Подарок. Серия «Другая Сторона»

Подарок. Серия «Другая Сторона»
Наталья Александровна Полухина

Мальчик вошёл в комнату, включил свет и ослеп. Ослеп от влупившей по нему темноты. Тёплой, тёмной. Рваной на клочья воспоминаний, рассказы бабушки и неприятные фантазии. Как в том сне. У каждого был тот сон. Сон, где всё порвано на мелкое и разбросано по сознанию, где нет начала, не видно конца, после ты ничего не можешь вспомнить, а потом ложишься спать в следующий раз осторожно, пять раз встаёшь и долго думаешь, прежде, чем закрыть глаза. Мальчик бросился в темноту, как в такой сон. Это мне снится, подумал он. Ничего страшного не случится не случится не случится. Не случится. Не со мной…

Мальчик вошёл в комнату, включил свет и ослеп. Ослеп от влупившей по нему темноты. Тёплой, тёмной. Рваной на клочья воспоминаний, рассказы бабушки и неприятные фантазии. Как в том сне. У каждого был тот сон. Сон, где всё порвано на мелкое и разбросано по сознанию, где нет начала, не видно конца, после ты ничего не можешь вспомнить, а потом ложишься спать в следующий раз осторожно, пять раз встаёшь и долго думаешь, прежде, чем закрыть глаза. Мальчик бросился в темноту, как в такой сон. Это мне снится, подумал он. Ничего страшного не случится не случится не случится. Не случится. Не со мной. Со мной всё будет хорошо!

Такой подход успокаивал. Комната была знакомой. И когда там было темно. Нет, не так, когда там не было света, было чувство, как перед грозой, как запах озона, как чьё-то присутствие электризовало воздух. Паутинки летали в воздухе и нежданно электрически впивались в кожу, в шею. Воздух не отвечал на «есть тут кто», он не отвечал в темноте совсем. Здесь было как в уютно слепленном из осколков снов коконе, страшно и комфортно одновременно, хотелось прекратить и продолжать, увидеть, что будет дальше.

Мальчик ощупью пробрался к кровати, чтобы не разрушать иллюзию другого места, и тут вышла луна, через тоненькие дырочки зашторенного окна она качнула тёмный воздух, будто поцеловала юная девушка, и мальчику стало немного досадно, будто, не спросясь, оборвали длящуюся и длящуюся и длящуюся в бесконечной восьмёрке временную нить.

Он лёг спать и уснул быстро, без грамма запоминающихся сновидений.

*

Мир разрезала железка. На одной стороне гранитные карьеры, трава, лес, река, дороги в лесу, где можно было встретить, как на Бродвее, толпы туристов и местных. Озёра, посёлки, терриконы, плодовые деревья, они угощали ветвями своими наружу из тесных дворов, вот это «съешь меня» прямо в рот, прямо в рот, остановись и съешь яблочко, абрикоску, алычу.

И на другой стороне ничего. Пустоши. Полное ничего в лесу, асфальтное, старое и заброшенное. Мостик через ручей. Окрашенный цветным, явно недавно, он выглядит так, будто это произошло лет 30 назад или 60. В этих местах очевидно, что процессы старения не хотят подчиняться обычным правилам и гнут свою линию.

Мальчик хотел ехать туда ещё раз. В другой компании, так, чтоб он был понят, чтобы мог разделить с близкими по духу ребятами чарующую и угнетающую, бодрящую и пробирающую до костей атмосферу этих дорог и лесов другой стороны. Вдоль железки идёт грунтовка из песка. Это непроезжаемо, непроезжабельно, непролазно, нет – сказали местные. Стоит верить. Или стоит попробовать? В эти местах всё манит, каждый клочок этих мест как отдельный и самостоятельный загадочный осколок разбитой вдребезги детской игрушки. Друзей манила та сторона пространства, где располагались затопленные красивые синие карьеры, лубочные грунтовки, поля из открыток, реченьки с порожками, и везде были люди, будто только они являлись мерилом достойного для осмотра и наслаждения.

