Клад Наполеона

– Ой, мужчины! – воскликнула белобрысая, порозовев, и уставилась на Матвея с Василием с незамутненным женским интересом.

– Это не мужчины, – поправила ее подруга. – Это представители правоохранительных органов. Ты же видишь, один в форме…

– Но все равно – мужчины! – вздохнула белобрысая и тут же представилась: – Я – Валя, а вот она – Галя. Только не перепутайте, а то нас все почему-то путают… а вы к нам сюда как – лечиться приехали или просто так?

– Да что ты, Валя! – перебила ее брюнетка. – Ты же видишь, какие они молодые и здоровые. Им пока лечиться не от чего, они сюда по какому-нибудь своему делу приехали. К примеру, расследуют хищение котлет на кухне или кражу пиявок из кабинета гирудотерапии…

– Жаль! – вздохнула блондинка и захлопала белесыми ресницами. – Значит, надолго не задержатся! А у нас здесь так мужчин мало… можно сказать, совсем нет! Был Михаил Борисович, так и тот нами совсем не интересовался…

– Михаил Борисович? – оживился участковый. – Это Кукушкин, что ли? А чем же он интересовался?

– Якобы птицами, – грустно сообщила блондинка Валя. – Целый день в бинокль за ними следил!

– Только я считаю, что никакими не птицами! – перебила подругу брюнетка Галя. – Совсем на другое он любовался!

– На что же, интересно? – насторожился Матвей.

– Ну, мы вообще-то не любим сплетничать… – ответила Галя, сделав глубоко порядочное лицо.

– Да, совсем не любим! – поддержала ее Валя. – Только я вам точно скажу…

– Нет, это я вам точно скажу!

– Ну, в общем, мы вам точно скажем, что он за Марьей Ивановной наблюдал! Как она купаться идет – так наш Михаил Борисович сразу с биноклем тут как тут! А она очень любит купаться, чуть минутка свободная – так сразу на озеро…

– За Марьей Ивановной, говорите? – переспросил Василий удивленно.

– Ну да, – подтвердила Валя, – только мы, конечно, не любим сплетничать…

– Это мы уже заметили! – проговорил Матвей. – А когда вы этого Михаила Борисовича последний раз видели?

– Сегодня после завтрака, – сообщила Валя после недолгого раздумья. – Мы еще удивились – Марья Ивановна только купаться пошла, а он уже на вышке сидит. А потом он сразу в корпус пошел…

– После завтрака? А в какое время у вас завтрак?

– В девять, – ответила Валя. – А в девять тридцать мы уже вышли… – она взглянула на часы и вдруг заторопилась: – Ой, а нам уже идти пора, а то на полдник опоздаем, а на полдник здесь очень хороший мусс подают, из лесных ягод…

Подруги заспешили к первому корпусу, о чем-то оживленно переговариваясь.

Проводив подруг взглядами, Матвей с Василием прошли по дорожке до берега озера. Отсюда вдалеке виднелся противоположный берег, можно было даже разглядеть палатку аквалангистов.

– А в бинокль-то он наверняка мог все их действия видеть! – проговорил Матвей после продолжительной паузы. – Тем более если с вышки… Я так думаю, что он не убийца, конечно…

– Да, здесь вокруг озера дорога неблизкая, – подтвердил участковый. – К тому же сплошные ухабы и колдобины. Если его в девять тридцать здесь видели, он никак не успел бы на ту сторону обернуться! В одиннадцать ты уже был в лагере!..

– Да, так вот, – продолжил Матвей, – он не убийца, конечно, но сообщник. Я так представляю, что он следил отсюда за ребятами и, как только увидел, что они нашли ящики, – тут же дал знать своему сообщнику, а тот наверняка прятался где-то поблизости от лагеря и добрался туда в два счета…

– Надо мне в Веснянск наведаться, – заявил Василий. – Тут рядом, за пару часов можно обернуться. Поговорю с тамошними коллегами. Узнаю, что за такой Кукушкин и что на него есть. И вот что, Матвей… – он нахмурился и понизил голос, – тебе лучше тут не маячить. Начнется следствие, станут копать, выйдут на тебя – неприятностей не оберешься. А так – никто ничего не знает, искали ребята что-то на свой страх и риск, обнаружили сокровища, а наше дело – убийцу найти. Теперь, сам понимаешь, ящики эти нужно к делу приобщить. Или ты против?

– Да ты что! – возмутился Матвей. – Мне и раньше-то это барахло не нужно было, просто деда хотел потешить. Да, видно, не в добрый час я все это затеял. Ребят жалко… Что теперь будет?

– Документы у них есть, родных оповестим, – буркнул участковый.

– Ты проследи там, чтобы тела в Питер отправили как положено, – голос Матвея дрогнул, – я денег дам…

Город Веснянск был районным центром, и это говорило само за себя. Как в любом райцентре, в нем имелись рынок, автобусный вокзал, две церкви, речка Веснянка и по ее пологим берегам – небольшой район, в шестидесятые годы прошлого века застроенный пятиэтажными панельными домами.

Вокруг рынка по утрам скапливались жители окрестных деревень со своей нехитрой продукцией – сезонными овощами и ягодами, медом, свежими яйцами, творогом и сметаной. Здесь же нередко встречались свободно разгуливающие козы удивительной местной породы – у этих коз были не морды, а самые настоящие лица с утонченными иконописными чертами провинциальных интеллигентов и большими выразительными глазами средневековых святых.

Возле автовокзала собиралась несколько иная публика – помимо тех же окрестных крестьян, здесь присутствовали в большом количестве смуглые жители южных и восточных республик, обследующие даже такую удаленную провинцию в поисках работы. Ну, и интеллигентные козы здесь тоже, само собой, паслись, куда же деваться.

Район пятиэтажек, который местные жители почему-то прозвали Кузькиной слободой, населяли преимущественно коренные веснянцы, или весняки, как они сами предпочитали себя называть. Этот район выглядел точно так же, как выглядят сейчас сотни и тысячи таких районов, выросших как грибы пятьдесят лет назад по всему Союзу. Стены домов облупились и потрескались, между домами разрослись чахлые кустики и деревца, тут же на веревках сохло разноцветное белье. Среди этих райских кущ играли в домино крепкие жизнерадостные пенсионеры да щипали сухую травку местные трогательные козы.

Приехав в Веснянск, участковый Уточкин поставил своего «козлика» перед входом в районное Управление внутренних дел.

Здесь он мог не беспокоиться, что в его отсутствие машину разберут на органы местные умельцы, а кроме того, для начала Василий хотел заглянуть в Управление и перекинуться парой слов с коллегами.

Несмотря на свое громкое название, Управление внутренних дел представляло собой скромный двухэтажный домик, по странной прихоти прежнего начальника выкрашенный в ядовито-розовый цвет, каким в прежние времена отличалось зимнее женское белье.

В коридоре Управления Василий тут же столкнулся с давним знакомым – капитаном Кручиной.

Кондратий Кручина служил в Управлении уже больше пятнадцати лет, но никак не мог сделать карьеру по причине крайнего своего невезения и какой-то удивительной растяпистости. Вечно он терял важные документы, путал свидетелей с подозреваемыми, опаздывал на важные совещания, а один раз начальника Управления Ивана Ивановича Полканова назвал по рассеянности Иваном Полкановичем.

Из-за такой служебной непригодности Кондратия перевели в самый захудалый отдел Управления – профилактический, который занимался предупреждением преступности на ранних стадиях. То есть Кондратию приходилось обходить всех потенциально опасных жителей Веснянска и вести с ними душеспасительные беседы.

Как ни странно, на новой работе Кручина оказался к месту. Он знал по именам почти всех жителей города, у которых имелись сомнительные наклонности, пока что не переросшие в прямой криминал, и к каждому из них находил соответствующий подход.

– Здорово, Василий! – приветствовал Кручина участкового. – Ты к нам по какому делу? За матпомощью или так?

– Да дело одно расследую, – ответил Уточкин неопределенно. – Кстати, ты мне как раз мог бы помочь. Ты случайно не знаешь такого человека – Михаила Борисовича Кукушкина?

– Кукушкин, говоришь? – Кручина серьезно задумался. – Михаил Борисович? Была с ним как-то история… он, понимаешь, здорово зашибает, а жена у него женщина строгая. Как он примет на грудь лишнего – запирает его на балконе. Они вообще-то на четвертом этаже живут. Но он мужик догадливый и ловкий, наловчился со своего балкона перелезать к соседям, ниже этажом. Даже веревку специальную для этого приспособил, привязал под балконом незаметно. Как жена его запрет – он тут же с риском для жизни выполняет акробатический этюд, спускается на нижний балкон и стучится в стекло. А там, ниже этажом, Толька живет, дружок его, так он его завсегда к себе впускал, и таким опасным и трудоемким способом твой Кукушкин обычно выходил на свободу.

Да только потом случилась накладка.

К Тольке этому теща прилетела из самого Хабаровска. Ну, приличная такая женщина, учительница русского языка и литературы. Хотя возраст у нее уже пенсионный, преподает у себя в Хабаровске правописание шипящих после сипящих и образ Базарова как лишнего человека в условиях рыночной экономики. А тут эта теща взяла заслуженный отпуск и прилетела проведать родную дочку и помочь ей в ведении домашнего хозяйства, а заодно провести с зятем воспитательную работу.

И вот, значит, поливает эта теща цветочки на балконе, напевает старинный романс про бронепоезд и вспоминает про себя правописание жи и ши. И вдруг сверху на нее опускается существо в тренировочных штанах с фиолетовой от паленой водки физиономией.

Теща, как ни странно, концы не отдала и даже в обморок не ударилась, крепкая оказалась женщина. У них в Хабаровске таких много, там климат здоровый. Единственное, что она себе позволила, – подняла крик настолько ужасный, что соседи решили: Толька не выдержал сложных семейных отношений и убивает свою законную тещу. У нее голос удивительно сильный оказался, на шестиклассниках натренированный.

Конечно, дело семейное, деликатное, однако соседи попались нервные и вызвали все же милицию.

Правда, к тому времени как наряд до них добрался, ситуация разрешилась, теща затихла и уже поила твоего Кукушкина чаем, попутно разъясняя ему значение тургеневских барышень для подъема урожайности в средней полосе. Но тем не менее в список потенциальных правонарушителей он попал…

Василий внимательно выслушал историю, поблагодарил коллегу и отправился по адресу Кукушкина.

Правда, рассказанная история его немного насторожила. Описанный в ней персонаж плохо сочетался с пациентом санатория «Солнечный берег», страдающим целым букетом желудочно-кишечных заболеваний и наблюдающим по утрам за птичками и купающимися нимфами необъятного размера.