Кубок королевы Розамунды

Ну да, если идти в кабинет, то под видом горничной. Никто не удивится, что она в кабинете пыль вытирает. Правда, если Лизаветы дома не будет, то и наблюдать за Марианной некому. Водитель Юра живет в комнате над гаражом и в дом ходит редко, разве что на кухню. А кухарка Нина Ивановна тоже по дому не шастает, у нее, как она говорит, и на кухне забот хватает. Марианна знает, что тетка попивает втихую, поэтому рано спать ложится. И не разбудишь ее, хоть из пушки стреляй.

Но готовит она хорошо, не грубит и чистоту соблюдает, так что Марианна мужу про ее привычку вредную не сказала, ей вообще-то все равно было.

Так что нужно под Лизавету замаскироваться.

Марианну кольнуло непрошеное чувство вины.

Лизавета пострадает ни за что, из-за нее… Муж в гневе крут, может и побить, а что выгонит без рекомендаций – так это точно.

Но тут же она выкинула эти неуместные мысли из головы. Каждый за себя!

И не такая уж Лизавета невинная овечка!

Следит за ней, за Марианной, и все докладывает мужу! Так что сама виновата, нечего было таблетки пересчитывать!

Тут Лизавета, словно почувствовав ее мысли, повернулась и вскрикнула:

– Ой, Марианна Петровна, вы здесь? А я даже и не слышала, как вы вошли!

– Еще бы ты слышала! Мало того что пылесос гудит, ты еще музыку слушаешь!

– Это не музыка! – обиделась горничная, снимая наушники. – Это я лекцию слушаю по самосовершенствованию. Как преодолеть свои комплексы и полюбить себя такой, какая ты есть. Чтобы время впустую не терять.

– Вот уж что тебе действительно необходимо! – саркастически проговорила Марианна.

Но Лиза явно не заметила сарказма.

– Вы что-то хотели, Марианна Петровна? – спросила она таким тоном, в котором явно читалось: «Я тут работаю, а вы под ногами путаетесь».

– Я не могу найти свою бирюзовую шелковую блузку.

– Ту, что от «Армани»?

– Ну да, ту самую.

– Так она в стирке была. Я ее не успела погладить. Если хотите, я тут все брошу и быстренько ее выглажу.

– Ладно, не надо! Надену другую! – и Марианна вышла из кабинета, окончательно утвердившись во мнении, что Лизавета заслужила ожидающие ее неприятности.

Этот день она потратила на экипировку. Подобрала в магазине парик, подходящий под прическу Лизаветы, отрепетировала перед зеркалом ее походку и жесты.

К вечеру оказалось, что ей повезло, поскольку Лизавета явилась и сообщила, что муж звонил и предупредил, что ужинать дома не будет, потому что у него деловая встреча в ресторане, а она, Лизавета, просит разрешения подать сегодня ужин пораньше, потому что хочет уйти в гости, ее пригласила экономка из соседнего дома, у нее именины, а хозяева в отъезде.

– Можно, Марианна Петровна?

Голос у Лизаветы был слащаво-почтительный, но чуткое ухо Марианны уловило в нем легкую насмешку. И она поняла, что горничная прекрасно знает про все мужнины шашни с другими бабами.

Ну еще бы, прислуга все всегда знает. И покрывает его, небось прячет рубашки, измазанные помадой, и белье…

Ну что ж, сама напросилась.

– Идите, конечно, я ужинать не буду, просто чаю попью…

После ухода Лизаветы Марианна наведалась на кухню.

Там было тихо, темно и пусто, стало быть, Нина Ивановна уже приняла свою положенную дозу спиртного и улеглась на боковую. Теперь до утра не появится.

Водителя тоже нет, очевидно, его вызвал муж, чтобы ждал и отвез потом домой. Муж в этом плане очень осторожен, если выпил, за руль не сядет. Может, и правда у него деловой ужин, а не ласки с брюнеткой… как же ее там… Марианна осознала, что сейчас этот вопрос ее волнует меньше всего.

Она заглянула в каморку при кухне, там Лизавета держала свою рабочую одежду – комбинезон, в котором она занималась уборкой квартиры. Подавать завтрак, накрывать в столовой и встречать гостей полагалось в темном платье с белым воротничком. Платье Лизавете ужасно не шло, да и гости к ним в дом не приходили.

Марианна взяла комбинезон, который противно пах какой-то химией, и отнесла его в спальню. После примерки выяснилось, что он ужасно велик, Лизавета была девушка плотной комплекции. Пришлось пододеть вниз спортивный костюм.

Марианна примерила парик, как следует растрепав его, чтобы пряди свисали на лицо, в последний момент сообразила вытащить из ушей свои серьги с бриллиантами – подарок отца («Ой, папа, папа, что же с тобой случилось!..»).

В кармане Лизаветиного комбинезона очень кстати оказались тонкие резиновые перчатки, что Марианна посчитала хорошим знаком.

Она вошла в кабинет, чуть шаркая ногами и переваливаясь, как Лизавета, не зря долго репетировала ее походку.

Не включая свет, подошла к стене и сняла одну из картин, ни на минуту не забывая отворачиваться от камеры. Так, одно плечо вперед, картину положить на пол, наклониться неловко, так, чтобы камера смотрела на ее пятую точку.

Вот и сейф. Марианна с замиранием сердца нажала на панели четыре цифры кода, те, что она запомнила, когда случайно примерно полгода назад увидела в зеркале, как муж открывает сейф.

Четыре цифры: 23 54.

И ничего не произошло. Не слышно было легкого гудения, и дверца не открылась. Код не подходит, муж его поменял.

Неужели из-за того раза, когда она случайно вошла в его кабинет? Неужели он ее подозревал?

Да нет же, она, Марианна, до того случая в ресторане, когда муж буквально сошел с катушек, была для него вроде прикроватной тумбочки. Вроде она есть, но ее не замечают.

В плане своих секретов муж, конечно, человек серьезный, не станет он устанавливать код сейфа из дня и месяца своего рождения и уж тем более из дня рождения своей жены (см. выше про тумбочку). Да он и не помнит эту дату, ему, как говорится, до лампочки. Марианна сама ненавязчиво напоминала ему про свой день рождения, чтобы он не попал в неприятное положение, как она себе объясняла. На самом деле ему все равно, но муж не выносит, когда ему на вид ставят.

Так что дату ее рождения и проверять не стоит.

Но с другой стороны, запомнить новый код все же не так просто. Можно и перепутать.

По какому-то наитию Марианна набрала цифры наоборот, справа налево: 45 32.

И это сработало, дверца открылась. Марианна посветила внутрь фонариком телефона.

Какие-то бумаги, пачки наличных – рублей и евро. И сзади, за документами, она увидела коробочку. Ту самую, которую помнила еще с подросткового возраста, когда тайком примерила серьги и отец застал ее и очень сердился. Коробочку синего бархата, сильно потертого за столько-то лет.

Руки отчего-то задрожали, когда она осторожно взяла коробочку и открыла. Серьги были там. Две веточки старинной работы из белого золота, на каждой – два камня, два изумруда, один светлый, а второй, пониже – очень сочного глубокого цвета, цвета Адриатического моря в знойный полдень.

Те самые, фамильная драгоценность. Которую отец велел беречь как зеницу ока. А сам не уберег. И как они очутились в сейфе ее мужа? Неужели он как-то причастен к смерти ее отца?

От этой мысли Марианне стало плохо. Захотелось упасть тут же, на дорогой ковер, что устилает пол кабинета, и лежать там, оглохнув и ослепнув от горя.