Чемодан с видом на Карибы

Вот так-то. Вера так давно ждала от него этих слов, что сейчас даже не удивилась. Наоборот, все сразу же встало на свои места. Муж ее терпеть не может, это ясно, иначе разве стал бы он произносить такие ужасные слова? Он давно ей изменяет, потому что разлюбил ее. Да что это она, он никогда ее не любил.

– Скажи, Олег, – тщательно подбирая слова, спросила она, – если ты так меня ненавидишь, зачем же тогда на мне женился? Разве я вешалась тебе на шею?

Он тут же замолчал, даже остановился резко, как будто наткнулся на невидимую преграду. Посмотрел осмысленно, потом пожал плечами, как бы удивляясь, что это на него нашло.

– Не можешь ответить? – настаивала Вера. – Сам не знаешь?

Муж отвел глаза, потом вообще отвернулся. Вера поняла, что на сегодня их разговор окончен. Внезапно она ощутила, как ужасно, просто нечеловечески устала за сегодняшний день. Столько всего произошло, так еще и дома покоя нет. Нужно срочно лечь в постель, иначе она просто упадет на пол и не сможет подняться. Но она и представить себе не могла, что проведет эту ночь в одной постели с мужем. Для начала он просто не даст ей лечь, он голоден и зол, поэтому жаждет продолжить скандал и не успокоится, пока не поест. У Веры же совершенно нет сил, а главное – желания готовить еду, и сидеть с ним за одним столом тоже нет никакого желания. И вообще, если откровенно, то ей противно сейчас на него смотреть. И дело не в его отвратительных словах. Если бы такое от собственного мужа Вера услышала сегодня утром, она бы немедленно повесилась. Или бросилась под первый попавшийся грузовик, чтобы уж точно насмерть. Но за день все изменилось. Вера точно знает, что этот тип, стоящий напротив, ничем ей не поможет – ни советом, ни делом, а стало быть, не о чем с ним разговаривать, все и так ясно.

Вера достала из шкафа стопку чистого постельного белья и отнесла в бабушкину комнату. Олег только хмыкнул, но ничего не сказал. Последнее, что видела Вера, перед тем как закрыть дверь, было сердитое лицо мужа. Он пил на кухне чай и ел булку с маслом, причем резал батон не поперек, как все люди, а вдоль, чтобы бутерброд получился огромный. Вера придвинула к двери тяжелый бабушкин комод, легла и сразу же провалилась в сон, даже не успев удивиться по этому поводу.

Стоя под душем, Вера вспоминала вчерашний разговор с мужем. Точнее, это был не разговор, а самый настоящий скандал. Вера вспомнила, как он орал ужасные вещи, и передернулась, как будто из крана текла ледяная вода. Не может быть, чтобы он так думал на самом деле, просто очень рассердился, сказала она себе. Но с другой стороны, это Вера должна была сердиться и орать на него, не помня себя, а его-то с чего так разобрало?

Вера вытерлась махровым полотенцем и стала разглядывать себя в зеркало. Конечно, она очень худая и бледная даже после горячего душа, но никакого особенного уродства на лице не наблюдается. И в конце концов, она была такой всегда, за время замужества нисколько не изменилась, только еще больше похудела, потому что забот прибавилось. Вот именно, забот стало больше, а радости… Если не брать в расчет те постельные радости, которые Олег доставлял ей изредка – кстати, не слишком часто, – то картина получается неутешительная. Они очень редко куда-нибудь ходят вместе. Вера любит театр, Олег же всегда морщится, когда она перечисляет ему имена актеров. Еще Вера ходит на выставки и на встречи с разными писателями, им в музей часто присылают приглашения. Один раз она сделала попытку приобщить мужа к культуре, они пошли на творческий вечер Вериного любимого поэта. Во время чтения стихов Олег зевал, ничуть не стесняясь, потом стоял как столб со скучающим выражением на лице и оживился, только когда всех пригласили на фуршет, да и то потом выговаривал Вере, что стол был бедноват и спиртного мало.

Кстати, сам он довольно часто ходит в рестораны с компаньонами и на корпоративные вечеринки, но Веру никогда туда не берет.

Он никогда не помогает Вере по хозяйству, ни разу не принес домой ни торт, ни бутылку вина, ни коробку конфет, ни фруктов – так просто, чтобы порадовать жену. И денег на хозяйство дает очень мало, Вере приходится выкручиваться, оттого и не так все вкусно, как могло бы быть.

Что касается одежды, то она и сама знает, что одевается очень бедно, не полная же она дура. Есть у нее вкус, тут Олег не прав, просто денег нет. Именно поэтому она не покупает одежду на рынке – там все такое ужасное, аляповатое… А на то, что нравится, нет денег… И времени тоже нет, Вера не хочет бросать свои научные занятия. Олег же относится к ее деятельности насмешливо, вечно отпускает нелестные замечания. Если на то пошло, Вера и сама не хочет знакомиться с его друзьями, она знает, что ей будет с ними скучно. Да и не друзья это, а так, приятели. Друзья – это когда с детства знакомы, близко друг друга знают. Может, и есть у Олега такие друзья, но они далеко, остались в другом городе, откуда Олег родом. Или рассеялись по стране – кто-то в Москве, кто-то еще где-то. А если Олег ее стыдится даже перед случайными знакомыми, то зачем тогда женился? Неужели только из-за того, что ему было негде жить?

Вера вспомнила то время, когда они познакомились. Она тогда никак не могла оправиться после смерти бабушки, ей было ужасно одиноко в пустой квартире. Ей показалось, что Олег послан ей в утешение, что это знак, что с ним у нее начнется новая светлая жизнь…

Верины грустные мысли прервал телефонный звонок. Звонила Валечка из музея.

