Мальтийский крест Павла Первого

Или может, так подействовала на меня новая прическа, или я просто стала другим человеком? Во всяком случае, я сумела сохранить спокойствие, держала себя в руках. Одним глазом следя за приближающейся крысой, вторым глазом я следила за беседой в гостиной, и увидела, как мужчина с портрета насторожился, прислушиваясь, и проговорил:

– Здесь еще кто-то есть! За нами следят!

– Кто здесь может быть… ваше высочество?

Но его уже никто не слышал.

Длиннолицый мужчина исчез так же внезапно, как появился. То ли он растворился в вечернем воздухе, то ли вернулся в парадный портрет, из которого вышел – но в гостиной не было никого, кроме самого господина Попеляева.

А вот в нашей комнате события развивались.

Наглая крыса решительно поднималась по лесенке, Леокадия Львовна была уже на грани истерики. Удивительно, как она до сих пор не свалилась и не переломала ноги! И вообще, при такой работе как она не привыкла, ведь крыс, небось, тут полно… Хоть бы котов специальных завели, как в Эрмитаже!

Я с удивившей меня саму решимостью сдернула с ноги кроссовку и швырнула ее в крысу.

Мерзкая тварь не ожидала такого поворота событий. Она скатилась с лестницы и ретировалась в дальний угол комнаты.

А я подхватила трясущуюся от страха Леокадию Львовну и спустилась с лесенки.

– Все хорошо, – успокаивала я ее, – все хорошо, она ушла!

– Правда?

– Ну вот, видите же, ее нет.

– Ох, не знаю, что со мной такое… то есть, конечно, знаю – я просто ужасно боюсь крыс…

– Не переживайте, крыс все боятся!

– Да, но при моей работе это недопустимо! В исторических зданиях всегда водятся мыши и крысы, и тем более в нашем Замке… такая крысобоязнь делает меня профнепригодной… я скрываю это от коллег, но рано или поздно эта тайна раскроется… вы же знаете, тайное всегда становится явным…

Казалось, сейчас она разрыдается.

Я не знала, как ее успокоить и, чтобы отвлечь от неприятных мыслей, задала вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

– А что это за фраза – «Долгота дней»?

Это сработало. Леокадия Львовна оживилась.

– На стене замка, в том месте, где мы с вами вошли в него, была сделана надпись, фрагмент из священного писания – «Дому твоему подобаетъ святыня господня въ долготу дней». Однажды, когда император шел в церковь, на церковной паперти к нему подошла юродивая и предсказала, что он проживет столько лет, сколько букв в этой надписи…

– И как – это предсказание сбылось?

– А что вы думаете? В этой надписи – сорок семь букв, можете проверить, и император был убит на сорок седьмом году жизни.

– Удивительно!

– То-то и оно! Правда, есть мнение, что эта легенда появилась уже после смерти императора, когда кто-то из придворных пересчитал буквы в надписи. Кстати, тогда эту надпись и убрали, чтобы не плодить пустые разговоры. Так что сейчас от нее остались только черные точки на месте крепления букв.

– А что вы думаете о тех двоих, которых мы только что видели? – очень осторожно я вернулась к интересующей меня теме.

– Ну, я давно подозревала, что Попеляев нечист на руку. Но этого второго видела уже не раз. И он…

– Он очень похож на портрет, который висит в Малой гостиной!

– Вы тоже заметили? Удивительно похож!

– А кто эти люди с портретов?

– Это герцог Брауншвейгский и его супруга. Эти портреты императору Павлу подарили представители Мальтийского ордена, когда предложили ему стать Великим магистром ордена.

– И он согласился?

– Конечно! Ведь это большая честь! А герцог был очень влиятельным членом ордена.

– Но вы хотя бы отдаленно представляете, что же этот тип хочет от Попеляева, что он хочет найти?

– Ему нужны старые планы… Знаете, в этом замке бытует множество легенд о несметных сокровищах Мальтийского ордена, которые Павел якобы спрятал в тайнике. Этому способствует сама атмосфера замка – эти потайные лестницы, тайные переходы и то, что император был убит здесь… Буквально со дня его смерти появились искатели этих сокровищ.

– Ничего не нашли?

