Демон никогда не спит

И даже тетя Рая, встретившись утром, укоризненно покачала головой. Но ничего не сказала.

Маму выписали, с тех пор Катя еще больше притихла. Она честно пыталась найти ответы на свои многочисленные вопросы у классиков. Но ни Анна Каренина, ни Наташа Ростова не могли подсказать, как сделать глаза большими и блестящими, волосы – густыми и пышными и где достать денег если не на шикарный норковый полушубок, то хотя бы на новую куртку.

Окончив школу, Катя поступила в библиотечный институт. Мама советовала поступать в педагогический, но Катя сумела настоять на своем. Нельзя сказать, что она мечтала стать библиотекарем, просто очень уж не хотелось идти по маминым стопам – вечно сорванный голос, горы тетрадей по вечерам, педсовет допоздна, сплетни, свары и бесконечные жалобы родителей.

Однако Катя любила книги. И не только сам процесс чтения. Кате нравилось брать книгу в руки, открывать ее, гладить переплет. Больше всего привлекали ее старые, особенно дореволюционные книги, перелистывая их пожелтевшие страницы, она невольно задумывалась, кто скользил глазами по этим строчкам, какой это был человек, о чем он думал, читая, как представлял себе героев…

Годы шли, и соседка тетя Рая, встречаясь на лестнице, перестала с уверенностью говорить, что Катя разрастется и с внешностью все станет в порядке. Мама говорила, что главное – духовная красота, и Катя решила не задумываться. Было некогда, нужно было учиться и еще подрабатывать, чтобы свести концы с концами.

Дни проходили быстро – похожие один на другой, заполненные работой и борьбой за выживание. Мама стала болеть, по ее словам, школа высосала из нее все соки.

Катя вечно была занята – то работой, то хозяйством, то писала за кого-то сочинения, то чертила, то решала математические задачи за восьмой класс. Никаких особей мужского пола вездесущие соседки заметить возле нее не могли, как ни старались. И то сказать, где их взять-то? В библиотечном институте учились одни девчонки, в библиотеку ходили одни старики.

В зеркале отражалась серая мышка с жидкими волосами сивого цвета. Глаза смотрели испуганно и виновато из-под коротких белесых ресниц. Откровенно говоря, Кате очень не нравилась эта бледная моль, отражающаяся в зеркале. Но сил и времени, чтобы что-то изменить, у нее не было.

Мама вышла на пенсию и сидела дома – из-за больного сердца не могла работать, а зимой вообще задыхалась на морозе. Теперь требовалось еще каждый день делать во всей квартире влажную уборку, так как от любой пылинки мама начинала кашлять. Так что любоваться на себя в зеркало девушке было некогда, и ночами ее не успевали посещать грустные мысли. Мол, молодость проходит, вот уже дело к тридцати, а все женская судьба не устроена – не то что мужа нету, а и вообще ни один мужчина не обратил на нее внимания. Про такое Катя не думала – падала камнем в постель и засыпала, не успев донести голову до подушки.

Однажды Катя, вернувшись домой из своей библиотеки, застала дома гостя. Это оказался какой-то мамин не то двоюродный, не то троюродный брат – здоровенный громкоголосый дядька, лохматый и бородатый. Он пил чай с мамой на кухне. На столе стояли принесенная им же бутылка коньяку и огромная коробка шоколадных конфет. Мама, непривычно оживленная, ласково смотрела на гостя.

Дядька смачно расцеловал Катю в губы, повертел, рассматривая, и удачно скрыл разочарование при виде такой неказистой племянницы. А может, не обратил на нее особого внимания. Выяснилось, что дядька был изыскателем и до сих пор ездил в геологические партии куда-то в Сибирь.

Катя выпила с ним коньяку, а потом долго слушала дядькины походные байки. Еще он рассказывал анекдоты и сам же первый над ними смеялся. Он порывался петь и все жалел, что нет в их доме никакой завалящей гитары.

