Старожилы Петроградской стороны знают, что давным-давно никаких больших домов в этих краях не было. Здесь теснились бревенчатые домики с уютными палисадниками и огородами, а дальше шли большие огороды, где выращивали овощи и зелень на продажу. С тех пор улицы в том углу и называются: Большая Зеленина, Малая Зеленина и Глухая Зеленина. А еще здесь была усадьба архиерея, а при ней огромный фруктовый сад.
В саду росли яблони нескольких сортов, само собой, груши и сливы, так что весной небо гудело от пчел, которые роились над деревьями. В пруду плескалась рыба, а в центре на островке жили лебеди.
После некоторых исторических событий, когда оказалось, что архиереи больше не нужны, усадьба разрушилась. Сад зарос, плодовые деревья высохли и вымерзли. Выжили только дубы и липы – этих ничто не возьмет.
Перед войной поговаривали, что в саду водятся привидения. Якобы сторож с Бармалеевой улицы как-то ночью слышал в кустах подозрительную возню и неприличный заливистый смех. Но и это не все: отсмеявшись, на тропинку вышла высокая фигура в белом, подлетела к сторожу и схватила за шею. Бедняга протрезвел со страха и бросился бежать. Очнулся, а кошелька-то нет, видно, нечистая сила позарилась.
Соседи ахали, жена ругалась: пропил, дескать, паразит всю получку, а нечистая сила совершенно ни при чем.
Пошаливали в саду и правда прилично, но скорее все же шпана, а не привидения.
В блокаду дубы и липы срубили на дрова, и сад зарос совсем безобразно – крапивой в человеческий рост, лебедой и лопухами. Осенью на кустах зрели ядовитые красные ягоды, называемые волчьими.
Уже в 1960-е годы сад решили привести в порядок. Даже в газетах написали, что вместо старого парка, рассадника всевозможных безобразий, теперь будет новый, который отдадут детям и назовут Пионерским.
Сказано – сделано. Выкорчевали старые деревья, посадили березы и ели, проложили дорожки, а между дорожками обустроили газоны и клумбы.
Архиерейский пруд чистили больше недели. На дне обнаружились залежи пустых бутылок и граненых стаканов, а также весьма подозрительные кости и станковый пулемет «Максим» в хорошей сохранности – только почистить, смазать и можно ставить на крышу.
О пулемете в газетах не писали, однако знающие люди рассказывали.
Лебединый домик давно развалился, и лебеди больше не прилетали, наверное, нашли более уютное обиталище. Зато появились утки, а на деревьях теперь гнездовались разные мелкие представители семейства пернатых.
Как и полагается, в парке сделали закрытый павильон, где работали кружки – шахматный, судомодельный и мягкой игрушки. Еще была открытая эстрада, на которой выступали пионерские ансамбли – тонкие трогательные голоса выводили «То березка, то рябина» или еще что-то о дощечке и лесенке.
Наконец, здесь была мемориальная аллея пионеров-героев – усаженная тополями дорожка, где через равные промежутки висели портреты знаменитых пионеров, начиная, как водится, с Павлика Морозова. Это теперь насчет Павлика существуют некоторые сомнения, и уже не все уверены, что стоит считать героем мальчика, предавшего собственного отца, а раньше сомнениям не было места.
Аллея заканчивалась круглой площадкой с трибуной, над которой реяли флаги. Перед трибуной разбили клумбу в виде пятиконечной звезды. Цвели здесь всегда одни и те же ярко-алые цветы, называемые по науке сальвией, или шалфеем декоративным, а в народе именуемые партийцами.
После перестройки парк захирел. В самом деле, какая уж тут аллея пионеров-героев, когда самой пионерской организации больше не существует.
Леня Маркиз здесь не бывал по самой очевидной причине – детей у него не было и пока не предвиделось. Слышал, конечно, краем уха, что Пионерский парк снова переименовали в Архиерейский и провели реконструкцию.
Машину он оставил у входа и прошел через кованые ворота.
Вид парка радовал глаз. Щиты с пионерами давно убрали. Теперь между тополями были протянуты разноцветные фонарики. Вечером, в темноте, здесь, наверное, было очень красиво.
Вместо пятиконечной клумбы с недоброй памяти партийцами красовался роскошный цветник, разбитый по всем правилам садово-паркового искусства.
