– Там!.. – выкрикнула она, округлив глаза и разинув рот, как выброшенная на берег рыба. – Там!..
– Нинель Леонидовна, дорогая, что с вами? – всполошилась девушка-администратор за стойкой. – Вам плохо?
– Мне?! – воскликнула уборщица, сложив руки. – Мне-то ничего, а вот ей…
– Да кому ей? – безуспешно допытывалась девушка. – Что случилось-то?
Нинель Леонидовна взяла себя в руки и вполне отчетливо произнесла:
– В раздевалке перед бассейном женщину убили!
– Как?! – Администратор схватилась за лицо, ее разноцветные волосы встали дыбом. – Как – убили? Что значит – убили?
– Убили – значит убили! Насмерть! Голову разбили, – прошептала уборщица, придвинувшись к собеседнице. – Кровищей всю раздевалку залили!
– Не может быть! – Девушка последовательно покраснела, побледнела и снова покраснела. – У нас, в «Диане» – убийство? Не может быть!
– Не может?! – Голос Нинели Леонидовны окреп. Ей снова не верили! Ну, на этот раз она им докажет!
– Не может быть? – повторила она. – Ну, пойдем, сама увидишь! Кровищей все залито…
– Не надо… – Администратор снова побледнела и попятилась. – Я вам верю… Что же делать?
– Милицию вызывать! – строго и авторитетно проговорила уборщица.
И девушка-администратор нарушила главную и самую строгую заповедь, которую ей неоднократно вдалбливала хозяйка «Дианы» Римма Федоровна.
Римма Федоровна повторяла раз за разом, чтобы в случае любого непредвиденного происшествия, так называемого форс-мажора, администратор и остальные служащие вызывали не милицию, не МЧС и даже не пожарную команду, а ее саму, хозяйку.
– Я вам и МЧС, и пожарные, – вдалбливала подчиненным Римма Федоровна. – Сперва звоните мне, а я уж сама решаю, что делать!..
Но сейчас под влиянием испуга девушка с разноцветными волосами забыла все эти наставления и позвонила по телефону ноль два.
– Милиция, – почти сразу отозвался строгий женский голос.
– Приезжайте! – пискнула администратор. – У нас человека убили… женщину!
– Где это – у вас?
– В центре красоты «Диана»… – И девушка продиктовала адрес.
Как ни странно, милиция приехала очень быстро, минут через десять трое мрачных мужчин ввалились в золотисто-розовый холл. Тот сразу стал тесным и гораздо менее гламурным.
– Где тут у вас труп? – осведомился старший. – Кто обнаружил?
– Вот… вот она! – и администратор дрожащим пальцем указала на Нинель Леонидовну.
– Показывайте!
Нинель Леонидовна, преисполнившись чувством собственной значимости, повела милиционеров по коридору, по лестнице. Однако перед роковой дверью раздевалки она остановилась. Сердце ее снова забилось от страха, руки задрожали.
– Вы… вы откройте сами! – робко обратилась она к мрачному милиционеру. – Она там… на полу…
– Нет проблем. – Милиционер распахнул дверь, вошел внутрь, вслед за ним втянулись его молчаливые коллеги.
Несколько секунд из раздевалки не доносилось ни звука, и Нинель Леонидовна, в душе которой страх боролся с любопытством, не выдержала и тоже вошла внутрь.
Милиционеры стояли живописной группой и смотрели на нее. Причем выражения лиц у них были очень странные.
Собственно, очень странным было уже то, что они смотрели на нее, пожилую скромную уборщицу, а не на мертвую женщину, из-за которой приехали.
– Ну, и как это понимать? – спросил наконец старший. Затем он повернулся к одному из своих спутников и спросил: –?Кривошеев, сегодня какой день?
– Понедельник, – ответил тот, не задумываясь. – Судя по тому, как башка трещит.
– Нет, какое число и какой месяц?
– Десятое декабря, до получки еще три дня…
– Значит, точно не первое апреля. А вот женщина нас решила разыграть. Вы, женщина, странно так шутите.
– Я?! – удивилась Нинель Леонидовна.
– А кто – Пушкин? Где же ваш труп?
– Как – где? – Нинель шагнула вперед и показала на пол за скамейкой. – Вот… здесь…
– Кривошеев, ты видишь труп? – строго осведомился старший группы.
– Нет. – Дисциплинированный Кривошеев замотал головой и поморщился от боли.
– А ты, Пастушков, видишь? – Старший повернулся к третьему, молоденькому пареньку с девичьим румянцем во всю щеку.
– Никак нет, – смущенно отозвался тот.
– Вот видите – мы с Кривошеевым не видим никакого трупа, Пастушков практикант, у него глаза молодые, и организм не измучен тяжелыми трудовыми буднями и еще более тяжелыми праздниками, но он тоже не видит!..
Нинель Леонидовна и сама не видела никакого трупа. Там, где двадцать минут назад лежала мертвая женщина, сейчас было совершенно пусто. Больше того – кафельный пол совершенно чист, на нем нет следов крови…
– Не может быть, – прошелестела Нинель Леонидовна, прислонившись к стене. – Он был, был… то есть она… и кровь… здесь все было забрызгано кровью, как… как на мясокомбинате!
– Ничем не могу вам помочь! Мы не видим ни трупа, ни крови. Так что в следующий раз, когда захотите пошутить, вызывайте лучше МЧС. Они вроде посвободнее, и с юмором у них получше, а у нас и без ваших шуток дел хватает…
– Но я… но она… – бормотала уборщица, переводя взгляд с милиционеров на пол и обратно. Но ее уже никто не слушал.
Зато в дверях раздевалки появилась хозяйка центра Римма Федоровна. Она смотрела на Нинель Леонидовну многообещающим взглядом. Губы ее, и так всегда неприязненно поджатые, вытянулись и вовсе в узкую малиновую ниточку.
Старший милиционер опытным глазом узнал в ней начальника и проговорил скучным голосом: