Тайное сокровище олигарха

Бармен расплылся в улыбке. Если бы у него был хвост, он бы им обязательно завилял. Достав из-под стойки бутылку с яркой этикеткой, он понизил голос и проворковал:

– Только для вас! У меня абсент стоит только для самых близких друзей, но я нисколько не сомневаюсь, что мы с вами подружимся, и вижу, что вы – настоящий ценитель…

Он поколдовал над бокалом и протянул его Маркизу, от полноты чувств присовокупив:

– Это за счет заведения!

Леня ответил бармену еще одной улыбкой, поблагодарил его и поднес бокал к губам.

Он и так-то не переносил абсент, а Виталик еще и не умел его как следует готовить. Чуть пригубив редкостную гадость в своем бокале, Леня изобразил на лице неземное блаженство и стал ловить момент, когда бармен утратит бдительность. Как только тот отвлекся на другого посетителя, Маркиз молниеносным движением выплеснул половину бокала в горшок с кактусом, красовавшийся на стойке. Даже этот закаленный и привычный ко всему житель мексиканской пустыни сразу поскучнел, его иголки уныло поникли.

Леня сделал вид, что быстро начал пьянеть от крепкого напитка, и, перехватив взгляд бармена, проговорил слегка заплетающимся языком:

– Класс! От… личный абсент! И вообщ-ще мне здесь очень нр-равится! А ты – просто душка!

Бармен порозовел от удовольствия и кокетливо захлопал ресницами. Его снова отвлекли очередным заказом, и Леня поделился с кактусом остатками абсента. После этого он на всякий случай немного отодвинулся в сторону, опасаясь, что кактус вырвет.

Виталик обслужил еще одного рядового клиента и снова повернулся к Лене, который весьма артистично изображал следующую стадию опьянения и, подперев подбородок кулаком, начал длинно и жалостно объяснять бармену, как он одинок и неприкаян в этом жестоком мире. Виталик слушал его с большим участием и пониманием.

В это время дверь «салуна» снова распахнулась, и на пороге появился совершенно нехарактерный для этого заведения персонаж: тощенький, невзрачный плешивый мужичонка в клетчатом пиджаке, вышедшем из моды еще во времена единственной партии и ее полупараличного секретаря.

Приволакивая ногу и бросая по сторонам напряженные взгляды, тщедушный мужичок проследовал к стойке и облокотился на нее. Дождавшись, когда Виталик удостоил его пренебрежительного взгляда (а посмотрел он на замухрышку только потому, что ему на плешь села муха), странный посетитель оскалил кривой рот, полный железных зубов, и с явным усилием произнес тщательно подготовленную фразу:

– Ты, это, парень, сделай мне, значит, очень сухой этот… как, блин, его… мартини, с зеленой… тьфу, блин горелый! Оливкой…

Виталик посмотрел на курьера серьезно, но по-прежнему неодобрительно, и вполголоса пробурчал:

– Посылают черт-те кого! Пароль выучить не может! Ни про какой блин там не было!

Тем не менее он полез под стойку за газетой.

Курьера задело неодобрительное отношение бармена. Он побагровел, оскалил железные зубы и противным тонким голосом проговорил:

– А мартини? Или я рожей не вышел? Или здесь только этих, «голубых», обслуживают? – И плюгавый мужичок покосился на Маркиза.

– Ты зачем пришел? – тихо и злобно проговорил бармен, шлепнув на стойку сложенный лист газеты. – Тебя по делу послали, а ты тут выеживаешься! Бери что надо и проваливай!

Маркиз неожиданно встрепенулся, развернулся всем телом к плюгавому скандалисту, схватил его за лацкан пиджака и вскрикнул:

– Ты что себе позволяешь? Ты что, мразь, говоришь? Ты, натурал вонючий, фашист недорезанный! Прежде чем в приличное место соваться, рыло свое конопатое умой!

Мужичонка зашипел, как кот, которому наступили на хвост, и полез было за пазуху, но Леня быстрым движением ладони ударил его по запястью, так что тот затряс онемевшей рукой.