– Разумеется, – Леокадия Львовна пожала плечами, – как я говорила, это всего лишь легенды. Хотя… – она блеснула глазами, – в таком деле ни в чем нельзя быть уверенным. Какая-нибудь мелочь, случайно найденная безделушка позволяет посмотреть на поиски совершенно с другой стороны… и вот…

Тут я вспомнила про кольцо. То самое серебряное кольцо, которое я нашла в туалете при спальне несчастного убитого императора. И никому про него не сказала. Уж больно противная баба эта Камнеломова, не хотела я давать ей против себя козырь. Так, может, теперь отдать его Леокадии Львовне? Я сунула руку в карман и только тут сообразила, что кольцо осталось в кармане куртки, а сейчас на мне серая флиска, чтобы быть незаметнее в сумерках. Ладно, в следующий раз возьму кольцо с собой и отдам Леокадии, пускай она сама решает, что с ним делать.

Золоченая карета с императорскими гербами остановилась неподалеку от церкви. Лакей отворил дверцу, опустил откидную лесенку. Император спустился по ней, поправил треуголку и направился к церкви. Следом за ним торопливо семенил слуга с туго набитым кошелем.

На паперти толпились нищие, демонстрировали свои увечья и уродства.

Император истово перекрестился, подал знак слуге, и тот принялся бросать в толпу попрошаек монеты, как сеятель бросает семена в весеннюю землю.

Нищие кинулись подбирать подаяние, с остервенением отталкивая друг друга и злобно переругиваясь.

Только одна нищенка, худая женщина в лохмотьях, с пылающим взглядом, не бросилась за подаянием, она на коленях подползла к царю, протянула к нему тощие трясущиеся руки и выкрикнула резким, высоким голосом:

– Сочтены дни твои, батюшка, сочтены! Денег в твоем кошельке много, а дней тебе даровано куда меньше!

Слуга, сопровождавший императора, кинулся к нищенке, хотел оттолкнуть ее. В окружающей толпе поднялся недовольный ропот. Павел остановил слугу:

– Не трогай! Не обижай юродивую!

Он наклонился, поднял нищенку и спросил ее:

– О чем ты говоришь, старица? Как ты можешь знать, сколько дней мне суждено прожить? То известно одному Господу!

– Не одному, сударь-батюшка, не одному! Матушке его Богородице тоже сие ведомо!

– Ну да, ну да… Богородице тоже все ведомо…

– А уж она, Матушка, мне, рабе своей грешной, сие поведала, чтобы я тебе передала…

– Что же она тебе поведала?

– Поведала она, сударь-батюшка, что столько ты на белом свете проживешь, сколько буковок над входом в твою избушку начертано.

– В избушку? – переспросил император. – В какую избушку?

– А уж это, сударь-батюшка, тебе виднее! – проговорила юродивая и вдруг запела дурным голосом:

Император помрачнел. Он не пошел в церковь, а развернулся, сел обратно в карету и приказал:

– Домой! В замок!

Когда карета уже подъезжала к замку, он вдруг крикнул:

– Остановить!

Карета остановилась.

Павел выглянул в окно.

Перед ним возвышалась его мечта.

Стройная громада замка небывалого розовато-персикового цвета.

Избушка… хороша избушка!

Павел пригляделся.

Над входом в его новую резиденцию было начертано изречение из Нового Завета:

«Дому твоему подобаетъ святыня господня въ долготу дней».

Император торопливо пересчитал буквы этой надписи.

Их было сорок семь.

Император побледнел.

Ему только что исполнилось сорок шесть лет… неужели ему осталось жить совсем недолго? Год или того меньше?

Нет, не может быть! Он для того построил этот замок, чтобы обезопасить в нем свою жизнь, защитить ее от любой опасности. В особенности – от дворцового заговора…

Он вспомнил, как мать, эта ужасная, бессердечная женщина, расправилась с батюшкой, с законным наследником престола…

От кого он сам может ждать предательства?

Неужели от старшего сына, Александра?

Красивый, приветливый, обаятельный… он умел нравиться, умел привлекать сердца людей.

Он был любимцем матушки, она подумывала, чтобы передать престол старшему внуку в обход сына, в обход законного наследника…

Император сжал кулаки.

Нет, не бывать этому!

Именно для того он составил «Устав о престолонаследии», где четко и недвусмысленно прописал, кто из членов императорской фамилии может претендовать на престол и в каком случае.

Именно для того, чтобы впредь не было в Российской империи дворцовых переворотов!..

Нет, ему это не грозит.

Он все предусмотрел: построил для себя не дворец, а замок, неприступную крепость, где можно выдержать осаду. Внутри этого замка велел сделать целую сеть тайных ходов и секретных помещений, где в крайнем случае может скрыться от заговорщиков. Набрал в охрану замка самых надежных, самых проверенных гвардейцев.

А еще у него есть его маленькая тайна… его секрет, который защитит его лучше всяких стен, надежнее всякой охраны.

При мысли об этой тайне на сердце у императора потеплело.

Его тайна, его священный крест…

Тот человек сказал ему, что этот крест защитит его от любой опасности, только нужно беречь его как зеницу ока.

А он его бережет…

По дороге домой я думала, как объяснить маме такое позднее возвращение, если, конечно, она заметит, что меня нет. То есть если проснется и сообразит заглянуть в мою комнату.

Так ничего и не придумала и решила положиться на импровизацию.

Однако, на мое счастье, мама до сих пор крепко спала. Надо же, какие эти таблетки действенные…

А вот интересно, откуда она их взяла? Потому что убей Бог, но я не помню, что хоть какой-то врач мне их выписывал…

Я тихонько проскользнула в свою комнату и легла, поставив будильник в телефоне на восемь утра. Этот тип, который значится у мамы под буквой В, написал, что может встретиться перед работой.

Во сколько же это будет? Что-то мне подсказывает, что работает он не на заводе и не дежурит сутки через трое, а трудится в обычной фирме. И офис его открывается в десять часов, опять-таки как все офисы. Стало быть, если встреча у них будет исключительно деловая (это важно, писала мама), то минут за двадцать вполне можно выпить чашку кофе и перекинуться парой слов. Так что если я приду туда к половине десятого, то смогу их увидеть.

Определив таким образом главную свою задачу на завтра, от усталости я тут же заснула.

И снова мне снилось, что я иду по бесконечному темному коридору или туннелю с низким сводчатым потолком. Я иду по этому туннелю долго-долго, и конца ему не видно…

И вдруг впереди меня, как и прошлый раз, появляется человек. Человек в старинном костюме, с горящей свечой в руке.

Как и прошлый раз, я окликаю его: «Эй, скажите мне, где здесь выход?»

И на этот раз незнакомец останавливается и поворачивается ко мне лицом.

И я вижу, что вместо лица у него – волчья морда с оскаленными зубами…

Я в ужасе попятилась и собралась уже бежать, как вдруг незнакомец снимает страшную волчью маску – и на этот раз я вижу человеческое лицо, длинное породистое лицо с внимательными, глубоко посаженными глазами…

Я узнаю того человека, который разговаривал с Попеляевым в гостиной Михайловского замка…

Этот человек кивает, как будто в чем-то соглашается со мной, и пишет что-то на стене туннеля… пишет просто рукой, как кистью или пером.

И тут же исчезает, растворяется в сырой темноте подземелья.

Я подхожу к тому месту, где он только что стоял, и вижу надпись на стене.

Одно-единственное слово, написанное красным:

Нечволодово.

И тут же я просыпаюсь…

Мне жарко, я вся в поту, а перед глазами у меня пылающая надпись на серой стене туннеля: «Нечволодово».

Ну да, теперь я вспомнила, что тот человек в замке произнес это же слово – и Попеляев здорово испугался…

Я поняла, что больше не смогу заснуть, встала, включила компьютер и задала в поисковой строке слово «Нечволодово».

Умная машина тут же сообщила мне, что в Ленобласти, конкретнее – во Всеволожском районе, есть поселок с таким названием, в общем-то ничем не примечательный. Разве что небольшой деревообрабатывающей фабрикой, да еще тем, что десять лет назад рядом с этим поселком крупная московская фирма выстроила другой поселок – коттеджный поселок с оптимистичным названием «Светлый ручей».

