Тайный знак судьбы

Гонг прозвонил второй раз, нетерпеливо, и Соне послышалось в нем негодующее – что, мол, такое? Вечно ты копаешься, одну тебя ждем… Она схватила пластинку и заметалась по каюте, думая, куда бы спрятать ценную вещь. И снова ее пронзило странное чувство – она не могла и не хотела расстаться с этой вещью.

Соня внимательно рассмотрела пластинку и заметила в верхней части небольшую дырочку. Очень кстати!

Она сняла с шеи золотую цепочку и продернула ее в дырочку на пластинке. Хорошо, что цепочка не самая тонкая, а то бы не выдержала. Соня ощутила, как странная вещь легла в ложбинку на груди, там, где у нее было довольно большое родимое пятно в форме четырехконечной звезды, и прислушалась к себе. Очень комфортно, не тянет, не давит, даже приятно ощущать некоторую тяжесть. Еще пластинка казалась теплой – так быстро нагрелась, что ли…

Соня уже взялась за ручку двери, чтобы идти, но остановилась и застегнула рубашку мужского покроя, которая была на ней, до самого горла. Чтобы никто не увидел ее приобретения. Это ее вещь, только ее, и она не собиралась никому ее показывать.

Алекса снова взяли в оборот две сестры – близнецы, Соня была этому очень рада и послала через стол всем троим обворожительную улыбку. Вот пускай он теперь с этими английскими гусынями звезды считает!

После ланча она расположилась на корме в тенечке. Яхта тихо плыла вдоль берегов, было жарко, на небе – ни облачка. Приходила Марианна, и Соня поскорее закрыла глаза, делая вид, что спит. Марианна потопталась рядом, покашляла деликатно, но Соня дышала ровно, и надоедливая тетка ушла. Убедившись, что никто ее больше не потревожит, Соня села в шезлонге, обняв колени, и уставилась на море за кормой.

Солнечные зайчики плясали в волнах, совсем как тогда в Черногории, когда они первый раз ездили отдыхать с Егором. Впрочем, нет, первый раз они ездили в Турцию. Потом на Кипр, потом – в Египет. Соне везде нравилось, везде, где с ней был Егор.

Они познакомились шесть лет назад… ну да, как раз в июле была бы годовщина их знакомства. Именно перед ней к Соне домой пришла Натэлла Александровна. Соня еще, идиотка этакая, обрадовалась ей как родной, чай пить усадила. Чтоб ей тем чаем каждый день на том свете захлебываться!

Соня на мгновенье удивилась – раньше от таких воспоминаний начинало щемить в груди, перед глазами появлялась красная пелена, а в ушах – звон, теперь же вместо этого Соню охватила холодная злость. И лицо будущей, то есть бывшей свекрови она увидела перед собой четко, и все слова, что та говорила тогда, за чаем, услышала:

– Ты должна понять его, девочка. Егор уже давно перерос в этом городе все, у него другая дорога, другие масштабы. Там, в Москве, он достигнет значительных высот, он может получить то, что давно заслужил, то, к чему стремился многие годы. Ты, конечно, не можешь отрицать, что он очень много работал. И теперь, когда у него появился шанс, ты не должна ему мешать. Если ты его любишь, ты уйдешь в сторону. Уйдешь без скандалов и мелочных дрязг, я всегда знала, что в тебе есть душевное благородство…

Она говорила и говорила, а Соня слушала ее и впадала в какой-то гипнотический транс, пока чашка не выпала из ее рук и остывший чай не пролился на колени.

Сейчас, как и тогда, Соня внезапно вздрогнула и очнулась. Исчезло стоявшее перед глазами лицо Натэллы Александровны – худое, смуглое, со множеством морщин, но со следами былой красоты. Красоты, но не доброты.

Они с Егором познакомились случайно – Соня забежала к подруге, которая работала в банке, и ждала ее на выходе, а та вышла не одна. Ничего такого у них не было, просто приятельствовали, подружка тогда как раз собиралась замуж за одного бельгийца… кстати, вскоре и вышла, и теперь жила в своей Бельгии, растила детей, не то двоих, не то уже троих…

А тогда она сказала, что Егор буквально на следующий день выпросил у нее Сонин телефон. Соня и сама не могла так просто выбросить Егора из головы. Как же он был хорош! Как он ей нравился! Как она влюбилась после первого же свидания!

Через месяц они стали жить вместе – он переехал в Сонину крошечную квартирку, которая осталась ей от бабушки.