– Верка, что с тобой стряслось? – спросила она трагическим голосом. – Наша-то икру мечет, что твой лосось!

«Нашей» Валечка называла начальницу Анну Ивановну Укропову.

– Ты ей вчера наврала, что в подвал идешь Анатолию помогать, и свалила с концами! – надрывалась Валечка. – Этот паразит тебя сдал тут же! Слушай, что мы такую сволочь на работе держим, а?

На такой риторический вопрос Вера не ответила.

– В общем, Анна-Ванна вышла из берегов, а сегодня ты вообще не пришла. Что ей сказать-то?

– Скажи, что я заболела, умерла, поменяла местожительство и заодно сексуальную ориентацию! – крикнула Вера. – Теперь буду набрасываться на нее в кабинете!

Валечка охнула и с испугу положила трубку.

Между утренним и вечерним посещениями больницы Надежда провела время весьма продуктивно. Она посетила тетку и наконец избавилась от тяжеленной коробки с ортопедическими ботинками. Ботинки тетке, разумеется, не понравились, но Надежда так грозно на нее посмотрела, что тетка поджала губы и пробормотала, что можно попробовать поносить, хотя у нее такое чувство, что нога не в ортопедическом ботинке, а в «испанском сапожке». Потом они долго пили чай и рассматривали старые фотографии, попутно разобрали шкаф, и Надежда собственноручно вынесла на помойку теткино старое барахло. Около трех Надежда собралась уходить, нужно было успеть в больницу. Она подхватила полегчавший пакет «Севзапмолоко» и поскорее ретировалась, чтобы тетка не успела спросить, что такое интересное у нее в пакете.

– Остановите возле больницы! – крикнула Надежда Николаевна.

Эта маршрутка, и этот перекресток ей уже порядком поднадоели за последние дни. Водитель кивнул и вырулил в правый ряд.

– К мужу? – сочувственно спросила Надежду сидевшая рядом с ней унылая полная женщина лет пятидесяти, бросив взгляд на большой пакет.

– Нет, к любовнику, – сердито ответила Надежда и двинулась к выходу.

Она была очень недовольна собой. Внутренний голос подсказывал ей, что и в это посещение больницы ей не удастся избавиться от проклятого кейса. И хотя, как уже говорилось, Надежда не слишком-то дружила со своим внутренним голосом, но в некоторых случаях признавала за ним кое-какие пророческие способности.

В справочном окошке сидела прежняя тетка с огненными волосами. Она разговаривала по телефону, и Надежда подумала, что продолжается тот же разговор по поводу несчастного заболевшего кота, начало которого она застала утром, однако, прислушавшись, поняла, что ошиблась, во всяком случае, тема была другая, хотя и не менее волнующая.

– Козел, – говорила рыжая, – ну понятное дело, козел. А как же? Все они козлы… мой-то покойник уж на что хороший был человек, а тоже натуральный козел! А ты его не корми! А вот так – не корми, и все, сразу шелковый станет!

Надежда Николаевна встала перед самым окошком и уставилась на тетку немигающим взглядом. Видимо, у нее были какие-то способности к гипнозу, потому что рыжая беспокойно пошевелилась и спросила, отстранившись от трубки:

– Женщина, вам что?

– Справку, – ответила Надежда и ткнула пальцем в надпись над окошком: – Это ведь справочная, или надпись осталась от старых хозяев?

– Вы же видите, что я разговариваю… Неужели нельзя подождать!

– Боюсь, это затянется на несколько месяцев, – озабоченно ответила Надежда, – а у меня нет зимних вещей.

– Умные все стали… – недовольно проворчала сестра.

– По-моему, как раз не все, – мгновенно отозвалась Надежда, – в этом-то и беда…

– Я тебе позже перезвоню, – проговорила рыжая в трубку, – тут какая-то сильно умная явилась… – И она наконец повернулась к Надежде: – Ну?

– Больной Кулик, вторая хирургия, седьмая палата, – бодро рапортовала Надежда, – могу я его посетить?

– В приемные часы – можете, – хмуро отозвалась сестра и полезла в свой журнал, – а в неприемные – не можете…

– Но сейчас-то как раз приемные, – не отступала Надежда.

– Приемные, приемные… – тетка вела пальцем по странице, – только в седьмой палате его нету…

– А куда же он делся?

– В третью перевелся, коммерческую, одноместную… богатый, получается, ваш Кулик… в общем, идите на седьмой этаж, там спросите.

Надежда двинулась по коридору к лифтам. Вслед ей донесся недовольный голос рыжей медсестры:

– Богатые, в коммерческих палатах лежат, а чтобы работающему человеку коробку конфет принести – это их нету!

– Ну и порядочки! За хамство еще ей конфеты! – проворчала себе под нос Надежда и нажала кнопку лифта.

Лифт громыхал где-то наверху, то останавливался, то снова ехал, но никак не желал спуститься вниз. Надежда со своей стороны не хотела тащиться пешком на седьмой этаж с тяжелым кейсом, и решила переупрямить наглый лифт. Наконец ее упорство дало результаты, и двери кабины с недовольным скрипом раскрылись перед ней. Внутри уже стояло человек пять пассажиров, они потеснились, и Надежда вошла. Однако когда она хотела нажать на кнопку седьмого этажа, выяснилось, что лифт идет только до пятого.

– А как же выше? – спросила Надежда толстого дядечку в полосатой пижаме с добродушной, отзывчивой физиономией.

– Поднимаетесь до четвертого, проходите налево по коридору, там будет еще один лифт, вот он уже идет на седьмой, – охотно пояснил полосатый, – только не проедьте до пятого, там нет коридора!