Обыкновенные чудеса. О людях, с которыми уютно, шепоте сердца и о том, как грейпфрут может изменить жизнь

– Что, правда умеешь, поможешь?

– Ну конечно! Отчего бы сестре не помочь.

Ксения с Алексеем начали договариваться о ремонте. Решили позже сходить к дому, все посмотреть.

Вернулись Люба и Лена.

– Лен, че молчала-то, что деньги нужны на операцию? Говори, сколько?

– Да дело не только в деньгах. Мне Егора вон оставить не с кем. Я выпаду в больницу месяца на два, а он как?

– Так давай к нам его, – предложила Геля.

– Как? А школа? Он же в девятом, на два месяца никак нельзя учебу оставить. У вас школы нет, а в нашу возить некому.

– Это да. И приехать к тебе я не смогу. Мать ведь не оставишь…

– И мне забрать мальчишку невозможно, у нас шагу некуда ступить, кругом внуки, – поохала Люба.

– Лен, – заговорил Алексей, – а давай к нам. Мы живем возле школы, а Катя там завуч, оформит вмиг. И Максим в десятом, сын наш – ну, Катин сын, в смысле – он за Егоркой присмотрит.

Лена подняла на брата заплаканные глаза. Это был выход. Ее лицо просветлело. Саша уже выспрашивал ее о деньгах на операцию, Ксения – аптекарь-пенсионер – предлагала помочь с лекарствами по сниженной цене, а Алексей звонил жене с вопросами об устройстве племянника в школу. Вскоре он передал трубку Лене, чтобы та сама пообщалась с Катей. Лена с Гелей ушли записывать необходимый перечень документов для перевода сына.

Вот уже кто-то кого-то договаривается подвезти, кому-то обещают тыкву, а кому-то собираются помочь с путевкой для внучки в летний лагерь. Суета продолжалась, хлопали двери, люди приходили и уходили. Егор, сын Лены, показывал всем в окно снеговика. Потом они решили, что все вместе прямо здесь и встретят Новый год – до него оставалось совсем немного дней…

На некоторое время все забыли о матери. Казалось, что та задремала. Но Вера не спала, она боялась спать. Там, во сне, ее ждали жуткие картины, там дети ее были врагами, а здесь, наяву, на материнское сердце лилась благодать. Лишь бы это примирение не было временным, лишь бы не спугнуть эту явь, не провалиться опять в дремотную неприязнь.

Через некоторое время все вновь собрались за столом.

– Эй, родня, нам решение принять надо. Мать совсем замучили, – бодро скомандовал Александр.

– Я, наверное, рада была бы, если бы дом остался у Гели. А мы можем ее навещать. Иначе как? – предложила Лена, успокоившись после того, как ей помогли решить ее собственные проблемы.

– Да вы не волнуйтесь за меня, – сказала Ангелина. – Я ведь давно за вас всех молюсь и уже решила, что если придется – пойду в монастырь послушницей. Меня там примут, конечно. Уже давно своя. И ты, Лена, спокойно иди на операцию. Не сомневайся.

– Спасибо, Гель. Ты всегда была нашим спасением.

– Ну, видать, я одна осталась, – хлопнула по столу Люба. – Видать, никогда мне не жить в просторе, так и будем с Михой ютиться с внучатами! Да, Мих? Хоть и устали до чертиков!

– Люб, а вы сюда переезжайте. К нам в дом. А квартиру – Свете. Ну ладно, жили вместе, потому что вы еще работали в городе, но теперь-то все на пенсии. Если захотите, и пристройку личную вам можно сделать, земли-то много. Смотри, как Волковы пристроили. И не дорого это, коммуникации все есть, газ мы провели. – Геля уже не в первый раз предлагала это сестре.

– Давно пора из этого города линять, и я говорю, – поддержал идею Михаил.

– А пойдемте-ка к Волковым, посмотрите, как они сделали. Спросим у них по стоимости.

Муж Любы явно заинтересовался предложением, и они втроем отправились к соседям смотреть пристройку.

Саша с Леной и Алексеем вышли во двор.

– Слушайте, а ведь мать-то у нас – боец. Кажется, она нас помирила, – выдыхая дым сигареты, сказал Саша.

Алексей вернулся в дом. Ксения на кухне мыла посуду, Егор помогал.

Алексей зашел в зал, подошел к матери, присел перед ней на корточки, обнял за ноги и положил ей голову на колени. Она не спала, пальцы потрепали его шевелюру.

– Спасибо, мам!

Она погладила его по голове, как маленького.

Когда троица вернулась от соседей, все зашли в зал.

– Мам, давай в постель. Ты так долго не привыкла сидеть. Вставай.

Вера посмотрела на своих детей.

– А решение-то вы приняли про дом? Жду вот. Без решения не пойду.

– Приняли, – сказал Саша, – Геле дом остается. И тебе, живи долго.

– Пусть все скажут! – Вера отняла свою руку у пытающейся поднять ее Ксении.

– Геле, мам.

– Я за Ангелину!

– И я!

– Гелин дом, бесспорно.

– Ну, раз это ваше решение, пусть так и будет. Соглашусь, – устало сказала мать и позволила, наконец, перевести себя в спальню.

Геля помогла ей разоблачиться.

– Мам, а если бы кто-то психанул и уехал, ты и правда собиралась упорно сидеть в кресле, смерти ждать? – спросила Геля, складывая материнскую рубаху.

– Да нет, разве кто-то уехал бы. Я знала – будет мир. Сердце подсказало.

Геля сегодня тоже очень устала, но завтра она поговорит с матерью – дом должен быть общим, всем поровну.

Мать не засыпала. Еще долго ей мешал уснуть самый приятный в мире звук: мирный гомон дружных детей, их смех, топот и бренчание посуды.

– Хорошие у нас с тобой дети, Коля. Слава тебе, Господи! – перекрестилась мать.

За окном тихо падал снег, хотелось стать молодой, натянуть валенки и побежать по этому хрустящему насту, наполняясь свежестью и новым счастьем. Душа была легка.

И сегодня, и в следующие ночи Вере уже не снились эти самые страшные для матери сны. Но ночей оставалось не так уж и много. Однажды утром она, собрав последние силы, подошла к окну, открыла форточку, села на стоящий под ней стул и, вдыхая свежесть зимнего декабрьского утра, умерла. Тихо и мирно, с улыбкой на лице.

Ушла Вера без завещания. Геля была против того, чтобы дом оставался ей, и Вера не стала спорить. Материнское сердце уже подсказывало, как все случится. И предчувствия оправдались. Все дети от своей доли наследства отказались в пользу старшей сестры. Люба с Михаилом планировали начать возведение пристройки весной. И уже их внуки и внуки братьев и сестер наполняли дом жизнью.