Его друзей не интересовали бессмысленные на их вкус растрескавшиеся десятки километров асфальта. Не увлекала их немота странного леса, манящая и кричащая своей неестественной нездешнестью. А лес не обижается на такое невнимание, он продолжать быть другой стороной от железки, ожидает, как хороший хозяин, своих новых друзей, посетителей или, если повезёт, то и жильцов. Лес возьмёт своё. Лес ждёт своих, тех самых. Лес ждёт ценителей, дышателей тутошним воздухом, понимателей посланий, созерцателей трещин и расшифровщиков шумов – всех тех, кто заслуживает получить его дар и бежит на другую сторону именно за таким подарком.

*

Самые осмысленные вещи – это те, которые не имеют никого смысла. Мальчик умывается, чистит зубы, с отвращением смотрит на себя в зеркало и вспоминает обломки случившегося с ним под утро сна.

Всю ночь он спал благополучно. Проснулся на рассвете, потушил лампу, которую не помнил, как зажёг с вечера, это как-то чиркнуло стены убогой каморки его памяти. Некоторые события проваливаются в труху непонятого и того, что не будет понятным никогда. Хорошо помнил, как в темноте, ощупывая тёмный воздух, прополз к кровати, помнил лучики луны. Помнил, как ощупывал кровать, будто искал кого или надеялся на чью-то нежданную компанию. А вот как уснул, мальчик не помнил. И как лампу включил. Что ж, ладно. Кошмар пришёл на рассвете, вместе с лучами света, невидимыми из комнаты. Его сознание знало, что наступил день, изо всех сил кричало ему об этом. Вставай вставай вставай. Ты в комнате. Вставай. Тебе пора. Хватит спать и я не дам тебе спать. И тут он увидел себя в клети, несущейся по железной дороге среди света дня, так, если бы у поезда был второй этаж. Он видел очень близко провода над крышами вагонов, птиц, чёрных, обычных, обычное небо, обычные заросли и необычного цвета серый, сизый, устало – голубоватый воздух вдали, маревный, мутный такой воздух – совсем не отсюда. Тот кислород, с другой стороны от рельс, неотвратимых и смутно знакомых. Где он это видел. Где. Сон мазнул его, выпачкал, мальчик почувствовал себя грязным, затошнило, мигом в ванную, скорее, умываться, вычистить из себя это, выплюнуть, выбить, выдумать изнутри…

Утренний свет съедает лишнее, отпускает на свободу, на время позволяет забыть, отложить. Забыть, отложить, не вспоминать. Так всегда. Мальчику хотелось есть. Кофе. Сначала кофе. Кофе был заварен в чашке, в старой папиной, выщербленной, с дурацким немодным рисунком на боку. Он снова пообещал себе выбросить её и понимал, что не сможет. Папы нет и рука не поднималась. Не могу решиться. Чашка большая, удобная, некрасивая. Никто не видит его утра сегодня, можно было побыть в том уголке мира, где и мир, и мальчик, и чашка, удобные и некрасивые, ловили солнечные искры в свои большие удобные и некрасивые нутра. Шторы были подняты. Роллеты. Когда же я смогу их заменить? Никогда. Никогда никогда никогда. Так работал его ум, утраивал. Преувеличивает, повторяет многажды. Можно и в мыслях. Внутри. В тишине тишине тишине. По утрам нет тишины. Ты замечал? Самым тихим утром, как только взошло солнце, слово «тишина» становится неуместным, неумным, неумытым и вот неугодное слово заменено – порой на толкотню мыслей в голове и белый шум полусонной утренней реальности. Обнимай себя, мальчик. Загорай через стекло, готовь день.

