Людочке ничего не оставалось, как играть по их правилам, потому что это было приятно. Что бы она ни делала, все равно оставалась прелестной девочкой. А это гораздо приятнее, чем изо дня в день слушать нотации и рассказы о других детях, которые красивее, умнее и талантливее. В присутствии Людочки Сальниковой не смели хвалить других детей. Понятно, что самая лучшая – дочь Первого! И случилось так, что Людочка постепенно стала забывать о том, что дядям и тетям нельзя верить. «Да, я знаю…» – говорила она себе. Но что именно знает, со временем как-то забылось. Тем более папу перевели в Москву, и он вновь пошел на повышение.
И тут-то пришлось Людочке Сальниковой вспомнить перевешенные в школе плакаты. Жизнь тоже была не без чувства юмора. Только она играла не плакатами, а эпохами, то бишь историческими формациями, и не перевешивала их туда-сюда, а просто убирала со сцены. Так, деревянный щит с коммунизмом исчез вовсе, а социализм засунули далеко-далеко на задворки, в пыльный чулан. А на самый верх, как единственно правильное, то, к чему надо стремиться, повесили гигантский плакат «Капитализм». И все эти банки, биржи, бесчисленные фирмы и фирмочки, консалтинговые компании и агентства недвижимости возникли так быстро, словно только и ждали удобного момента.
Папа Сальников, недолго думая, положил партбилет на стол. Чутье у него было звериное, он быстро понял: чтобы оставаться Первым, надо первым приватизировать то, что раньше было общественным. Его жена по-прежнему хотела вкусно кушать, а дочка заканчивала школу. И бывший коммунист пошел в народ, чтобы быть выдвинутым во власть, но уже на выборной основе. Так сказать, демократично, без принуждения. И сделал стремительную карьеру, но уже в новом качестве, реформатора.
В Людочкиной жизни ощутимых перемен не произошло, если не считать того, что она просто выросла. И кроме привычки есть лимоны с солью взяла с собой во взрослую жизнь и другую милую привычку: устраивать людям розыгрыши. Умерла белая болонка Манишка, да и импортные нейлоновые колготы перестали быть дефицитом. И если бы Людочка Сальникова знала, до чего иногда доводят милые розыгрыши, она задумалась бы о жизни всерьез.
2
– Тимка, будильник!
– Угу.
– Вставай, Тимка!
– Угу. А сама?
– Ты с краю. Немедленно вставай! Ну, Тимка!
Муж зевнул и нацелился на Людочку загадочным карим глазом. Она сразу поняла, что полупрозрачные кружева ночной сорочки не закрывают почти ничего. Кремовые розочки, сплетенные в хитрый узор, аппетитно красуются на белой сливочной коже. Полные ножки и складочки на животе надежно спрятаны в кружевной пене, зато соблазнительная грудь в глубоком вырезе такая, что… Ах!
– Не смотри на меня так! Мы на работу опаздываем!
– Да черт с ней, с работой!
– Тимка… нет…
Он все-таки прыгнул, гибкий, сильный, смуглый. Цепко схватил Людочку за плечи, развернул лицом к себе. Его губы попробовали на вкус сладость сливочной кожи. Людочка заглянула в загадочные, почти черные глаза и почувствовала, что задыхается. Она успела только жарко прошептать:
– Будильник, Тимка… Будильник…
…В офис они с мужем пришли позже всех. Подумаешь! Могли бы и вообще не приходить, но папа Сальников настаивал на том, чтобы Людочка каждый день бывала на работе.
– Ты должна трудиться, дочь! – внушал он ей и добавлял при этом: – Не забывай, что мой рейтинг зависит и от каждого члена семьи тоже.