– И не смей приставать к моему другу! – наставительно произнес Маркиз. Он успел в пылу ссоры незаметно стащить со стойки одну сложенную газету и положить на ее место другую – ту, в которой приготовил дезинформацию для Хорька.

К стойке уже спешил плечистый охранник, и плюгавый курьер, окинув взглядом его внушительную фигуру, вспомнил, что он пришел сюда по делу, спрятал в карман сложенную вчетверо газету, соскользнул с высокого табурета и без посторонней помощи направился к выходу, недовольно бормоча под нос неразборчивые злобные выпады в адрес сексуальных, национальных и прочих меньшинств, из-за которых простому русскому человеку совсем житья на свете не стало.

Бармен Виталик облегченно вздохнул и придвинулся поближе к симпатичному и решительному клиенту, чтобы обсудить с ним неприятное происшествие и на этой почве достичь еще большего взаимопонимания, но клиент почему-то неожиданно утратил к нему всякий интерес, слез с табурета и скоропалительно покинул «Дикую лошадь».

Виталик тяжело вздохнул и принялся с удвоенной энергией перетирать бокалы и фужеры.

– Ну, что будем делать? – спросила Лола, помогая Маркизу принять его прежний вид, и добавила капризно: – Я устала и есть хочу!

– Обойдешься, – не слишком вежливо ответил Леня, – потерпишь! Мне нужно тщательно обдумать завтрашнюю операцию, так что не мешай и не говори под руку.

Лола надулась и замолчала. Леня же покружил немножко по городу, потом лицо его просветлело, он тихонько вскрикнул: «Эврика!» – и направил машину к ближайшей станции метро. Там он приткнул машину к поребрику, наскоро протер руль и все ручки, хотя Лола, видя его маневры, недоуменно пожала плечами. Они ничего плохого не сделали, пользуясь этой машиной, так что опасаться нечего. Но с Ленькой сейчас лучше не спорить: он был очень серьезно настроен.

Лола была голодна и волновалась, как там Пу И. Кроме того, после грима кожа на лице всегда сохнет, и нужно обязательно наложить компресс, затем сделать питательную маску, а потом смазать лицо увлажняющим кремом. Лола представила себе ужасающую ванную в коммунальной квартире, эту желтую отбитую эмаль, оцинкованные тазы и ведра, висевшие по стенам… Вода из крана всегда течет ржавая, и то, если в соседней квартире никто не моется, – тогда приходится ждать, пока там закончат. А если те соседи проскочат без очереди, то обитатели Зинаидиной квартиры стучат в стенку, так что осыпалась уже вся штукатурка по ту и по эту сторону. Зинаида рассказывала, что один горячий жилец, оставшись в ванной намыленным и устав ждать, когда же зараза, включившая горячую воду не в свою очередь, усовестится, выскочил из ванны и бросился через площадку звонить соседям. Там долго не открывали, а здесь дверь захлопнул другой сосед, который был зол на мывшегося за то, что он не пускал его в квартиру с собакой.

Дело было зимой, окна на лестнице давно выбили, и несчастный намыленный гражданин скоро совсем застыл на площадке, будучи в одном полотенце. Зинаида Викентьевна была дома, она всегда дома, разве что выйдет в магазин на углу или на почту. Но она в последнее время – лет эдак двадцать – плохо слышит, так что сообразила открыть двери только через полчаса. За это время нервный жилец успел схватить воспаление легких. Провалявшись в больнице, где у него было время подумать, жилец тотчас же занялся обменом, и вскоре в его комнату въехали другие люди, такие же горемыки, не собиравшиеся оставаться в коммуналке надолго.

Так что Лоле еще долгое время не светит горячая ароматная ванна и всевозможные процедуры. Разумеется, можно заскочить в салон красоты, в сауну, куда угодно, там для нее сделают все, что нужно. Но вряд ли этот жестокий человек, который никогда ее не понимал и относился к ней отвратительно, вряд ли это чудовище в человеческом образе согласится отпустить ее в салон. Нет, Лола нужна ему только для того, чтобы он мог проводить свои мерзкие операции, он просто использует ее, причем неоправданно подвергает риску ее и Пу И! А ведь у Пу И никого нет, кроме Лолы, и, если с ней случится что-то плохое (тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!), собака останется сиротой…

Лола с ненавистью поглядела на Ленькин затылок и вдруг осознала, что стоит в холле станции метро. Она купила в ларьке большую шоколадку с орехами, тут же ее развернула и откусила большой кусок. Маркиз собрался было отпустить какое-то ехидное замечание, но встретил такой злобный Лолин взгляд, что удивленно пожал плечами и воздержался от комментариев.