Но почему Попеляев так испугался при упоминании этого заштатного поселка?

Я еще немного порылась в интернете, и среди немногочисленных заметок о поселке Нечволодово нашла одну, где упоминался глава нечволодовской администрации.

И как вы думаете, кто это был?

Иван Антонович Попеляев рассказывал, как много выиграет возглавляемое им сельское поселение от появления рядом с ним коттеджного поселка.

Так… значит, заместитель директора музея десять лет назад был главой поселковой администрации.

Само по себе это, может быть, и странно, но ничего страшного я в этом не вижу. Почему же он так испугался, когда загадочный человек упомянул название «Нечволодово»?

Я легла в раздумьях, еще немножко поломала голову, ничего не придумала и незаметно заснула.

Чтобы проснуться от звона будильника. В качестве будильника у меня в телефоне поет казачий хор. Да-да, эту самую песню «По Дону гуляет казак молодой…». Зачем он это делает и как можно гулять по реке аки посуху, если ты не Иисус Христос, меня не спрашивайте.

Но дело в том, что эта песня обладает потрясающим действием: как только я ее слышу – так сразу просыпаюсь, как бы крепко ни спала. Так что если нужно встать к сроку, то только ее ставлю. Жанка посоветовала, на нее она так же действует.

Итак, я встала и начала собираться. Из маминой комнаты не раздавалось ни звука, из чего я сделала вывод, что она еще спит. Это плохо, она может опоздать на встречу.

Я приоткрыла дверь ее спальни, быстренько сунула туда телефон и успела еще заметить, что, после того как грянули донцы, маму подбросило на кровати едва ли не до потолка. Сочтя свою миссию на этом выполненной, я скрылась в ванной. А когда выключила душ, то услышала нетерпеливый стук в дверь.

– Пусти меня, ты что там, утонула, что ли? – судя по голосу, мама была сильно на взводе.

– Что такое? – Я высунула голову. – Ты что, несколько минут подождать не можешь, когда я уйду? Я вообще-то, на минуточку, работаю, ты не забыла?

– Подумаешь, работа у нее! В вашу паршивую газетенку можно вообще не ходить! – Мама вошла в раж. – Опоздаешь в кои-то веки, никто и не заметит!

– Не могу, меня главный к десяти вызывает! – соврала я.

Но мама только зарычала, как львица на охоте, и я предпочла сдать позиции без боя. Она едва не прищемила меня дверью.

– Ты завтракать будешь? – крикнула я, но ответа не дождалась.

Ну да, подумала я, шлепая на сковородку пару яиц лично для себя, это я могу выйти из дома как есть, даже не причесавшись, никто и не заметит. А мама всегда очень тщательно относилась к своему внешнему виду. На макияж она тратит много времени.

Я доедала яичницу, когда мама вышла из ванной, и я сразу поняла, что встреча у нее вовсе не деловая. Уж не знаю, что там думает тот тип, что ждет ее в кафе, но мама была при полном параде. Макияж наложен тщательно, волосы уложены, как будто час над ними работала. Нет, все-таки моя мама – мастер своего дела.

– Ты куда? – отреагировала я.

– Не важно! – отмахнулась она и скрылась в спальне в поисках, я так понимаю, подходящей одежды. При этом никак не отреагировала на то, что я ем плотный завтрак.

А что такого: яичница, большой бутерброд с ветчиной и большая чашка кофе с молоком и сахаром. Раньше-то, кроме тоста и жидкого чая, я не могла утром впихнуть в себя ни кусочка.

Я уже перестала удивляться по этому поводу, а мама просто ничего не заметила. Что же это за встреча у нее такая знаменательная…

Я накинула все ту же скромную неприметную курточку и вышла из дома, прихватив зонтик, поскольку на небе висели серо-лиловые тучи, и не было среди них никакого обнадеживающего просвета.

Перед уходом, однако, я нашарила в кармане то самое серебряное кольцо, которое нашла в тот день, когда была в замке и видела вместо восковой куклы императора настоящий труп.

Кольцо было большое, массивное, несомненно мужское, чуть потемневшего от времени серебра, с выгравированным на нем мальтийским крестом.

