Уже ни в чем не сомневаясь, Инга рванула эту дверь на себя. В туалете было пусто, только капала вода из неплотно закрытого крана. Она опоздала, Маринке уже ничем не помочь. Возле одной из кабинок валялась женская туфля.
На негнущихся ногах Инга подошла к кабинке и открыла дверь.
Несчастная девица сидела на полу, прислонившись к унитазу. На голове у нее был туго завязан полиэтиленовый мешок.
– Нет! – закричала Инга и вцепилась в мешок.
Она рвала его ногтями и зубами, и наконец полиэтилен поддался. Лицо Марины было синюшным, но еще теплым.
Инга выволокла тело из кабинки, положила на кафельный пол и наклонилась, стараясь впихнуть воздух сквозь сжатые губы. Сколько Маринка так пролежала? Может, еще не поздно?! Ведь в мешке оставался еще воздух, так не бывает, чтобы совсем ничего не осталось…
Показалось или безвольное тело под ней и правда шевельнулось? Инга удвоила усилия. На пределе, с той силой, на какую только была способна, она вдувала воздух в рот Маринки. Наконец та закашлялась и с хрипом втянула воздух туалета, воняющий дешевым дезодорантом.
– Слава богу! – Инга попыталась приподнять ее, усадить.
Тут в дверь сунулась в хлам пьяная баба, крашенная перьями.
– А это чего вы?..
– Скажи там, чтобы «Скорую» вызвали, – рявкнула Инга, – человеку плохо!
Баба удивительно бодро почесала обратно в зал.
– Ну-ну, все хорошо, успела я вовремя, – бормотала Инга, стараясь удержать в сидячем положении Маринку, но та все норовила завалиться на пол. Тело ее стало как будто ватным, пустые глаза как-то странно вытаращились.
– Эй, – Инга слегка похлопала девицу по щекам, – в себя приди!
Ничего не помогало. Пришлось побрызгать в лицо несчастной холодной водой, и только так она наконец добилась некоторого эффекта. Во всяком случае, Маринка смогла сидеть самостоятельно, и глаза ее теперь не были вылуплены, как у больной лягушки.
– Кто тебя? – спросила Инга, уже зная ответ.
– Не помню. Как вошла в сортир, так по голове получила, и темнота…
– Говорила, сиди на месте, – ворчала Инга, – чего тебя сюда понесло?
– Надо было… Ой! – Маринка скривилась. – Голова болит, прямо раскалывается.
– Да у тебя там кровь! – ахнула Инга. – Здорово тебя приложили.
В дверь снова заглянула давешняя тетка. Теперь она казалась вполне трезвой.
– «Скорую» вызвала, – отчиталась она, – и полицию тоже. Скоро все приедут.
– Молчи, – шепнула Инга, – ничего никому не рассказывай. Ты ничего не помнишь и нападавшего не видела.
Маринка глянула на нее вполне осмысленно и едва заметно кивнула. Прониклась наконец серьезностью момента.
– Что тут у вас? – В дверях стоял человек в голубой медицинской униформе. Инге с пола он показался удивительно высоким.
– Напали вон на нее, – кивнула она, – по голове дали и мешок на голову надели.
– О как, – хмыкнул врач. Легко отодвинул крашеную, которая вертелась рядом, и наклонился над Маринкой. Посмотрел ей в глаза, осторожно ощупал затылок, повернул голову к свету. Нарисовалась озабоченная медсестра, протянула ему чемоданчик. Врач быстро обработал рану, потом посмотрел на Ингу, которая так и сидела рядом на полу, рывком поднял ее с места. Явился водитель «Скорой» с носилками, Марину погрузили и понесли.
– Жить будет, – сказал врач бармену и тетке в перьях. – Обследуем на предмет сотряса, а так ничего.
Теперь было видно, что он и вправду очень высокий, плечистый и сильный.
– Куда повезете? – спросила Инга на всякий случай.
Больница была знакомая, бывшая Седьмая городская, ныне Святого Варсонофия.
Подоспел полицейский патруль, и началась карусель. Маринка успела еще сказать, что ничего не помнит, и удачно сделала вид, что отключилась. Менты набросились на Ингу. Она отвечала кратко, что понятия не имеет, что случилось, никого не видела, а нашла девицу в кабинке с мешком на голове. Мешок разорвала, сделала искусственное дыхание.
– Все правильно сделала, – ободряюще кивнул ей задержавшийся врач. – Успела вовремя, человеку жизнь спасла.
Второй мент уже опросил свидетелей и теперь посматривал на Ингу с подозрением. В курсе уже, что она влетела в бар как полоумная и сразу бросилась в туалет.
– Прихватило живот, – усмехнулась Инга, – вот и торопилась. Понятно?
– И как, успела? – фыркнул врач.
– Да я все на свете забыла, как ее увидела!
На все вопросы она отвечала, что с потерпевшей не знакома, вообще впервые ее видит. Пристальный взгляд бармена старалась не замечать – он-то, конечно, помнит, как сам указал Инге на Маринку, когда она пришла сюда в первый раз разузнавать о брате Воскобойникова. Фотографию еще показывала.
Все правильно она рассчитала: бармен промолчал, ему лишние неприятности ни к чему. Скажи что не так – потом затаскают на допросы, лучше притвориться шлангом и сидеть тихо. Так и оказалось.
Немножко беспокоило ее то, что пришлось дать ментам свои координаты. Ну да ладно.
Послышался гудок «Скорой» – заждались врача.
– Ребята, вы девушку не обижайте, – повернулся он к полицейским. – Если бы не она, вы бы с трупом сейчас возились, а так все путем. А ты коньяку ей налей за счет заведения, – подмигнул он бармену, – чтобы в себя пришла.
– Да я в порядке, – вздохнула Инга, – дышать только тяжело.
– Это пройдет, – доктор погладил ее по щеке и вышел – высокий, плечистый, спокойный. Надежный, поняла Инга, сразу видно, что хороший, надежный мужик, никакой подлости не сделает и в трудную минуту поможет.
Она тихонько вздохнула – неужели есть на свете такие? Она уже и думать забыла, что есть. Привыкла одной быть, только на себя рассчитывать.
Раньше у них была семья – мама, папа, две девочки, Инга и Ангелина. Это отец их так назвал, утверждал, что у него немецкие корни. Жили они в большом деревенском доме в городе Луге, родители учительствовали, дочек растили.
А когда Инге было семнадцать, родители погибли в аварии – в их «жигуленка» врезался на повороте бензовоз.
Вот тогда и хватили Инга с сестрой лиха. Хотя уж кому, как не ей, знать, что это было еще не самое страшное время. Люди помогли – соседи, директор школы, где отец работал. Как-то выжили, главное, они все время с сестрой были вдвоем. А уж потом… Инга зябко поежилась и осознала себя в коридоре перед злосчастным туалетом. Бармен тронул ее за рукав.
– Пойдем, что ли, и правда коньяк тебе налью.
Инга прислушалась к себе. До дома она просто не дойдет, если не передохнет хоть немножко. Последние час, два, три – сколько там прошло – она держалась на адреналине и теперь ощущала себя сдувшимся воздушным шариком.