Стоя на эскалаторе, Лола достала мобильный телефон и позвонила Зинаиде Викентьевне, насчет Пу И. Услышала, что песик чувствует себя неплохо, уже два раза поел куриных котлеток и орехового печенья и даже умудрился наполовину распустить связанный Зинаидой шарф, и у нее полегчало на душе. Все-таки на Зинаиду всегда можно положиться!

Они сели в поезд. Лола демонстративно жевала шоколад и угрюмо молчала. Маркиз нервно вертел головой, явно высматривая кого-то. На следующей остановке он потянул Лолу к выходу. Она взглянула на него удивленно, но промолчала. Шоколадка была очень большой, Лоле надоело сладкое, к тому же от сухих орехов запершило в горле.

– Прекрати наконец жевать! – недовольно заговорил Маркиз. – Это, в конце концов, неприлично! Взрослая женщина, а ведешь себя как малый ребенок. И кто-то еще критиковал мои манеры! А сама измазала шоколадом вон ту тетку, в белом пиджаке…

Лола взглянула в указанном направлении. Тетка необъятных размеров действительно отиралась возле них в поезде метро. Тетка ничего не сделала Лоле плохого. Так что теперь она с совершенно необъяснимым злорадством заметила на спине у тетки коричневое пятно.

Лола поскорее выбросила шоколадку в подвернувшуюся кстати урну и заявила, что тетка сама виновата – не нужно было разъедаться до таких габаритов. Существуют же какие-то транспортные нормы! И вообще она, Лола, считает, что в правилах проезда в метро должно быть указано, что каждый пассажир не должен превышать определенную норму веса. Для мужчин это, допустим, восемьдесят килограммов, а для женщин – шестьдесят пять… Ведь установлены же нормы для багажа! Ведь в самолете же за превышение веса багажа берут дополнительную плату. А если, к примеру, один пассажир весит сорок восемь килограммов, а другой – сто, то такая несправедливость никого не волнует.

– В общем-то, ты, конечно, права, – протянул Маркиз, – только неясно, кто же это тут весит сорок восемь килограммов? Уж не ты ли? Учитывая только что съеденную шоколадку?

– Я вешу меньше пятидесяти! – гордо ответила Лола. – Любые весы это могут подтвердить!

– На сколько меньше, на два миллиграмма? – съехидничал Леня.

– Это неважно! Так что тетка сама виновата. Нечего было так разъедаться! А уж если она «раскабанела» до таких размеров, то совершенно непозволительно надевать белый пиджак!

Леня понял, что Лола злится на весь мир и на него – в особенности, поэтому прекратил бесполезную перепалку. Подошел поезд, и он потянул Лолу в вагон.

– Слушай, а что это мы делаем? – опомнилась его подруга. – В метро катаемся? Мы же ехали уже точно в таком же поезде, ты вышел, переждал на станции, потом мы снова сели в вагон… Тебе что – нечего делать?

– Спокойно, я знаю что делаю! – буркнул Леня, он тоже был голоден, и оттого ему изменила всегдашняя выдержка.

Да и, откровенно говоря, с этой Лолкой даже памятник на кладбище выйдет из себя! Кого угодно она достанет!

– Слушай, может, ты меня отпустишь, а? – просительно заговорила Лола. – У меня дел очень много… и, опять же, продукты нужно купить, обед приготовить… а, Ленечка?

– Ты мне нужна! – буркнул Леня.

– За каким чертом я тебе нужна в этом человеческом муравейнике? – разозлилась Лола. – И вообще, что ты меня всюду за собой таскаешь, как козу на веревочке?

Она тут же сообразила, что сравнение привела явно не в свою пользу, и замолчала на две минуты, по прошествии которых не удержалась и спросила уже чуть ласковее: