Леди Титаник

Иногда к нему попадали по ошибке совершенно случайные люди и, услышав такое неожиданное и неприятное слово, да еще произнесенное грубым голосом Трофима, пугались до невозможности, чем доставляли санитару маленькое удовольствие.

Но на этот раз звонила не какая-нибудь кисейная барышня, а тертый и закаленный мент Сеня Гудронов.

– Ясно, что не планетарий, – отозвался он, – это Гудронов беспокоит из убойного отдела. Ты того, брат, проверь-ка, к вам вчера жмурик поступил с Московского вокзала, Свириденко фамилия, так того, глянь… на месте ли он? То есть она, баба эта!

– Нет, на танцы убежала! – грубо пошутил Трофим.

– Как – убежала? – всполошился бесхитростный Гудронов и тут же сообразил: – Шутишь, да? Тут не до шуток! Говорю тебе – проверь, на месте ли трупешник! И быстренько, мне тебя ждать некогда!

Трофим недовольно закряхтел, положил телефонную трубку на столик и побрел в покойницкую.

– Больше им делать нечего, – ворчал он по дороге, – только бы для меня заботу какую выдумать! Мои клиенты – они спокойные, коли уж поступили к нам, так никуда не денутся…

Он вошел в холодное помещение, оглядел ряды одинаковых металлических дверок, смутно напоминающие вокзальную камеру хранения, нашел нужную табличку, отворил дверцу и выкатил выдвижной железный стол.

Покойница была на месте.

– Мои-то всегда в порядке, – ворчал Трофим, возвращаясь к телефону, – с ними никаких хлопот, вы за своими лучше приглядывайте, за живыми! От них все беспокойство!

– Ну что? – нетерпеливо осведомился Гудронов. – На месте эта вчерашняя покойница?

– На месте, на месте! – отозвался Трофим. – Подругу здесь завела, чай с ней пьет!

– Как пьет? – всполошился Гудронов и тут же сообразил: – Шутишь, да? Ну, блин, дошутишься ты у меня, в натуре! Так точно на месте она, ничего ты не перепутал?

– Ты за собой следи! – обиженно проговорил Трофим. – А у меня всегда полный порядок! У меня все в ажуре!

– А ты… – понизил голос Гудронов, – ты за своими жмуриками, того… приглядываешь?

– Чего? – переспросил Трофим. – Это в каком же таком смысле?

– Ну… – тянул Гудронов, который и сам понимал нелепость своего вопроса, – ну, они у тебя… уйти никак не могут? Допустим, куда-то на пару часов уйти, а потом вернуться?

– Чего? – повторил санитар, серьезно обеспокоившись, не из дурдома ли ему звонят. – Как это – уйти?

– Да ты это… ты не удивляйся… у нас баба эта, твоя клиентка, по одному делу как подозреваемая проходит…

– Серьезное дело-то? – поинтересовался любопытный санитар. – Или так, ерунда какая-нибудь?

– Я же тебе сказал – из убойного отдела звоню! Мы ерундой не занимаемся! – обиделся Гудронов. – Мы только по убийствам работаем! Замочила тут твоя клиентка одного!

– Давно замочила-то? Потерпевший тоже небось у нас лежит?

– Не успели еще привезти, только сегодня дело было.

– Сегодня? – Трофим удивленно присвистнул. – Не, сегодня она никак не могла, на сегодня у нее алиби!

Сеня Гудронов не стал в подробностях пересказывать капитану Ананасову свой разговор с грубым санитаром, сказал просто, что труп Калерии Ивановны Свириденко преспокойненько лежит в холодильнике. Секретарша же нотариуса Штокенвассера упорно утверждала, что Калерия Ивановна Свириденко была тут совсем недавно, она якобы видела паспорт. На вопрос измученного капитана, по какому делу приходила к нотариусу подозреваемая Свириденко, секретарша поджала губы и сказала, что про это знал только покойный Михаил Рудольфович. Она лично положила конверт с делом нотариусу на стол сегодня утром.