Я повертела кольцо в руках и сунула его в ящик тумбочки, что стоит у нас в коридоре. Там валяются разные мелочи, а мама кладет туда ключи от машины.

Я вышла уже за дверь, но остановилась на площадке. Что-то не дало мне спокойно уйти. Я представила, как мама найдет кольцо и станет меня расспрашивать, откуда оно взялось. А мне совершенно не хотелось рассказывать ей в подробностях, как кольцо ко мне попало. Ведь, как ни крути, получается, что я его украла…

Нужно будет обязательно связаться с Леокадией. А пока я решила спрятать кольцо там, где мама его никогда не найдет.

В прихожей у нас висит бра – два плафона на витой бронзовой подставке. Так вот, один плафон работает исправно, а второй все время гаснет. Наверно, что-то с патроном, потому что лампочки выдерживают дня три, и мы уже махнули на плафон рукой.

Я подергала шнурок – точно, не горит, и осторожно положила кольцо в плафон. Дело в том, что мама ужасно боится электричества – это, пожалуй, единственное, чего она боится. Поэтому меняю лампочки всегда я. Так что я могу быть уверена, что это бра она не тронет.

Вот вы не поверите, но мама успела в тот торговый центр раньше меня. Возможно, я слишком долго плелась до метро, а она на машине умеет здорово объезжать пробки.

Я машину не вожу, приступ может настичь меня за рулем, и тогда ужас что может случиться. Это мама рисовала такие жуткие картины, когда я как-то изъявила желание пойти на курсы вождения. Ну, возможно, она права, во всяком случае, она меня убедила.

Вот что сделать, чтобы она меня не узнала? Конечно, я – личность неприметная, на меня мало кто обращает внимание, но мама-то всегда узнает собственную дочь. Очки темные не наденешь, сегодня дождь идет, да она меня и в очках узнает.

Рядом с кафе был крошечный магазинчик, где торговали всякой всячиной – шарфиками, панамками. Рядом был стенд, где развешены банданы. Были тут черные с черепами, были – в полоску, были – в цветочек. Я выбрала бандану в павлинах, и продавщица усмехнулась и вытащила откуда-то темную свободную рубашку, на которой спереди был вышит точно такой же павлин.

– Бери!

– Кажется, этих павлинов для меня многовато… – засомневалась я.

– Хорошей птицы много не бывает! – убежденно сказала она.

Вот не могу отказаться, когда так уверенно говорят!

Я надела рубашку прямо тут, в магазине, повязала бандану и вошла в кафе. Все-таки хорошо, что мама сидела спиной к двери, и я смогла разглядеть ее собеседника.

Ну что вам сказать? Мужчина был возраста, скажем так, среднего. Это чтобы человека не обидеть, а на самом деле мужику явно перевалило за пятьдесят. Ну, маме моей вот, к примеру, пятьдесят один (только тихо, если она услышит, что об этом говорят вслух, может и двинуть, а то и покалечить). Мама очень трепетно относится к своему возрасту.

Одет мамин собеседник был прилично, подстрижен хорошо, выбрит чисто. Портили же его не явно проступающая плешь, неуклонно переходящая со лба на затылок (тут дело, как говорится, житейское, человек не виноват), и даже не чуть обвислые щеки и намечающийся второй подбородок, а очень неприятное, брезгливое выражение лица. При разговоре он сильно оттопыривал нижнюю губу и от этого выглядел особенно недовольным.

Это я заметила потом, когда официантка кивнула мне на столик неподалеку. Велик был соблазн услышать, о чем говорят эти двое, но я удержалась. Не хватало еще, чтобы мама узнала, что я за ней слежу, – что она устроит, мне даже не представить.

Так что я села за столик подальше, зато оттуда мне видны были оба. И вот что я вам повторю еще раз: если мужчина этот считал встречу деловой, то моя мама думала иначе. Уж настолько я ее изучила, как-никак, вместе живем с моего рождения.

Одета мама была в летний костюм, который ей очень шел. Со вкусом у нее все в порядке, это я тоже говорила.

В остальном я свою маму просто не узнавала.

Как она смотрела на него! Как взволнованно теребила в руках салфетку! Как говорила ему что-то, наверно и правда важное, потому что выглядела при этом очень серьезной и даже встревоженной, но как, как она это делала!