Сонин отец умер рано, мама приняла его смерть плохо, никак не хотела смириться с одиночеством и едва ли не упрекала отца за то, что он оставил ее одну и почти без средств. Соня пыталась как-то наладить отношения с матерью, но ее коробило от тех несправедливых слов, что бросала мать в сердцах.

Прошел год, потом еще два, мать все не успокаивалась, только стала еще резче. Соне тоже надоело сдерживаться, несколько раз они крупно поговорили, после чего Соня занялась своими собственными делами – нужно было окончить институт и заработать хоть сколько-то денег на еду и одежду.

Потом мать съездила в отпуск и вернулась оттуда повеселевшая, с блестящими глазами, а через некоторое время в дом стал захаживать Петр Степанович. Увидев его, Соня поскорее отвернулась, чтобы не рассмеяться. Петр Степанович был низенький, кривоногий и плешивый, старше матери лет на десять. Видит Бог, Соня ничего не сказала, когда этот тип первый раз остался у них в квартире на ночь, и с матерью они этот вопрос не обсуждали. Справедливости ради следует отметить, что Петр Степанович вел себя прилично. Не лез к Соне с разговорами, не глядел на нее масляными глазками, утром не стремился раньше ее занять ванную, не входил в ее комнату без стука и вообще входил крайне редко. Однако мать отчего-то вбила себе в голову, что Соня ее новоиспеченного мужа презирает и унижает. Пару раз она пыталась высказать все Соне.

Благодаря ее стараниям атмосфера в квартире понемногу накалялась, так что, когда умерла бабушка, Соня тут же решила переехать в ее квартиру, не дожидаясь ремонта. Все трое приняли переезд с облегчением. Соня была занята работой и обустройством на новом месте, матери звонила редко. А потом в ее жизни появился Егор.

Первый год они были счастливы узнавать друг друга. А может быть, это только Соня была счастлива, теперь уж не узнаешь… Хотя нет, несомненно, им было хорошо вместе, Егор ее любил. Или позволял себя любить, опять-таки, теперь уже не спросишь.

Егор работал в санкт-петербургском филиале Мосбизнесбанка – сначала менеджером, потом старшим менеджером, потом каким-то небольшим начальником. Часто ездил в Москву – сначала на день, на два, затем регулярно, каждую неделю по понедельникам. Он был поглощен карьерой, много работал, все время повышал профессиональный уровень, изучал английский. Соня его стремления понимала, она и сама хотела найти приличную, хорошо оплачиваемую работу.

Постепенно Егор стал ездить в Москву на более долгое время. «В Москве – все, – говорил он, – там сосредоточена вся активная жизнь, а у нас – так, отголоски, как круги, которые расходятся по воде от брошенного камня…»

Шло время, Сонина влюбленность постепенно превратилась в сильное ровное чувство. Размышляя в одиночестве, когда Егор был в Москве, Соня поняла, что он ей очень подходит в качестве спутника жизни на долгое время.

А что? Годы идут, ей уже двадцать семь, пора определяться. Они любят друг друга, все у них хорошо – и в сексе, и вообще… Егор делает серьезную карьеру, так это же хорошо для семьи. Сейчас, конечно, время серьезных решений еще не пришло, но потом, через пару лет… Как раз тогда у него все определится с работой, можно будет подумать о квартире побольше.

Раньше Егор жил вместе с матерью, бывшей балериной. Натэлла Александровна после ухода из театра не работала, пока не умер ее муж, известный балетмейстер. Потом преподавала где-то танцы, пока Егор не стал зарабатывать приличные деньги.

Соне Натэлла Александровна нравилась – творческая личность, интересная женщина. Натэлла Александровна к Соне относилась неплохо, принимала у себя, иногда они даже ходили куда-нибудь вместе – в театр, на выставки, если Егора не было в городе. В общем, Соня была уверена, что Натэлла Александровна не будет против их брака. Будущее было безоблачно.

Потом Соне предложили работу в той самой фирме, где она сейчас и числилась, работы стало больше, так что, когда Егор стал уезжать в Москву на всю неделю, Соня восприняла это довольно спокойно. Она была так занята в будни, что еле успевала к выходным привести себя в порядок. В будни скучать было некогда, зато как прекрасно было проводить выходные только вдвоем, жить друг для друга.

О своей работе Егор рассказывал мало, Соня знала только, что там, в Москве, он стал начальником отдела и появилась возможность дальнейшего продвижения. Им было некогда разговаривать о работе, во всяком случае, Соня объясняла тогда его немногословность именно так.