Стали искать конверт, его не было. Разозленный Ананасов уронил со стола кипу документов, а когда с трудом нагнулся, чтобы подобрать их, то ударился бедной больной головой о тумбу стола. Все тело пронзила чудовищная боль, глаза на некоторое время заволокло пеленой.

Очнувшись, капитан Ананасов осознал себя сидящим на полу, и первой его мыслью было, что нужно немедленно завязывать с алкоголем. Секретарша смотрела на него сверху очень неодобрительно, но сказать ничего не решилась. Ананасов покрутил головой. После удара, как ни странно, стало легче, и он отправился в родной отдел, предупредив секретаршу, что еще зайдет. Конверта с именем Калерии Ивановны Свириденко так и не нашли, он бесследно исчез из кабинета.

Не успел Трофим повесить трубку, как в дверь его служебного помещения постучали.

Само по себе это было необычно: обычные посетители покойницкой, грубые санитары труповозки, никогда не затруднялись стуком, они распахивали дверь ногой, поскольку руки у них, как правило, были заняты носилками, на которых прибывало в морг очередное пополнение. Работники морга тем более не стали бы стучать. Конечно, оставались родственники усопших, но их стук Трофим за годы работы научился узнавать безошибочно, как опытный дирижер слышит фальшивую ноту, допущенную невыспавшимся кларнетистом.

Трофим подошел к двери и открыл ее.

На пороге покойницкой стояли двое: коренастый широкоплечий мужчина лет пятидесяти с густыми черными бакенбардами и неприятным, пристальным взглядом глубоко посаженных черных глаз и невысокого роста худой человек с бледным болезненным лицом и маленькими тусклыми глазами, от взгляда которых Трофиму сразу стало как-то нехорошо.

– Страдаешь? – коротко спросил черноволосый Трофима.

– Это в каком, извиняюсь, смысле?

– В самом обыкновенном, – ответил широкоплечий незнакомец и достал из кармана приятную на вид плоскую фляжку, в которой что-то восхитительно плескалось.

– Всегда готов! – радостно отозвался Трофим и потянулся к фляжке.

– Молодец! – одобрил незнакомец, но фляжку спрятал за спину. – Только прежде ты мне сделай, друг, божескую милость. Тут к вам тетя моя вчера попала, так вот хочу я на нее взглянуть…

– Тетя? – переспросил Трофим. – А откуда, извиняюсь, ваша тетя поступила? Из больницы какой или еще откуда?

– Еще откуда. С вокзала ее привезли. В скором поезде моя тетенька того… скончалась.

– Ах, в поезде… – протянул Трофим.

Он вспомнил недавний телефонный разговор с человеком из милиции, и в душе у него шевельнулось нездоровое любопытство. Почему эта тетка из поезда сегодня так удивительно популярна?

Однако тут же Трофим подумал о замечательной фляжке, обещанной черноволосым посетителем, и все прочие мысли полностью выветрились из его головы.

– Ах, в поезде! – повторил он. – Есть такое дело, – и он, сделав посетителям знак следовать за собой, направился в «холодную», как здешние служители называли помещение для хранения трупов, где круглый год царила вечная зима, – если в поезде, то прошу за мной.

Распахнув металлическую дверцу, он выкатил полку и, не глядя на покойника, махнул плечистому мужчине:

– Вот, извиняюсь, ваша тетя. У нас полный порядок, как в филармонии: ежели кто к нам поступил, тот непременно имеется.

По лицу посетителя он понял, что тот чем-то весьма недоволен.

– Ты что мне подсовываешь? – прорычал тот, тряся бакенбардами. – Это, по-твоему, моя тетя? Это у тебя, может, такие родственники, а мне такая, блин, родня на фиг не нужна!

Трофим протер глаза и уставился на покойницу.

Это действительно была не тетя.

На полке лежал здоровенный негр, доставленный дня три назад с футбольного матча, где ему проломили голову разбушевавшиеся болельщики, и до сих пор никем не востребованный.

– Я извиняюсь, – пролепетал Трофим, сверяясь с номером, написанным на дверце секции, – обознался… подождите минуточку, будет вам сейчас тетя в лучшем виде…