Леня миновал цветник, прошел по тенистой аллее и вышел к пруду. Павильон, где послушные дети в незапамятные времена мастерили модели крейсеров и миноносцев и шили зайцев и медвежат, очень удачно переделали в ресторан. На берегу пруда поместилось несколько столиков под нарядными полосатыми тентами. Сам пруд был поделен сеткой на две равные части. В одной цвели лилии и плавали утки. У другого берега стояли удочки – за умеренную плату там разрешали ловить рыбу.
Леня выбрал столик ближе к воде. Официант подошел не так чтобы уж очень быстро, и это несмотря на то, что посетителей почти не было. Никого, кто мог бы оказаться клиентом, Леня не заметил.
– Меня здесь должны ждать, – проговорил он с сомнением. – Антон Иванович.
Официант задумчиво оглядел столики. У Маркиза шевельнулась было здравая мысль, что следует уходить отсюда как можно скорее. Этот заказчик не понравился ему еще по телефону, а уж если он опаздывает на встречу…
– Антон Иванович, – сама себя спросил, – хм, кто это? А вы заказывать будете? Рыбка свеженькая, только почистили. – Он кивнул в сторону пруда.
– Угу, и утка, свеженькая, только ощипали, – поддакнул Леня и тоже кивнул на пруд.
– Постойте! – Официант вдруг хлопнул себя по лбу. – Так вам Иоганныча, что ли? Точно, он же Антон! А я-то сразу и не сообразил.
Он отошел в сторону, сложил ладони рупором и крикнул на тот берег:
– Антон Иоганныч! К вам гости!
Тотчас один из рыболовов поднялся и заторопился в сторону кафе.
– Так что насчет рыбки? – Официант вернулся к Лене.
– Нет, спасибо. Мне, пожалуйста, кофе и водички минеральной. Только чтобы без газа.
– К кофе пирожное, чизкейк? – зачастил официант, но Леня отмахнулся.
– Берите булочку, – сказал, подходя, заказчик. – Вчерашнюю.
– Зачем мне вчерашняя булочка? – удивился Маркиз.
– Вы все равно есть не станете, а уткам полезен черствый хлеб.
Под ногами у Маркиза как раз в эту минуту проплывали два ярких самодовольных селезня и одна дама в скромном повседневном оперении. Она посмотрела на Леню со значением и издала выразительный кряк: давай, мол, булку, не жадничай.
Официант ушел. Только теперь Леня внимательно пригляделся к заказчику.
С виду господин ничего себе – довольно крепкий, подтянутый, хоть и немолодой. Шестой десяток небось не только разменял, но и прожил больше половины. Одет скромно – в джинсах и спортивной куртке. Оно и понятно, не в смокинге же рыбу ловить. Волосы хоть и седые, но густые и аккуратно постриженные.
В этом месте Леня Маркиз слегка расстроился.
Увы, иллюзий не было: его собственные волосы на шестом десятке не будут выглядеть так хорошо. Макушка уже сейчас начинает редеть. Правда, Ленин парикмахер уверяет, что это только кажется, но ведь от них, от парикмахеров, правды не дождешься. А к Лолке с таким вопросом не обратишься. Не хватало только давать ей против себя такой, от насмешек потом спасу не будет.
Официант принес заказ. При виде булочки утки заметно оживились.
– Вы позволите? – Заказчик стал отщипывать кусочки от Лениной булки и бросать их в воду.
Маркиз вдруг ощутил детскую обиду. Он, может, сам хотел уточек покормить, булка-то его. Закажи свою и корми на здоровье! Что за манера – пользоваться чужим на дармовщину. Нет, определенно этот человек ему не нравился.
Леня тут же мысленно усмехнулся. Да, неприятный тип, но что, из-за булки с ним расстаться? А вообще он сюда не уток кормить пришел, у него время не казенное.
– Может быть, перейдем к делу? – предложил он. – Вы говорили, что оно срочное.
– Да-да. – Заказчик с явным сожалением отвернулся от воды. – Вы совершенно правы.
– Итак, – Леня решил взять инициативу в свои руки, – обо мне вы наводили справки и знаете, что проколов у меня не бывает. Размер гонорара тоже известен.
– Наслышан. – Заказчик усмехнулся. – Давайте по порядку. Меня зовут Антон Иванович Штемпель. Да, Штемпель, фамилия такая. Спасибо, что сдержали улыбку.
Леня поклонился. При его профессии умение следить за лицом – едва ли не самая важная вещь.