Тут я взглянула на часы и поняла, что опаздываю на встречу с Леокадией Львовной. Нехорошо заставлять пожилого человека ждать.
И я побежала вниз. В этом торговом центре лестницу никогда не найти, посетители пользуются эскалаторами. Я спустилась на второй этаж, обежала кругом и когда спускалась на первый, то на параллельном эскалаторе, идущем наверх, увидела очень знакомое лицо. И не только лицо, но и фигуру и одежду. Это была моя мама… ну да, ее летний костюм, который ей очень шел, ее тщательно уложенные волосы и ее духи, запах которых настиг меня мимолетом. Я уже открыла рот, чтобы позвать ее, но тут мы разминулись, и я, вытянув шею, успела только увидеть, что, сойдя с эскалатора, мама, оглянувшись по сторонам, вошла в сетевое кафе, что располагалось на втором этаже. Вот бы здорово сейчас к ней подсесть, выпили бы кофе, поболтали… Но часы в холле первого этажа показывали, что я этого сделать никак не могу, только-только успею на встречу. К тому же меня несколько удивило, что мама оглянулась, войдя в кафе, как будто опасалась, что ее увидят. Но возможно, мне просто показалось.
Михайловский сад был полон гуляющей публики. Мамочки с колясками, влюбленные парочки, одинокие старушки прогуливались по дорожкам.
Я нашла скамейку возле пруда, но на ней не было Леокадии Львовны. Вместо музейной старушки на скамье сидел представительный старик с густой седой шевелюрой, который с важным и сосредоточенным видом кормил голубей.
Я огляделась по сторонам, и вдруг услышала из-за кустов приглушенный голос:
– Я здесь!
Я пошла на этот голос, свернула с дорожки и увидела за кустом персидской сирени Леокадию Львовну. Старушка манила меня к себе. Узнала я ее с трудом, потому что на Леокадии были темные очки и панама защитного цвета, которую она надвинула низко на лоб.
Надо же, до чего глазастая старушенция! Запросто узнала меня с новой прической! Вот что значит старая гвардия!
– Занял, понимаете, нашу скамейку! – проговорила она обиженным тоном. – Но это ничего, здесь даже лучше, здесь нас никто не заметит и не подслушает.
Она показала на скамейку, укрытую среди кустов.
Ну точно, у старушки паранойя! В шпионов на старости лет играет! Не зря темные очки надела и шляпу эту жуткую! Конспирация, значит…
Я решила подыграть ей, опасливо огляделась по сторонам и только после этого села на скамейку.
Леокадия примостилась рядом со мной, сняла очки, проницательно взглянула на меня и проговорила:
– Вы, небось, думаете, что я свихнулась на старости лет?
Надо же, она мысли, что ли, читает?
– Нет, – поспешно возразила я, – конечно, нет! У меня и в мыслях такого не было!
Получилось фальшиво.
– Да ладно вам, я все понимаю. И правда, кому нужно за мной следить?
Действительно, кому?
Я это только подумала – но Леокадия снова как будто услышала мои мысли и ответила на них:
– Ему, Попеляеву!
– Кому? – переспросила я.
– Попеляеву! – повторила Леокадия. – Это наш заместитель директора, вы его видели!
Я вспомнила человека, который привел нас в спальню императора. Пренеприятный тип… Вроде бы Иваном Антоновичем он представлялся. Значит, Попеляев. Фамилия какая-то скользкая…
– Зачем это ему?
– Хороший вопрос… Наш директор… Анна Ивановна Сергеева – ученый с мировым именем, но сейчас она в Канаде, читает лекции в университете Торонто. А Попеляев в ее отсутствие забрал всю власть в свои руки и разошелся. А в музее стали происходить странные вещи…
Она вдруг замолчала, словно к чему-то прислушиваясь.
– Странные вещи? – повторила я ее последние слова, чтобы поторопить Леокадию.
– Тс-с! – она прижала палец к губам.
– Что такое?
– Там кто-то есть! – она показала на кусты позади нашей скамейки.
– Кто там может быть?
Но тут кусты и правда зашевелились, и оттуда выбежала собака – джек-рассел-терьер с красным мячиком в зубах.
– Ах, вот это кто! – Леокадия Львовна облегченно вздохнула. – Собачка…
Терьер остановился перед нашей скамейкой, положил мячик на землю и выразительно посмотрел на нас.
Леокадия Львовна наклонилась, подняла мяч и бросила его подальше. Терьер с радостным лаем бросился за ним и вскоре исчез за кустами.
– Итак, вы говорили, что в музее стали происходить странные вещи, – напомнила я. – Какие именно?
– В музее стали появляться незнакомые люди…
– Незнакомые? Но в музее бывают посетители!
– Что, вы думаете, я не отличу посетителя? Во-первых, они ходят только по той части замка, где расположен выставочный комплекс, а эти люди появлялись в служебных помещениях. Во-вторых… ну, это просто видно!
Она ненадолго замолчала, к чему-то прислушиваясь.
– Но вы говорили, что в замке время от времени появляется привидение. Так, может, это было оно?
– Ох, что вы, девушка! Вы что, считаете, что я не отличу привидение от живого человека? Уж как-нибудь отличу! Привидение ходит бесшумно, оно как бы и не ходит, а плывет над полом, и может просочиться даже сквозь закрытую дверь. А эти люди ходили как все, пол под ними скрипел, и двери они открывали…
– И что – только вы их замечали?
– Да нет, конечно! Почти все наши сотрудники. Я даже сказала как-то Попеляеву – Иван Антонович, у нас в музее появляются посторонние люди! Но он так на меня зыркнул, что отбил всякую охоту задавать вопросы.
– А с другими сотрудниками вы это не обсуждали?
– Покойный Верещагин… он незадолго до смерти так и сказал мне – Леокадия Львовна, у нас в замке что-то происходит! Я спросила его – что именно? А он мне ответил, что пока не хочет что-то говорить, не хочет бросаться обвинениями, сначала должен сам убедиться. И тут-то с ним и случилось… вы сами видели что.
– То есть вы считаете…
– Я считаю, что Верещагин что-то узнал, и его за это убили!
– Так, может, нужно рассказать об этом полиции?