*

Он настрочил Тане эсэмэску. «Поедем кататься в Малин»? Сунул телефон в карман. Ждал. Был уверен в ответе. Таня была такой. Именно «такой». Ответ пришёл быстрее, чем ожидалось. «Конечно, хочу». Хочу, а про «буду» ничего не было. Мальчик нервничал. Обычно Таня отличалась конкретикой. Найти ещё товарищей или ехать с Таней вдвоём? Поедет ли она без толпы приятелей и знакомых? Мальчик никогда не был хорошим организатором такого и не умел вдохновлять людей. Ему нравилось подать идею, одну голую идею, и всё. Например, старому знакомому, и этот человек собирает всех остальных, сразу находится маршрут, люди, припасы. Ты к этому привыкаешь, а Таня… Таня нравилась ему. Она была хорошим товарищем. В ней не было идеальной красоты, на которую молятся со страниц соцсетей и блогов. Ему нравится в ней это. Греет её тепло и вдохновляет обаяние, уверенность. А ещё в ней было то самое. Та загадка и тяга к загадкам. Особый глазик, который следил, чуял странное, тянулся к секретам.

Мальчик позвонил Тане. Чего уже тянуть.

– Алло, да, конечно, едем. Я посмотрю ещё. Что смущает? Да какое-то знаешь… у меня предчувствие…

У неё предчувствие? У него тоже было предчувствие. Предупреждало, тянуло тянуло тянуло, звало за железку, на север от железки, на битые асфальты на севере.

– Что там?

– Ничего, Таня. Я не понял. Там нет ничего, вот и хочется взглянуть, вдруг что-то пропустили. Место неприятное, нелюдимое, тихое, безлюдное, пустое, заброшенное, просто прокатиться одно удовольствие. И знаешь… там странно. Поехали, Таня, соглашайся! Поехали поехали поехали.

*

Вещи паковали вместе. Всё происходило как-то нервозно и смешно. Таня хихикала, мальчик был горд и рад, предвкушение накатывало, давало волнение. Волнение, дрожь, тремор под кожей, вибрацию проводов нервов. Когда мы перестаём различать предвкушение и предчувствие?

Таня кладёт к себе бутерброд, термос берёт мальчик.

В электричку садились вдвоём, группа должна была встретить их в Малине. Ребята ехали где-то тут же, в этом поезде, садиться на одной станции было неудобно тем, кто живёт в разных концах мегаполиса. Таня и мальчик завтракали в поезде, солнышко заливало вагон через мутные окна, бабульки из областной зоны все, как одна, дремали с полуулыбками Моны Лизы. По вагону носят газеты, пластырь, рабочие перчатки для дачи, мороженое и конфеты «Гулливер». Какие большие конфеты! Вовсе не те, что были в детстве мальчика. Таня берёт четыре «Гулливера», а мальчик два мороженых – себе и Тане. Рядом с другом мальчику было приятно и уютно. Часть его ещё продолжала спать, было ранее утро, как для него – так очень раннее. По лёгким опухлостям на Танином лице он понял, что и она вчера уснула тогда, когда получилось. Вчера они перезванивались до поздней ночи, обсуждали детали, волновались, какое-то беспокойство не давало уснуть. Велопоездка и всё, что тут такого? В прошлом было их очень много у обоих. Таня так вообще путешественник со стажем, она обкатала всю Европу, все замки, мало-мальски интересные исторические объекты, всё лежало по папочкам в её ноутбуке, заснятое на цифровик, а потом на смартфон, когда цифровиками в турпоездках перестали пользоваться. Мальчик видел все эти фотки много раз, с завистью перелистывал, мечтал о такой жизни, ему не хватало денег для таких поездок, а очень хотелось. Зато он объездил на велосипеде все пригороды вокруг мегаполиса, в котором жил. Он много раз переезжал, менял город, среду общения, работу. Возил с собой маму, которая родила его поздно и нуждалась в уходе и заботе мальчика. Сам он вырос в маленьком приморском городке, у подножия небольшой скалы, всё детство провёл, лазая по её нагретым и коварным бокам. Он считал, что тоже повидал и прожил, они сошлись на любви к путешествиям, тайной любви друг к другу и на страсти к необычным пустым местам.

