Плохо ли то, что муж не приедет утром, или, наоборот, хорошо?
С одной стороны, конечно, плохо. Она по нему соскучилась, делать здесь одной совершенно нечего. И он там питается из рук вон плохо, потому что перед отъездом она вообще отключила холодильник, так что запасов нет никаких.
С другой стороны, в его временном отсутствии есть и определенные плюсы. Во всяком случае, к вечеру разговоры о вчерашнем событии – о внезапной и подозрительной смерти Шубина – могут немного затихнуть, и сама Надежда успокоится, так что муж может не догадаться, что она каким-то образом связана с этим трагическим происшествием.
Так или иначе, Надежда решила отправиться на завтрак, чтобы провести разведку боем и узнать, что говорят о смерти Шубина. Ведь в подобных пансионатах столовая – это главный центр распространения информации, все равно как колодец в средневековом городке.
Однако в столовой было тихо, как обычно. Никто не обсуждал вчерашнюю трагедию, никто не шептался и не шушукался, никто не обменивался многозначительными взглядами.
Надежда села за угловой столик и еще раз оглядела посетителей.
Все были заняты поглощением пищи и тихими, ни к чему не обязывающими разговорами.
В глубине души Надежда была даже разочарована. Она не сомневалась, что все население пансионата и весь персонал только и говорят, что о вчерашнем событии. Тогда она могла бы греть себя тайной мыслью, что знает о нем больше других. Знает, но никому в этом не признается…
А тут – никакого ажиотажа, никаких волнений, никаких обсуждений, как будто ничего и не случилось! Надежде уже захотелось спросить подошедшего к столику официанта, что известно о смерти клиента из тринадцатого номера, и она едва заставила себя промолчать, чтобы не выдать свою осведомленность…
– Вам омлет или яйца всмятку? – спросил официант как ни в чем не бывало.
– Омлет, – машинально ответила Надежда.
Едва отошел официант, к ее столику подошел унылый тип с прилизанными волосами – тот самый, который накануне вечером сидел в баре и оказался невольным свидетелем Надеждиного позора.
– Вы позволите к вам присоединиться? – проговорил он тусклым голосом, вполне подходящим к его внешности.
Надежда выразительно оглядела зал, где было полно свободных столиков, однако пожала плечами:
– Садитесь, я не возражаю!
Унылый тип сел и тут же вполголоса проговорил:
– Ваш приятель, кажется, умер…
– Что? – переполошилась Надежда и даже уронила вилку. – Какой приятель?
– Тише! – шикнул на нее унылый тип. – Не привлекайте к себе внимание! Вам это совсем не нужно!
– Да что вы себе позволяете? – Надежда послушно перешла на шепот. – Откуда вы знаете, что мне нужно и что не нужно? О каком приятеле вы говорите?
– О том, которого вы ждали в баре вчера вечером.
– Откуда вы знаете, что я кого-то ждала?
Унылый тип хотел ей ответить, но тут у него в кармане зазвонил мобильный телефон.
– Извините… – пробормотал он, встал из-за стола и быстро вышел из комнаты.
– Да что он себе позволяет… – пробормотала Надежда. – Да кто он вообще такой?
Она еще немного поковыряла вилкой в тарелке, осознала, что есть совершенно не хочется, и тоже вышла из столовой.
Унылого типа не было видно поблизости.
Надежда побрела куда глаза глядят, обдумывая его слова и собственное положение.
Что он знает и откуда? И что намерен делать? Для чего подсел к ней за столик? Неужели он видел, как Надежда входила в коттедж номер тринадцать, и теперь собирается ее шантажировать?
За своими размышлениями она незаметно пришла на берег озера.
Хотя в мае в нашей полосе купальный сезон еще не открыт, всегда найдется несколько смельчаков, которые торопят события и лезут в самую холодную воду. Так и сейчас – на скамейке возле берега лежала одежда, а над водой, метрах в двадцати от узкого песчаного пляжа, виднелись головы пловцов.
Надежда Николаевна машинально оглядела их, потом перевела взгляд на скамью…
И застыла как громом пораженная.
На самой скамье, как уже было сказано, лежали и висели брюки и футболки купающихся. А на песке возле скамьи стояла их обувь.
И вот эта-то обувь заставила сердце Надежды забиться, как испуганная птица.
Возле скамьи стояли кожаные сандалии, серые замшевые мокасины, белые кроссовки и бежевые летние ботинки в дырочках.
Ботинки как ботинки, не слишком новые, на шнуровке.
Один шнурок был бежевый, в тон самим ботинкам, а вот другой – коричневый, совершенно не подходящий.
В общем, это были те самые ботинки, которые накануне Надежда Николаевна видела выглядывающими из-под портьеры в комнате покойного Шубина.
Ботинки убийцы.
Надежда попятилась, сглотнула и снова перевела взгляд на смелых пловцов.
Их было четверо. Лиц их с такого расстояния Надежда не различала, кроме того, если бы она и различила их – она не смогла бы узнать, кому из них принадлежат роковые ботинки.
Так что у нее был только один способ узнать, кто из них убийца, – дождаться, пока они выйдут из воды и обуются.
Поэтому Надежда отошла в сторонку, чтобы не выглядеть слишком подозрительно, и сделала вид, что любуется цветущей таволгой.
При этом она нет-нет да и бросала заинтересованный взгляд на виднеющиеся из воды головы.
Наконец один из пловцов приблизился к берегу и вышел из воды неподалеку от Надежды, отплевываясь и фыркая, как тюлень или морж.
Надежда уставилась на него, прикидывая, может ли он быть владельцем тех самых ботинок в дырочку. Мужчина был крупный, дородный, с обвислыми усами, делающими его еще больше похожим на моржа. Пожалуй, плетеные ботинки будут ему малы. Впрочем, трудно сказать, нужно подождать, пока он обуется…
Пловец перехватил взгляд Надежды и трактовал его по-своему. Он гордо вскинул голову и заиграл мышцами, как культурист на помосте. Надежда почувствовала себя неловко и, чтобы эту неловкость снять, невинным тоном осведомилась:
– Ну, и как водичка?
– Бодрит! – радостно отозвался мужчина. – А вы что же не купаетесь? Очень полезно для здоровья!