Недели мелькали одна за другой, одно время года сменяло другое, Егор, уезжая в командировки, иногда стал прихватывать и выходные.

«В банке идет реорганизация, – говорил он, – нужно держать руку на пульсе, чтобы не упустить свой шанс». Соня тогда тоже закрутилась, да еще приближалось ее тридцатилетие, и она как раз хотела предложить Егору не устраивать пышного сборища в ресторане, а уехать вдвоем куда-нибудь далеко, к теплому морю… А там уж поговорить серьезно по поводу их дальнейших отношений. Время пришло, пора и определяться.

Оказалось, он давно уже все решил. А Соню держал за полную дуру, каковой она и была.

«Да не была я дурой, – тотчас поправила себя Соня, – просто Егору безоговорочно верила. Верила больше чем самой себе. Ведь мы были знакомы почти шесть лет, и за все это время он ни разу не дал мне повода усомниться в себе!»

Он не ревновал ее без причины, и сам не ухлестывал за случайными женщинами, оказавшимися в компании. Не пялил глаза на девиц, ни разу Соня не почувствовала от него запаха чужих духов, не находила затертый след губной помады. Конечно, она специально и не искала. У них все хорошо, считала она, редко, но так бывает. Егор занят работой и думает только о карьере, ему некогда, да и ни к чему искать приключений на свою голову. Ей повезло.

Ага, как же, повезло, как утопленнице.

Тогда, слушая Натэллу Александровну, Соня до того растерялась, что с трудом понимала очевидное, так что матери Егора пришлось прекратить словесный понос и объяснить ей все, что называется, на пальцах:

– Егору предложили в банке место управляющего отделением, и он переезжает в Москву.

– И что? – Соня по-прежнему недоумевала. – При чем тут я? Разве я ему мешаю?

Натэлла Александровна посмотрела очень выразительно, потом посуровела и сказала, что считала Соню умнее. Что в Москве дела делаются совсем не так, как у нас, что там все решают только связи, и что будь ты хоть семи пядей во лбу, без связей тебя даже в дворники не возьмут.

– Вы хотите сказать… – До Сони с трудом, но дошло, наконец.

– Я знала, что ты все поймешь правильно! – Натэлла Александровна перевела дух.

– Кто она?

Натэлла Александровна тут же заговорила снова – торопясь, захлебываясь словами. Какая разница кто? Просто женитьба на ней поможет Егору стать управляющим. Ее отец – один из директоров банка, и назначение будет подарком молодым к свадьбе.

Вот так вот.

Соня окаменела. А Натэлла Александровна, видя, что она не орет и не бросается на нее с кулаками, ослабила контроль и проговорилась, что Егор упорно и целенаправленно окучивал эту девицу уже полгода, и вот его усилия увенчались успехом.

Разумеется, Натэлла Александровна не называла вещи своими именами, и Соня вроде бы не прислушивалась, она пыталась сдержаться, чтобы не грохнуться в обморок прямо сейчас, перед этой стервой. Но все ее слова отпечатались в Сониной памяти, так что потом, когда она в тысячный раз прокручивала в голове этот разговор, в висках начинали стучать отбойные молотки, а перед глазами вставала красная пелена.

Тогда же Соня, едва разжимая губы, сказала, чтобы Натэлла Александровна немедленно уходила. Та бормотала невнятно про то, что теперь Егор долго не приедет и что у Сони остались какие-то его вещи —безделушки, которые дороги ему как память, а Соне будет только хуже, если она станет на них постоянно натыкаться. Дескать, у Сони сейчас будет трудный период, она, Натэлла Александровна, все понимает… В общем, выяснилось, что Натэлла Александровна заботлива, как мать родная.

Соня собрала последние силы и указала несостоявшейся свекрови на дверь.

А потом начался полный кошмар. Было такое чувство, что ей в живот врезалась каменная баба, какой ломают старые дома. Врезалась, да так там и осталась.

«За что?» – думала Соня, лежа ночью без сна. И тут же отвечала себе, что она тут ни при чем, что любовь к карьере оказалась у Егора сильнее всего. Ну ладно, допустим. Но отчего же нужно было врать ей все эти полгода? Сказал бы сразу, объяснил, что хочет жениться по расчету и ухаживает за московской девицей…

Неужели боялся, что Соня поедет в Москву бить ей морду? Или просто не хотелось трудного разговора, выяснения отношений? А может, обратно к матери не хотел переезжать… Шесть лет, шесть лет… и даже не нашел времени, чтобы поговорить по-человечески… Впрочем, вряд ли у них получился бы нормальный разговор.