*

На платформе поискали своих приятелей, те нашлись крайне быстро. Песками или обычной дорогой? Обычной. Настроения вкручивать в пыли не было. Набрали воды в ручье, заехали в магазин и вперёд. Пол дня колесили вокруг гранитных карьеров. Солнце светило, хотелось купаться, купальники никто не взял. Мальчик и Таня пару раз окунаются в маленькое потайное рыбацкое озерцо, спрятанное в лесочке под Гранитным. А в самом Гранитном перерыв на обед, в магазине жэдэ-станции вкусное мороженое неведомого сорта. Такое можно встретить только где-то в пригороде, мегаполис похожего им не подарит. Облизать пальцы и ехать. Снова карьеры, леса-бродвеи, озёра и красивая извивающаяся в полях реченька, на севере вдалеке сизые тучи вместе с солнцем, отчаянно жёлтые травы, среди них тёмные изумрудные кусты. Запутанные порожки на речке. Несколько карьеров затоплены. Гранитный завод засыпал всё камнем и грохотал среди леса, странный и нелепый тут, среди лесов и оврагов. Фрукты на приветливых и дружелюбных деревьях почти сами прыгали им в рот, дома такого нет, этот день проникает внутрь счастьем и начинает растекаться секундами в памяти, укладывается там мягким котом.

А потом другая сторона. Она набросилась, когда пересекли железку, она покатилась старым асфальтом вглубь леса. Здесь всё другое. Всё всё всё. Иные цвета, иной воздух, иной гул проводов. Будто это место находится в другом времени или в другом пространстве. Будто оно иначе старится. Птиц не слышно. Слышен ровный приятный шум ветра, похожий на гудение флейты сякухати вдали. Таня улыбается, она вдыхает другую сторону мира, поглощает через маленькие ноздри на симпатичном носике аромат, глубоко вдыхает, впитывает в себя, в кровь, вбирает всю его душу, превращается в достопримечательность этого мира, другой стороны и странного времени.

Когда они пересекли железку, солнце перевалила хорошо за полдень и порыжело. Вот появляются лёгкие дымчатые тени, обволакивают углы и острости, сглаживают шероховатости. После железки велосипед катит очень резво, рельеф здесь был плоский, будто не было за железкой холмов и углублений. Вот возникает чувство попадания в другую страну, когда турист выходит из самолёта, затем из аэропорта, садится в такси и оказывается уже в другой стране, с другим цветом листьев, неба и асфальта, за тысячи километров от дома. Только здесь нет этих тысяч, всего ничего-то. А ощущение такое есть, оно было навязчивым, его заметили все в группе, стали говорить тише. Слушали ветер, катили.

*

Туча налетает слева, когда они едут на север. Чёрное небо голубиного оттенка посмотрело сверху и накрыло. Рванул ветер и затих, тёплые мягкие ладошки воды шлёпнули по плечам, лицу, запястьям, рванули о землю, земля издала шум «жжжжж», шуршание-жужжание воды о землю, асфальт выпустил аромат пыли, животных, травы и камней. Вот уже лупит дождь и через несколько секунд замирает, туча становится бледной, исчезает. Резкий красно-золотистый луч солнца струной небесных арф с почти слышимым звоном гармоний прорезает лес и дорогу наискось.

– Красота невероятная! – подумал мальчик. Таня хмурилась, морщила всегда такое детское лицо. Она слышала нарастающий гул с другой стороны. Таня достала компас, стрелка покрутилась и замерла. Потом медленно поползла в сторону, потом рванула обратно. Что ж это такое-то! Ты слышишь? Таня сжала мальчику запястье. Рука стала холодной и мокрой, тело Тани пахнет водой, кожей, потом. Мальчик улыбается, сейчас он готовится увидеть и услышать что угодно.