В общем, было ясно, что мама в этого мужика влюблена. Причем ясно было не мне одной, поскольку я перехватила слегка насмешливый взгляд официантки, которая принесла им две чашки кофе. Мужик взял свою чашку, не глядя на официантку и не поблагодарив, да еще и снова брезгливо выпятил губу, как будто в чашке был не кофе, а какая-то бурда, которую раньше в пышечных наливали поварешкой из бака (я видела такое в старом фильме).

Мама не прикоснулась к своему напитку, только все говорила и говорила. Потом посмотрела на своего визави и даже коснулась его руки в ожидании. Очевидно, задала какой-то вопрос, типа «Как быть?» или «Что делать?».

Ну, насколько я помню школьную программу, писатель Чернышевский тоже не дал конкретного ответа на этот вечный вопрос. А уж от этого неприятного типа ждать ответа – пустое дело, даже мне со стороны было видно. Очевидно, мама тоже это поняла, потому что тяжело вздохнула и убрала руку.

Ее собеседник, если можно его так назвать – поскольку говорила одна мама, а он все больше молчал и выпячивал губу, – допил кофе и демонстративно поглядел на часы. После чего встал и процедил маме несколько слов, стараясь, надо полагать, ее успокоить. Слова были пустые, типа «Не бери в голову» и «Все образуется как-нибудь». Вот не спрашивайте меня, как я это узнала, узнала – и все.

Он даже улыбнулся маме на прощание. Только лучше бы он этого не делал, потому что улыбка была препротивная, вроде как гиена скалится, когда хочет кого-то съесть. Впрочем, возможно, я преувеличиваю. Мама дернулась было к нему, но удержала себя, и я со стороны видела, чего ей это стоило.

Когда мужчина шел к выходу, я злорадно отметила его приличное пузо, еще немного, и из просто полноватого он благополучно перейдет в разряд толстых.

Мама проводила его жалким взглядом, теперь ей не нужно было держать лицо, и она расслабилась и вся как-то обмякла на стуле. Невольно во мне шевельнулось чувство жалости, но тут мама оглянулась, и я едва успела поднести к губам чашку с кофе.

Мама же достала телефон и, когда на том конце ответили, долго уговаривала кого-то. Потом просветлела лицом, залпом выпила остывший кофе и устремилась к выходу, положив на стол деньги. Этот козел даже расплатиться не удосужился!

Я выждала некоторое время и тоже пошла, предварительно снова переодевшись в туалете. Мелькнула мысль выбросить бандану и рубашку, потому что у мамы глаз приметливый, если она найдет эти вещи дома, то может вспомнить, где и когда их видела. И сделать выводы.

Но я пожалела потраченных денег и сунула скомканное барахло в сумку.

В глубокой задумчивости я шла в сторону редакции.

Я не могла понять мамино странное поведение. В конце концов, отца больше десяти лет нет в живых, она – нестарая еще женщина, и имеет полное право на личную жизнь. Почему же она так тщательно скрывает встречи с этим человеком? Особенно от меня… да по мне, пусть бы она делала что хочет, лишь бы…

Возможно, он женат и поставил такое условие. С другой стороны, та встреча, коей я была свидетелем, вовсе не была любовной. Да этот тип на маму и не смотрел даже толком! Что-то тут не то…

Додумать эту мысль до конца я не успела, потому что передо мной вырос отвратительный тип с рыбьими глазами и покрытой пылающими прыщами физиономией.

– Куда спешишь, мочалка?! – прошипел он, заступая мне дорогу. – Постой, разговор есть!

Я испуганно огляделась.

Я находилась в узком переулке, откуда было рукой подать до нашей редакции. Я часто ходила днем по этому переулку, но тогда здесь сновали многочисленные сотрудники из ближних офисов, сейчас же, как назло, в переулке не было ни души.

Я попятилась, но тут же услышала сзади второй голос:

– Стой, стерва! Стой, кому говорят!

Я скосила глаза назад и увидела второго – поменьше ростом, с маленькими злыми глазками и дегенеративным скошенным подбородком, делавшим его похожим на бультерьера.