Ключ от вечности

– Все будет хорошо, милая Ирина Павловна, и вы будете как новенькая! То-то рада, то-то рада вся звериная семья! А теперь скажите мне, милая, что последнее вы помните?

– Помню, как вышла из дома… – неуверенно сказала Надежда.

– Ну что ж, неплохо, совсем неплохо… А что было дальше – не помните?

– Нет, дальше не помню…

– Ну что ж, значит, будем лечиться, лечиться и лечиться… – Доктор встал со стула и выкатился из палаты.

– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… – проговорила вслед ему Надежда.

После ухода врача к ней в полном объеме вернулся дар речи.

– Он прекрасный врач! – воскликнула соседка с повязкой на голове, молитвенно сложив руки. – Сколько людей спас! Скольким здоровье вернул!

– Это хорошо, – отозвалась Надежда. – Не пойму только, почему он меня называет Ириной Павловной.

– А как же он должен тебя называть? – Соседка подозрительно взглянула на нее. – Ты же и есть Ирина Павловна, Ирина Павловна Муравьева! Вон у тебя и табличка на кровати висит, на всякий случай, чтобы не ошибиться…

– Табличка? – Надежда покосилась на изножье кровати.

Там действительно висела какая-то картонная табличка, но для того, чтобы прочесть, что на ней написано, нужно было встать, а к этому Надежда была не готова.

– Если на клетке слона ты видишь надпись: «Буйвол», не верь глазам своим!

Тетка в повязке и грузная старуха переглянулись, но вслух ничего не сказали.

Вскоре после ухода доктора пришла медсестра и убрала капельницу, после чего Надежда смогла сесть на кровати.

– Ну, – весело сказала грузная старуха, – давай знакомиться. Меня зовут Мария Ивановна, а это вон Вера. А ты, стало быть, Ира, Ирина. Ничего, что я без отчества? Могу, конечно, и Ириной Павловной звать. Некоторые привыкли по отчеству…

«Вовсе я не Ирина Павловна, а Надежда Николаевна, – в панике подумала Надежда. – Надежда Николаевна Лебедева. Но что же это все значит?»

– А как я здесь очутилась? – спросила она.

– Не помнишь? – прищурилась старуха.

– Не помню, – ответила Надежда чистую правду.

– Авария была на шоссе, рейсовый автобус перевернулся, на молоковоз налетел. Ну, смертельных исходов не было, а пострадавших по больницам распихали. Тебя сюда, на неврологию, на хирургии трое лежат. А уж куда и откуда ты ехала, сама думай.

Надежда покачала головой, которая была пуста, как тыква на Хэллоуин.

– Не напрягайся, Ира, – сказала вторая женщина, которую представили Верой. – Доктор сказал: память сама вернется, нужно только время. Ты сутки без сознания была, шутка ли…

– А как узнали, кто я? Я ведь не могла сказать, я же была без сознания…

– Да как же! – удивилась Мария Ивановна. – По паспорту. Паспорт у тебя с собой был, вот и узнали. Муравьева Ирина Павловна, обычная фамилия. Неужели не помнишь?

«Я – Лебедева», – подумала Надежда, но уверенность в этом факте была несколько поколеблена.

– Ты только не волнуйся, – завела прежнюю песню Вера. – Алексей Степанович доктор отличный. Его, я знаю, в город звали, в Институт мозга, а он не поехал. Как же я, говорит, больных своих оставлю, кто же тут-то работать станет?

– А где я вообще? – спохватилась Надежда Николаевна. – Какая это больница?

– Васильковская, – охотно объяснила Мария Ивановна. – Говорю же, авария была на шоссе, так всех пострадавших по окрестным больницам распихали. Тебя в ближайшую, что в поселке Васильково. Неужели не помнишь?

Надежда прислушалась к себе и поняла, что никогда в жизни не слышала этого названия.

– А что это доктор все детскими стихами разговаривает? – спросила она, чтобы сменить тему.

– А это у него внуки, – рассмеялась Вера, – двойняшки, мальчик и девочка, Танечка и Ванечка. Третий годик им пошел, а доктор все книжки им читает, чтобы умнее были. Сейчас как раз до Корнея Чуковского дошли.

Чтобы не отвечать на вопросы, Надежда сама стала спрашивать. И познакомилась с соседками поближе.

