Наследство Марко Поло

У себя в каюте Соня положила пластинку на столик у кровати. На вид ничего особенного: грязная дощечка, покрытая бурой коркой. Только необычно тяжелая для своих размеров. Соня поскребла пластинку ногтем, и тут же посыпались какие-то крошки и пыль. Она решилась и вымыла странную вещицу под краном с мылом, затем тщательно просушила. Вода в раковине была черная, и на полотенце остались грязные разводы. Соня покрутила пластинку перед глазами и протерла ее ваткой, смоченной французскими духами: больше у нее не было ничего подходящего. Духи почти кончились, а пластинка осталась какой была.

Соня и сама не понимала, для чего возится с этой безделушкой. Столько времени потратила и денег. Не в том она положении, чтобы долларами разбрасываться, еще, может, начальник рассердится, что она в отпуск ушла накануне важного заказа, и вообще с работы уволит. С палубы уже слышался гонг на ланч, а Соня все не хотела признать, что мальчишка ее просто надул. Она перебрала косметичку и наткнулась на пузырек жидкости для снятия лака.

– Рискнем! – произнесла Соня вслух и расстроилась: от одиночества она стала уже разговаривать сама с собой, а это ни к чему хорошему привести не может.

Щедрой рукой она плеснула жидкости на пластинку, и через некоторое время от той отвалились многолетние наслоения. Соня протерла пластинку мягким полотенцем и обомлела.

У нее на ладони лежала тщательно сделанная вещица, отсвечивающая тускло-желтым. Судя по тяжести, сделана она была из золота. Судя по тщательности обработки, вещь была ценной. Судя по толщине наслоений, она была старинной.

На пластинке выгравирована была какая-то хищная птица с развернутыми крыльями. Клюв у птицы был воинственно изогнут, глаз смотрел прямо на Соню. Кто такой: орел, сокол? Ну, неважно. Над птицей всходило солнце, и лучи его заливали весь верх пластинки. А под ногами у птицы располагалась неполная луна. И в самом низу шли какие-то странные буквы: Соня, как ни щурилась, не смогла увидеть, какой это алфавит. Ну, не латиница и не кириллица, это точно. Квадратные какие-то буквы, странные…

Гонг прозвенел второй раз, нетерпеливо, и Соне послышалось в нем негодующее: что, мол, такое, вечно ты копаешься, одну тебя ждем… Она схватила пластинку и заметалась по каюте, чтобы спрятать ценную вещь подальше. И снова пронзило ее странное чувство: она не могла и не хотела расстаться с этой вещью.

Соня внимательно рассмотрела пластинку и заметила в верхней ее части небольшую дырочку. Очень кстати!

Она сняла с шеи золотую цепочку и продернула ее в дырочку на пластинке. Хорошо, что цепочка не самая тонкая, а то бы не выдержала. Соня ощутила, как странная вещь легла в ложбинку на груди, там, где у нее было довольно большое родимое пятно в форме четырехконечной звезды, и прислушалась к себе. Очень комфортно, не тянет, не давит, даже приятно ощущать некоторую тяжесть. Еще пластинка казалась теплой – так быстро нагрелась, что ли…

Соня взялась уже за ручку двери, чтобы идти, но остановилась и застегнула рубашку мужского покроя, которая была на ней, до самого горла. Чтобы никто не увидел ее приобретения. Это ее вещь, только ее, и она не собирается никому ее показывать.

Снова Алекса взяли в оборот две сестры-близнецы, Соня была этому очень рада и послала через стол всем троим обворожительную улыбку. Вот пускай он теперь с этими двумя английскими гусынями звезды считает!

После ланча она расположилась на корме в тенечке. Яхта тихо плыла вдоль берегов, было жарко, на небе ни облачка. Приходила Марианна, и Соня поскорее закрыла глаза, делая вид, что спит. Марианна потопталась рядом, покашляла деликатно, но Соня дышала ровно, и надоедливая тетка ушла. Убедившись, что никто ее больше не потревожит, Соня села в шезлонге, обняв колени, и уставилась на море за кормой.

Солнечные зайчики плясали в волнах, совсем как тогда в Черногории, когда они первый раз ездили отдыхать с Егором. Впрочем, нет, первый раз они ездили в Турцию. Потом на Кипр, потом в Египет. Соне везде нравилось, везде, где был с ней Егор.

Они познакомились шесть лет назад… ну да, как раз в июле была бы годовщина их знакомства, именно перед ней пришла к Соне домой Натэлла Александровна. Соня еще, идиотка этакая, обрадовалась ей, как родной, чай пить усадила. Чтоб ей тем чаем каждый день на том свете захлебываться!