Гул всё нарастал. Он был скорее ощутим кожей, он вибрировал где-то в костях, он нарастал не сбоку, не сверху и не снизу, он идёт из прошлого, вот он несётся, как поезд, откуда-то издалека. В горло входит страх. Ужас прибежал и сразу убежал. Что такого? Может быть, это гранитное производство? А вдруг это машина какая гранит рубит или сверлит. Роют землю? Таня сомневается. Едем! Едем. Друзей с ними было трое, Димон, Виталька и брат Тани Энджи. Девчонки не поехали, проспали. У женщин очень хорошая интуиция, – подумал мальчик. Может быть это суеверия, предубеждения, устаревшие штучки вроде тех, где говорится, что у мужчин логическое мышление, а у женщин только чувства. Из них двоих единицей чувственного накала стоил бы считать мальчика. Таня сохраняла постоянный лёгкий искристый лёд, а другую её мальчик и не знал.

*

Наверное, магнитные бури! Кто-то из друзей говорит это, щурясь в небо. Рассеянный свет заливает и от этого слепит почище прямого, от него было не спрятаться и отвернуться от солнца не помогает. Едем дальше. Мальчику хотелось пикник в лесу, первый в этом году. Пикник на обочине – по названию любимой в детстве книги. Это всё они, книги, влияют. На тягу к приключениям на свою задницу, а иногда и на чужую. На Танину, например. Мальчик в этот миг внезапно принимает решение. Когда приедем – я подкачу к ней. Когда это лучше сделать? В электричке по пути домой? Нет, лучше приехать и написать ей ночью. Или нет, лучше потом, например, на следующий день. Он твёрдо решает. Ну сколько же можно тянуть?

Трещин на старом асфальте становилось всё больше. Казалось, что они появляются прямо на глазах. Как много всего происходит, от чего все отмахиваются и что потом объясняют кое-чем другим – оптическими или звуковыми эффектами, грозой, погодой, настроением, состоянием здоровья, впечатлительностью… А тут трещины змеятся, асфальт растрескивается, растрескалось и небо – теперь странное гудение ощущали все участники группы. Небольшая дорога вывела на асфальт побольше и поровнее, настоящую олдовую автостраду, подзаброшенную, как из американских фильмов, где Техас. Ни одной машины за всё время! Ни мотоциклиста, ни скутера, ни людей на великах. На той стороне от железки было много народу на авто и мотоциклах. Нереальность зрелища требовала объяснений. Отсутствие людей с этой стороны мальчик объясняет тем, что основная толпа с той стороны – это туристы, которые приехали искупаться в красивых затопленных карьерах и посетить подводный музей, для которого нужны специальные гидрокостюмы. Здесь же не находится ничего примечательного, ни одного карьера не обозначено на карте, в конце концов, они с Таней не нашли. Другие участники ничего не смогли разузнать про эту часть пространства тоже, хотя искали и рыли в интернете. На карте зелень с полосками дорог и это всё. Какие-то посёлки, группа как раз находится между ними. Нужно только проехаться. Прокатиться. Присутствие в этом месте уже само по себе было приключением. Проехали жёлтый мост… Стоп. Мы же уже его проезжали? Или это был другой? Проезжаем жёлтый мостик. После чего гудение исчезает. Солнце начинает садиться, поэтому проводить эксперименты не хочется, но мальчик возвращается обратно метров на сто, гудение есть. Поехали дальше. Мальчик никому ничего не говорит. Только Тане километра через два. Таня будто не удивлена, а в ответ только её обыкновенный задумчивый искристый лёд.

– Мы же за этим здесь, ведь так? Слушай, мы сколько проехали? – Таня глядит на солнце. Оно едва сдвинулось с момента, когда они въехали на ту сторону от железки. Оно заходит, вот именно так оно заходит уже давно. Ребята должны были проехать уже километром 40, это по субъективным вычислением и высчитыванием всех участников группы. На часах сейчас около 18. Вечер. Какой-то замерший вечный затянувшийся вечер!

Тишина. Таня и мальчик едут вперёд. Фигурки друзей маячат сзади. По бокам дороги иногда встречаются указатели направления, сколько километров до какого города. Рекламные щиты. Всё было облезлым, странным, неуютным. Небо обрело неопределённый оттенок, белёсо-розоватый. Тени растворялись. Место без теней поглощало их маленькие двухколёсные фигурки. Друзья пропадают из виду и Таня с мальчиком заволновались. Их друзья катались быстро и круто, не то, что такие любители, как Таня и мальчик. Ребята должны были их уже давно нагнать, некоторое время Таня и мальчик едут совсем неспешно, едва покручивая педали, ждут. Марево на небе всё больше наплывает. Молочно белая дымка, не похожая на туман, но больше не с чем её и сравнить. Вечернее, такое бывает в августе, такое бывает в сентябре вечером, а сейчас стоял май. Таня достаёт смартфон и вызывает друзей по очереди, включила на громкую связь. Дима. Короткие гудки, потом обрыв, потом номер вне зоны. Виталик. То же самое. Анджей. Вообще никаких гудков. И снова, и снова, и снова. Мальчик достал смартфон. Он разряжен. Подзарядник оказался разряжен тоже. Сегодня весь день мальчик делал фотографии, выкладывал в инстанграм, отсылал маме, геолокация съела прилично заряда, он хотел записать в телефон трек и выложить на форум в интернете.

Давай вернёмся и поищем их? Свернуть они никуда не могли. Серьёзных и заметных ответвлений на дороге не было. Ничего такого, что бы бросилось в глаза. Таня и мальчик развернулись и покатили обратно. Через 4 км увидели глубокую грунтовку, уходящую на запад, её раньше тут не было. Как они умудрились её пропустить?

– Может они свернули туда?

– Ну и скажи мне, зачем им это делать? – Искали нас?

В тревоге и пыли они доезжают до того самого жёлтого моста, он будто стал ещё старше, обсыпался, ало-рудая ржавчина светится в молочной дымке и заходящем солнце вызывающе и тревожно красно.

– Что за?.. – мальчик не верит своим глазам! – Но не за этим ли ты сюда ехал? – мысли несутся, переплетаются разными голосами в красивую ментальную молекулу ДНК.

– Таня, что мы будем делать?

Сейчас ответ был очевиден, но мальчику хочется скрыть страх. Если бы ещё не то предчувствие, не эти странные звуки и странный свет! Ответ очевиден: едем дальше туда, куда и ехали в самом начале, до самого Малина, и делаем это быстро быстро быстро, как можно быстрее. Инстинкты стучат молотками изнутри. Таня предложила доехать до поворота, неизвестно откуда появившегося. И они доехали. Поворот был на месте. Только он был не один. Теперь это был перекрёсток. Другая такая же дорога длится с другой стороны трассы. А сама трасса будто бы шире и трещин на асфальте тут стало значительно больше. Когда байк едет по дороге, его прилично трясёт на выбоинах и трещинах. Списать на разыгравшуюся фантазию совсем не получается, от этого шевелятся мурашки под кожей и плавают всполохи перед глазами. Это страх. Воздух был вязким, почти ощутимым, везде было это лёгкое марево.

– В плохом фильме герои сейчас бы разделились и поехали в разные стороны, – думает мальчик. Снова внезапно накатывает и отпускает паника, стискивает горло изнутри, стискивает сосуды, сонные артерии. Мальчик сжал свои кулаки. В голове начинает звучать отсчёт, будто кто-то считал, от нуля и дальше.

– Мне страшно, – сказала Таня.

– Нам всё это просто кажется!

– Ну да, не нашёл ничего лучшего сказать!