботы выдавливают эстетику из повседневной жизни.

В тот осенний день Игорь, покачиваясь в вагоне метро, рассматривал по привычке пассажиров, когда его внимание неожиданно привлекла молодая женщина, стоящая чуть поодаль. Её лицо показалось ему определённо знакомым. Высокая, темноволосая, с мягкими чертами лица. Под дугами бровей – большие тёмно-карие глаза с неподвижным взглядом. Он окинул её взглядом – чёрная кожаная куртка с оторочкой искусственным мехом под леопарда, зелёные бриджи, высокие кожаные сапоги. Никаких украшений. Небольшая сумка через плечо. Усталый, отрешённый вид. Ничего особенного. Ничего. Но где-то он её точно видел.

Женщина поправила прядь волос, и он заметил на её мизинце маленькое кольцо с камнем. И тут же вспомнил: Форнарина! Это была она. Италия, Галерея Уффици, три месяца назад. Эта женщина была копией портрета работы Себастьяно дель Пьомбо. Игорь провёл тогда немало времени перед очаровавшей его картиной. Да, тот же овал лица и припухлость щёк, нос, и полные губы, и волосы… Пятнистая меховая накидка на плече и даже это кольцо на мизинце. Поразительно! Однако при всей схожести с известным портретом его попутчица была разительно другой. В её взгляде не было той глубины и зовущей тайны, в лице – той лёгкой, скрытой иронии, во всём облике – того величия и достоинства. Его современница казалась размытой, тусклой копией оригинала шестнадцатого века. В то же время Игорю было очевидно, что именно можно сделать, чтобы наполнить её магической привлекательностью, заставить её засверкать: ей надо было изменить совсем немного в своей внешности и – чуть больше – в своём мироощущении.

Игорь уже подъезжал к своей станции, когда понял, что он просто обязан протянуть ей этот ключ, одним поворотом которого она сможет изменить свою жизнь. Он быстро сделал запись в блокноте и, выходя, вложил листок ей в руку, почувствовав на мгновение металлический холодок её кольца.

Она развернула записку – «Галерея Уффици. Пьомбо».

«Что это? – рассеянно подумала она. – Ресторан? Клуб? Надо будет узнать… Да, но он не написал, когда и во сколько!»

Подружки

День выдался морозный, ясный и солнечный. Татьяна Львовна быстро собралась и вышла на улицу. Она любила такую погоду. «Татьяна, русская душою… любила русскую зиму…» – это словно и про неё писал поэт.

Перейдя трамвайные пути, Татьяна Львовна увидела на углу Ольгу Ивановну – та уже поджидала её. Накануне они сговорились пойти погулять в парк поблизости. С тех пор как обе вышли на пенсию пару лет назад, они часто предпринимали совместные прогулки.