Соня на мгновение удивилась: раньше от таких воспоминаний начинало щемить в груди, перед глазами появлялась красная пелена, а в ушах – звон, теперь же вместо этого Соню охватила холодная злость. И лицо будущей, то есть бывшей своей свекрови она увидела перед собой четко, и все слова, что та говорила тогда, за чаем, услышала.

– Ты должна понять его, девочка, – говорила Натэлла, – Егор давно уже перерос в этом городе все, у него другая дорога, другие масштабы. Там, в Москве, он достигнет значительных высот, он может получить то, что давно заслужил, то, к чему стремился многие годы. Ты, конечно, не можешь отрицать, что он очень много работал. И теперь, когда у него появился шанс, ты не должна ему мешать. Если ты его любишь, ты уйдешь в сторону. Уйдешь без скандалов и мелочных дрязг, я всегда знала, что в тебе есть душевное благородство…

Она говорила и говорила, Соня слушала ее и впадала в какой-то гипнотический транс, пока чашка не выпала из ее рук и остывший чай не пролился на колени.

Сейчас, как и тогда, Соня внезапно вздрогнула и очнулась. Исчезло стоявшее перед глазами лицо Натэллы, худое, смуглое, с множеством морщин, но следы былой красоты остались на этом лице. Красоты, но не доброты.

Они с Егором познакомились случайно: Соня забежала к подруге, которая работала в банке, она подождала ее на выходе, и те двое вышли вместе. Ничего такого у них не было, просто приятельствовали, а подружка тогда как раз собиралась замуж за одного бельгийца, кстати, вышла вскоре и живет теперь в своей Бельгии, детей растит, не то двое у нее, не то уже трое…

А тогда она говорила, что Егор буквально на следующий день выпросил у нее Сонин телефон. Соня и сама не могла так просто выбросить из головы Егора. Как же он был хорош! Как он ей нравился! Как она влюбилась после первого же свидания!

Через месяц они стали жить вместе: он переехал в Сонину крошечную квартирку, что осталась ей от бабушки.

Сонин отец умер рано, мама приняла его смерть плохо, никак не хотела смириться с одиночеством и едва ли не упрекала отца в том, что оставил ее одну и почти без средств. Соня пыталась как-то наладить отношения с матерью, но ее коробило от тех несправедливых слов, что бросала мать в сердцах.

Прошел год, потом еще два, мать все не успокаивалась, только стала еще резче. Соне тоже надоело сдерживаться, несколько раз они крупно поговорили, после чего Соня занялась своими собственными делами: нужно было закончить институт и заработать хоть сколько-то денег на еду и одежду.

Потом мать съездила в отпуск и вернулась оттуда повеселевшая, с блестящими глазами, а через некоторое время в дом стал захаживать Петр Степанович. Увидев его, Соня поскорее отвернулась, чтобы не рассмеяться. Петр Степаныч был низенький, кривоногий и плешивый, старше матери лет на десять. Видит Бог, Соня ничего не сказала, когда этот тип первый раз остался у них в квартире на ночь, и с матерью они этот вопрос не обсуждали. Справедливости ради следует отметить, что Петр Степаныч вел себя прилично. Он не лез к Соне с разговорами, не глядел на нее маслеными глазками, утром не стремился раньше ее занять ванную, не входил в ее комнату без стука и вообще входил крайне редко. Однако мать отчего-то вбила себе в голову, что Соня ее новоиспеченного мужа презирает и унижает. Пару раз она пыталась высказать все дочери.

Благодаря ее стараниям атмосфера в квартире понемногу накалялась, так что, когда умерла бабушка, Соня тут же решила переехать в ее квартиру, не дожидаясь ремонта. Все трое приняли ее переезд с облегчением. Соня была занята работой и обустройством на новом месте, матери звонила редко. А потом в ее жизни появился Егор.

Первый год они были счастливы узнавать друг друга. А может быть, это только Соня была счастлива, теперь уже не узнаешь… Хотя нет, несомненно, им было хорошо вместе, Егор ее любил. Или позволял себя любить, опять-таки теперь уже не спросишь.

Егор работал в банке менеджером, потом стал старшим менеджером, потом каким-то небольшим начальником. Банк назывался Мосбизнесбанк, и в Санкт-Петербурге был его филиал.

Егор часто ездил в Москву; сначала на день, на два, потом регулярно, каждую неделю по понедельникам. Он был поглощен своей карьерой, много работал, все время повышал свой профессиональный уровень, изучал английский. Соня его стремления понимала, она и сама хотела найти приличную, хорошо оплачиваемую работу.