Было поздно, гостя оставляли ночевать, но он объяснил, что у него в четыре утра самолет на Иркутск. И уже перед самым уходом, понурившись, признался маме тихонько, что окончательно разбежался с женой, потому что дети взрослые и он ей стал не нужен – такой неприкаянный, вечно в разъездах, дома нету, семьи нормальной нету…

Кате дядька понравился с первого взгляда – веселый, сильный, надежный… Хорошо, наверное, с таким в тайге – не бросит в трудную минуту, поможет, на себе вытащит, последнее отдаст… Сразу видно, что человек хороший… Ну да ладно, они сами разберутся.

Дядька подхватил тяжелый абалаковский рюкзак и указал Кате на небольшой потертый чемодан.

– Там вещи кое-какие, для меня ценные, – сказал тихо, – спрячь куда-нибудь, я после заберу. Все, что нажил… – он криво усмехнулся, и Кате стало его ужасно жалко.

Но дядька тут же взбодрился, поднял ее в воздух и снова смачно расцеловал в губы.

– Не дрейфь, Катюха, прорвемся!

И исчез из их с мамой жизни навсегда.

Катя сунула дядькин чемодан в кладовку, и года два он ей жутко мешал. Как-то зимой мама кашляла особенно тяжело, Кате было страшно и очень трудно, она перенесла грипп на ногах, безумно уставала и на работе, и в общественном транспорте, и жизнь казалась беспросветной. Ей хотелось просто поговорить с близким человеком, услышать дядькин громкий смех, почувствовать на плечах его сильные руки. Она нашла в старой телефонной книжке номер и как-то вечером, когда мама смотрела по телевизору концерт «Песни прошлых лет», позвонила в ту старую квартиру, где много лет жил дядька с женой и детьми.

Холодный женский голос ответил по телефону, что Чиркова Владимира Михайловича к телефону позвать никак не может, он давно здесь не живет. А на Катин настойчивый вопрос, где его найти, женщина ответила со смешком, что на кладбище. Конкретный адрес она не назовет, потому что ее бывшего мужа зарезали уголовники в далекой сибирской тайге два года назад. Что-то там они не поделили, а он, как начальник партии, вздумал их разнимать. Вот и получил. Такой вот итог жизни.

Не дождавшись от оглушенной известием Кати никаких комментариев, женщина повесила трубку.

После концерта мама посмотрела еще свой любимый сериал, так что Катя смогла справиться с подступившими эмоциями. Мама даже не заметила следов слез, Катя успела умыться и запихнуть на антресоли дядькин чемодан. Он был маленький, но очень тяжелый, Катя управилась с трудом. Мысль заглянуть в чемодан не пришла ей в голову, как и то, что следовало бы сообщить о чемодане наследникам. Уж очень не понравился Кате смешок в голосе бывшей дядькиной жены, когда она сообщала Кате, что ее мужа зарезали в далекой тайге. Все же можно было бы сохранить какие-то чувства к человеку, с которым прожили много лет. А если уж не сохранила, то не показывать это так явно.

Соседка по площадке тетя Рая утверждала, что самая бесполезная вещь в квартире – антресоли. В самом деле: запихнуть туда что-то можно лишь с большим трудом, а достать и того хуже. Стало быть, засовывают люди туда вещи, которыми не собираются пользоваться в ближайшее время. То есть вещи ненужные, из тех, что просто выбросить жалко. И лежат они там, в пыли и паутине, годами, если не десятилетиями. И ладно бы еще бабушкин альбом с вышивками или дедушкина офицерская сумка – все-таки память. А то ведь мирно уживаются на антресолях устаревшие коньки, электрический набор для выжигания и здоровенный альбом с видами города Житомира.

Всему этому место на помойке, решительно утверждала тетя Рая, а тех, кто хранит на антресолях меховые вещи, она бы сама лично расстреливала – по всему дому моль распускают.

Тем не менее Катя засунула чемодан на антресоли, чтобы не думать о нем как можно дольше.

Той ночью ей приснился дядька – большой, шумный. Он смеялся громко и раскатисто, тянул к ней руки и кричал: «Не дрейфь, Катюха, прорвемся!»

Катя проснулась с улыбкой, как будто повидались.

С тех пор она взяла за правило советоваться с дядькой мысленно по самым разным вопросам. Покупать ли новый шкаф в прихожую? Соглашаться ли на курсы повышения квалификации? Ехать ли в отпуск, оставив маму на тетю Раю, или все же не рисковать?