Грузная Мария Ивановна прожила всю жизнь неподалеку, в соседней деревне, было у нее свое хозяйство, имелось все, что положено, – и корова, и свиньи, и козы-овцы. Сейчас по причине старости остались только куры и пять гусей. Из-за гусей старуха и пострадала: наклонилась, чтобы насыпать корма, а вожак ее и клюнул в темечко. Она упала и ударилась головой. К счастью, теперь шла на поправку. За птицей в данное время присматривал ее сын Вова, который поначалу очень рассердился на гусей из-за матери и даже хотел свернуть главному гусаку шею, но потом привык жить на природе и даже подумывает переселиться в деревню насовсем, бросив в городе жену-стерву и тещу-змеюку.

Другая соседка по палате, Вера, работала учительницей литературы в местной школе, и нерадивый ученик по фамилии Сундуков уронил ей на голову гипсовый бюст писателя Тургенева. Бюст был достаточно тяжелый, поскольку писатель Тургенев обладал приличного размера бородой. Тоже, разумеется, гипсовой. Сундуков по просьбе Веры полез на шкаф за учебными пособиями и задел бюст рукавом. Причем злой умысел Вера категорически отрицала, поскольку Иван Сергеевич Тургенев был единственным писателем, которого двоечник Сундуков уважал, благодаря незабвенной Муму. Так что не стал бы он рисковать бюстом, который мог свалиться не на голову учительницы, а на пол.

За неспешным разговором подошло время обеда.

Надежда от обеда отказалась, ее мутило даже от запаха еды из столовой. Тогда соседки ушли, пообещав принести ей стакан компота.

Оставшись одна, Надежда попыталась думать спокойно. Что вообще происходит? Отчего она ничего не помнит? Ну, допустим, она и правда попала в аварию, но какого черта она делала в том рейсовом автобусе? Она даже не удосужилась спросить, в какую сторону он ехал – в город или из города.

Хотя какая разница, если в голове нет буквально ничего. Пустота. И как, интересно, в ее сумке мог оказаться паспорт какой-то Муравьевой? И где тогда ее собственные документы? Потому что если человек едет куда-то далеко, то обязательно возьмет с собой паспорт.

А что, если… что, если они правы, и у нее от травмы все спуталось в голове. Замешалась тут и какая-то Надежда Лебедева. Может, она подруга Муравьевой или соседка.

– Не может быть! – вслух сказала Надежда. – Я помню подругу Алку Тимофееву, мы с ней с первого класса сидели за одной партой. А никакой Муравьевой не знаю!

В пустой палате голос прозвучал неуверенно и жалко. Сомнения наползали черной тучей.

Трясущейся рукой Надежда взяла зеркало, которое Вера оставила на тумбочке по ее просьбе. В зеркале отразилась жуткая опухшая рожа. Левый глаз заплыл, всю левую щеку покрывал лиловый синяк, даже челюсть казалась смещенной на сторону. Узнать себя в этой роже было никак невозможно.

Надежде стало совсем плохо. Она отбросила зеркало и вытянулась на кровати, потом осторожно пощупала челюсть. Зубы, кажется, целы, и то хорошо.

«Руки мои, – подумала она, поднеся пальцы ближе, – на прошлой неделе маникюр делала у Оли в салоне. А вот тут царапина, это Бейсик, паршивец, потрудился».

Осознав эту мысль, Надежда едва не подскочила на кровати. Голова отозвалась острой болью, но она не обратила на это внимания. Были у нее проблемы посерьезнее.

Бейсик! У нее есть кот замечательной рыжей разбойничьей породы. И… и муж. Господи, у нее же есть муж! Ну да, они живут в трехкомнатной квартире… И где сейчас муж? И как его зовут?

Надежда закрыла глаза и тотчас увидела перед собой лицо мужа. Смотрел он сердито и губами шевелил, как будто говоря, что опять Надежда вляпалась в какую-то историю.

Все ясно, муж за что-то на нее сердится. Или сердился раньше. Но он, несомненно, ее любит, это-то Надежда знает совершенно точно. Стало быть, она вовсе не Ирина Муравьева, а Надежда Лебедева.

И что теперь делать? Если она объявит об этом, доктор Айболит страшно обрадуется. Он посчитает Надеждины слова замещением воспоминаний, скажет, что в результате стресса все прежние воспоминания исчезли, а природа, как известно, не терпит пустоты, вот у больной в голове и возникло, так сказать, фиктивное прошлое, в котором у нее были рыжий кот и любящий муж.