Постепенно Егор стал ездить в Москву на более долгое время: сначала на два дня, потом на три, потом это стало обычным явлением.

«В Москве – все, – говорил он, – там сосредоточена вся активная жизнь, а у нас – так, отголоски, как круги, которые расходятся по воде от брошенного камня…»

Шло время, Сонина влюбленность постепенно превратилась в сильное ровное чувство. Размышляя в одиночестве, когда Егор был в Москве, Соня поняла, что он ей очень подходит в качестве спутника жизни на долгое время.

А что – годы идут, ей уже двадцать семь, пора определяться. Они любят друг друга, все у них хорошо – и в сексе, и вообще… Егор очень серьезно делает карьеру, так это же хорошо для семьи. Сейчас, конечно, время серьезных решений еще не пришло, но потом, через пару лет… Как раз тогда у него все определится с работой, можно будет подумать о квартире побольше.

Раньше Егор жил вместе с матерью, Натэллой Александровной, бывшей балериной. Натэлла после ухода из театра не работала, пока не умер ее муж, известный балетмейстер. Потом она преподавала где-то танцы, пока Егор не стал зарабатывать приличные деньги.

Натэлла Соне нравилась: творческая личность, интересная женщина, даже сейчас, в старости, в ней остались следы былой красоты. Натэлла к Соне относилась неплохо, принимала у себя, иногда они даже ходили куда-нибудь вместе: в театр, на выставки, если Егора не было в городе. В общем, Соня была уверена, что Натэлла не будет против их брака. Будущее было безоблачно.

Потом Соне предложили работу в той самой фирме, где она сейчас, работы стало больше, так что, когда Егор стал ездить в Москву на всю неделю, Соня восприняла это довольно спокойно. Она была так занята в будни, что еле успевала к выходным привести себя в порядок. В будни скучать было некогда, зато как прекрасно было проводить выходные только вдвоем, жить друг для друга.

О своей работе Егор рассказывал мало, Соня знала, что он стал там, в Москве, начальником отдела и есть возможность дальнейшего продвижения. Им было некогда разговаривать о работе, во всяком случае, Соня объясняла тогда его немногословность именно так.

Недели мелькали незаметно, времена года сменяли друг друга очень быстро, Егор стал прихватывать иногда в Москве и выходные.

В банке идет реорганизация, говорил он, нужно держать руку на пульсе, чтобы не упустить свой шанс. Соня тогда тоже закрутилась, да еще приближалось ее тридцатилетие, и она как раз хотела предложить Егору не устраивать пышного сборища в ресторане, а уехать вдвоем куда-нибудь далеко, к теплому морю, и чтобы они там были одни… А там уж поговорить серьезно по поводу их дальнейших отношений. Время пришло, пора определяться.

Оказалось, он давно уже все решил. А Соню держал за полную дуру, каковой она и была.

Да не была она дурой, тотчас поправила себя Соня, просто она Егору безоговорочно верила. Верила больше, чем самой себе. Ведь они были знакомы почти шесть лет, и за все это время он ни разу не дал ей повода усомниться в себе!

Он не ревновал ее без причины и сам не ухлестывал за случайными женщинами, оказавшимися в компании. Не пялился на девиц, ни разу Соня не почувствовала от него запаха чужих духов, не находила затертый след губной помады. Конечно, она специально и не искала. У них все хорошо, считала она, редко, но так бывает. Егор занят работой и думает только о карьере, ему некогда, да и не к чему искать приключений на свою голову. Ей повезло.

Ага, как же, повезло, как утопленнице.

Тогда, слушая Натэллу, Соня до того растерялась, что с трудом понимала очевидное, так что Натэлле пришлось прекратить словесный понос и объяснить ей все, что называется, на пальцах: Егору предложили в банке место управляющего отделением, и он переезжает в Москву.

«И что? – Соня по-прежнему недоумевала. – При чем тут я, разве я ему мешаю?»

Натэлла посмотрела очень выразительно, потом посуровела и сказала, что она считала Соню умнее. Что в Москве дела делаются совсем не так, как у нас, что там все решают только связи и что, будь ты хоть семи пядей во лбу, без связей тебя даже в дворники не возьмут.

– Вы хотите сказать… – до Сони с трудом, но дошло наконец.

– Я знала, что ты все поймешь правильно! – Натэлла перевела дух.

– Кто она?

Натэлла тут же заговорила снова: торопясь, захлебываясь словами. Какая разница кто? Просто женитьба на ней поможет Егору сделаться управляющим. Ее отец – один из директоров банка, и назначение будет подарком молодым к свадьбе.

Вот так вот.