Покупать обязательно, советовал дядька, тот деревянный монстр, что стоит в прихожей с незапамятных времен, давно пора выбросить. Заодно и все старье, что там хранится. В квартире станет свободнее и легче дышать.

Дядька вообще любил просторы, его всю жизнь тянуло из душного города в тайгу, в степь, на вольный ветер.

И на курсы соглашайся, говорил дядька, увидишь свежих людей, узнаешь новости, чему-то научишься, а то ты в своей библиотеке мхом покрываешься.

Только насчет мамы дядька ничего не советовал – это твое, говорил, ты сама должна решать.

Так Катя в отпуск в тот раз и не поехала – маме стало хуже, и она побоялась оставить ее на чужого человека.

Но с дядькой советовалась по-прежнему. Он говорил дельные вещи, во всяком случае, это было лучше, чем искать ответы на насущные вопросы у героинь Тургенева и Достоевского. В самом деле, ну что они могли ей посоветовать – эти наивные тургеневские девушки или страстные неврастенички Достоевского? И те и другие были абсолютно неприспособлены к жизни.

С мамой Катя свои выводы насчет классической литературы не обсуждала.

Катя очнулась от мыслей о прошлом. Было прохладно. Сердце билось ровно, виски не ломило. Нужно заснуть, потому что завтра предстоит длинный рабочий день, а потом… потом она увидит Алексея. Он придет в библиотеку пораньше, сядет в укромном уголке и будет листать книги, изредка бросая на нее мягкие внимательные взгляды. И Катя уже привыкла к этим взглядам и перестала смущаться. Ей приятно, когда он на нее смотрит. Ей нравится, что он приходит раньше и терпеливо ее ждет. Коллеги уже привыкли к нему, встречают его приветливо, предлагают наперебой кто чаю, кто кофе, кто свежую прессу, и даже суровая уборщица баба Зина перестала ворчать.

Катя повернулась на бок и уютно свернулась калачиком, намереваясь заснуть и видеть самые радужные сны. А для этого следовало подумать об Алексее. Но перед глазами отчего-то встало другое лицо – красное, злобное, с выпученными глазами. Игорек, бывший будущий муж.

Катя успела еще возмутиться – она не должна вспоминать о нем, это перевернутая, перечеркнутая страница ее жизни, у нее теперь все сложится по-другому…

И тут же заснула, сохраняя на лице сердитое выражение.

Шейх Адбалла приподнялся на подушках. Его худое, морщинистое лицо, словно источенное неутомимым ветром пустыни, покрылось мелкими каплями пота. Бронзово-смуглая кожа приобрела нездоровый землистый оттенок.

Мальчик, который сидел на корточках перед входом в шатер, ожидая приказаний, широко открыл темные глаза, с любопытством взглянул на старика. Шейх умирал, а мальчик еще никогда не видел смерти, и ему было очень интересно.

– Позови моих сыновей! – негромко проговорил шейх, облизав пересохшие губы.

– Слушаю и повинуюсь! – отозвался мальчик и удалился не слишком поспешно.

Старый шейх умирал, и его приказы выполняли неторопливо, как будто он уже не был шейхом, главой рода, как будто приближающаяся смерть уже отняла у него часть власти, как отняла она его силу и здоровье.

Однако уже через несколько минут сыновья шейха вошли в шатер – высокий, жилистый Кемаль и коренастый, подвижный Мехмет, щеку которого пересекал кривой шрам от сабельного удара. Они спешили, надеясь услышать последнюю волю отца и ревнуя друг друга к его убывающей на глазах власти.

Шейх снова приподнялся, вгляделся в их напряженные, выжидающие лица.

– Я умираю, дети мои, – проговорил он значительно, как будто сообщал некую важную, неведомую доселе истину.

– Это не так, отец! – воскликнул Мехмет и переступил на месте, как застоявшийся в стойле жеребец. – Если будет угодно Аллаху, да славится он во веки веков, вы еще поправитесь и проживете много лет на радость близким…

– Не перебивай меня, – шейх недовольно поморщился, – я знаю, что говорю. Ангел смерти Азраил уже осенил меня своим черным крылом. Но прежде чем умереть, я должен открыть вам большую тайну и объявить свою последнюю волю…