Серенада для шефа

– Так, Марина жила на Охте, вот районная консультация, улица Стахановцев, дом 27.

Надежда схватила телефонную трубку.

– Ах нет, отсюда нельзя звонить. Вы вообще-то домой собираетесь?

– Да вот, сидел тут, думал, идти ли завтра на похороны и что в милиции говорить.

– На похороны обязательно идти, а в милиции ничего не говорить, лишнего то есть… ох, простите, что я с вами в таком тоне, – спохватилась Надежда.

– Что вы, спасибо, что со мной поговорили, а то я уже сам начал думать, что это я ее довел.

– Если бы вы подольше в нашем гадючнике поварились, вы бы уверились, что сами ее с седьмого этажа столкнули… О, господи! Человек ведь умер, а мы так о ней…

В регистратуре женской консультации раздался телефонный звонок.

– Скажите, пожалуйста, Заневский, 22 – какой врач принимает?

Регистраторша Зоя Семеновна посмотрела в расписание.

– Доктор Васильева, сегодня она была в утро, а завтра в вечер, с двух до восьми.

– Ой, не вешайте трубку, я вас очень попрошу, я сдавала анализы пятого, а после праздников заходила, они куда-то делись у вас, мне за направлением. Вы не посмотрите, нашлись ли они? Моя фамилия Киселева.

Зоя Семеновна нашла нужную папку.

– Киселева М.Е.?

– Да, Марина Евгеньевна.

– Тут ваши анализы, и никуда они не терялись. Если хотите к врачу, то на завтра записи уже нет, запишу только на пятнадцатое, в 11.00.

– Спасибо большое, я приду.

Надежда повесила трубку.

– Вот видите, Сан Саныч, все правильно, была она там.

– Думаете, она из-за этого с крыши бросилась?

– Не знаю, не знаю… Не она первая, бывает всякое. Даже если и бросил ее парень, ну, обругают, конечно, в консультации, а все равно направление на аборт обязаны дать, а в больнице страшно, противно, но все-таки не смертельно. А то, что она вовремя в консультацию пошла, говорит о том, что головы она не потеряла. Знаете что, Сан Саныч, поручите-ка мне Марину замещать. Я стол ее разберу, и вообще…

– Хорошо хоть использовать вас на такой работе нерационально.

– Ну, спасибо за комплимент. А теперь всего доброго, вон мой автобус.

Регистраторша Зоя Семеновна собралась домой, напоследок оглядела записи на столе под стеклом и ахнула.

– Батюшки, у Васильевой-то в пятницу диспансерный день, приема нет, а я к ней людей записываю! Так, ну тут народу не много, две беременные, еще раз придут, у них время есть, еще одна на больничном, а вот недавно записала женщину, как ее, Киселева, сказала, что она за направлением, а десять дней у нее пятнадцатого кончаются. Ой, как нехорошо вышло! Как бы ей сообщить, чтобы пришла четырнадцатого, я бы ей дополнительный номерок дала.

Она нашла карточку, так, Киселева М.Е., домашний адрес, телефон. Какой год рождения, девятнадцать лет всего? А по голосу-то не скажешь. И конечно, вот записано: не замужем. Попробовать позвонить, что ли?

Она набрала номер. Ответил мужской голос, отец, наверно.

– Можно Марину попросить?

– А кто ее спрашивает? – настороженный какой голос.

– А ее что, дома нет? Я тогда попозже позвоню. Она когда обычно приходит?

– Она уже никогда не придет, умерла она.

– Как умерла? – растерялась Зоя. – Сегодня?

– Почему сегодня? Шестого ноября умерла, до праздников еще.

– До праздников?!!

– А кто ее спрашивает-то, – заволновался голос, – вы кто?

– Это из женской консультации говорят, – машинально ответила Зоя Семеновна и повесила трубку.

На шум выглянули сестрички из бокса.

– Что случилось, Зоя Семеновна?

– Ой, девочки, я женщину на прием записала, а она умерла.

– Ну и что, все бывает.

– Да как же так, ведь она шестого числа умерла, а я с ней сегодня говорила.

– Ну вы даете, Зоя Семеновна, бред какой-то.

– Да вот же, запись пятнадцатого, Киселева М.Е.

– Ой, ужас какой, с того света!

– Не знаю, девочки, с того или с этого, а неприятности у меня точно будут.

Хоронили на Северном. Сначала долго ждали автобуса у проходной, потом ехали в морг, потом в морге ждали, когда вынесут. Шел дождь, потом дождь со снегом. На кладбище потащились по грязи в самый дальний конец, потом долго смотрели, как роют могилу.

Зонтик уже не спасал, ноги тоже сразу промокли. Надежда с тоской смотрела по сторонам. Вот тетки какие-то суетятся в черных платочках, родственницы наверное. А родители все молчат, друг за друга держатся. Нет у Марины ни братьев, ни сестер, вот горе-то. А гроб так и не открыли. Что там смотреть, когда с седьмого этажа головой вниз на асфальт. Рассказывали, когда отец опознавать ездил, как увидел, так сразу в морге в обморок упал. А вон молодежь стоит толпой, одноклассники. Ребята по сторонам смотрят, девчонки кучкой. А одна, глядите-ка, плачет. Подружка, видно, близкая. Кажется, Олей зовут. Страшненькая такая девчушка, незаметная, одета скромно. Даже странно, что Маринка с ней дружила. Хотя, может быть, с такой-то она как раз и делилась. А с работы, кроме нашей лаборатории, никого, видно, не было там у Марины друзей. Начальник стоит в стороне без зонтика и без шапки. Хоть бы подошел, не выделялся, а то и так уже родственники косятся.

В сапоге хлюпнуло. О, господи, когда же это кончится!

Наконец все венки и цветы были уложены, народ потянулся к выходу. Надежда поравнялась с заплаканной Олей.

– Оленька, извините меня, я с Марининой работы. Вы, я так понимаю, близкая ее подруга?