Рейтинг, рейтинг! Это слово было для Людочки кислее, чем лимоны с солью. Пусть бы его молодая жена поддерживала этот проклятый рейтинг, каждое утро вставая по звонку будильника и отправляясь на работу! Тащилась бы по этим пробкам, задыхалась от бензиновых паров! Так нет же! Спит, зараза гладкая, сколько влезет, спихнув маленького ребенка няне. Только и знает, что СПА-салоны, да шопинг.
Людочка не уставала удивляться, с какой ловкостью и как быстро зараза-Варька обработала папу. Не прошло и года, как умерла Серафима Евгеньевна, болевшая сахарным диабетом, но так и не научившаяся отказывать себе во вкусной еде. В итоге инсулин, но потом и он перестал помогать, мама впала в кому и вскоре умерла. Как плакал на ее похоронах папа! Года не прошло, а он взял да и обвенчался с этой белобрысой стервой! Вы только представьте себе! Обвенчался! Да в былые времена в доме Первого секретаря горкома и слово «пасха» запрещалось произносить! Не то что праздновать! А теперь политики вип-приглашения в церковь получают! Как все меняется!
Людочка с первого взгляда на Варьку определила типичную хищницу. Акулу, прячущую два ряда острых белых зубов за приторной улыбкой. Какая там любовь! Ей нужны лишь папины деньги! Привилегии! Чтобы ехать по Рублевскому шоссе с мигалкой, презрительно глядя сквозь тонированное стекло на быдло. Ради этого Варька готова продать и тело, и душу, лишь бы на пальце был брюлик, при виде которого застонет вся Рублевка, а в гараже машина стоимостью триста тысяч евро, не меньше. Продажная тварь. Захватчица. Глядя в ледяные Варькины глаза ослепительно синего цвета, Людочка словно видела тех слащавых тетенек из своего детства, которые тянули нараспев:
– Ах, какая прелестная девочка!
Отношения с мачехой были на первый взгляд идеальными. Варвара осыпала Людочку комплиментами, в присутствии гостей нежно жала плечико, гладила по руке и с улыбкой говорила, что они прекрасно поладили. Что она нашептывала мужу за глаза в тишине огромной спальни, после жарких ласк, одному богу известно. Но дочь вскоре почувствовала, как переменился к ней отец.
Сама Людочка давно уже поумнела. Она прекрасно понимала, чем ей грозит его новый брак. Они с Варварой почти ровесницы, три года разницы, и только. Варвара чуть старше, но, учитывая Людочкину полноту и нежелание заниматься спортом, еще неизвестно, кто выглядит моложе. Отец невольно их сравнивает и потихоньку начинает прозревать. Варвара долго шарила рукой в брачной корзине, все прикидывала и выбирала, а вытащив счастливый лотерейный билет, решила получить по нему сполна. Все до копеечки, ни с кем не делясь и не вступая ни в какие благотворительные фонды. Все – себе. И она потихоньку начала плести интриги. Указывать мужу на Людочкины недостатки, главным образом, на лень.
Подтекст был понятен – все мне. Мне и моему ребенку.
Варькину жадность отмечал даже влюбленный в нее папа Сальников. Но он, бедняга, так дорожил своей репутацией, что просто разучился ходить налево. Его первая жена тяжело и долго болела, а он даже думать не смел завести любовницу. Так прошли годы. Умеренность и воздержание. Никаких плотских радостей. И вдруг – свобода! Очень вовремя подвернулась Варвара. Получив в свое законное распоряжение ее стройное, молодое тело, ожившую античную статую, не меньше, папа Сальников стал служить белокурой нимфе с таким рвением, что позабыл про все остальное. А когда у молодой жены родился долгожданный сын, Михаил Федорович урезал Людочкины расходы настолько, что любимая дочь взвыла:
– Это нечестно! Я тоже хочу хорошо жить!
– Тогда работай, – жестко сказал отец.
Втайне Людочка надеялась, что он любит ее больше, чем Варьку. Все-таки дочь, не синеглазая красавица акула, приплывшая неизвестно из каких глубоких вод. У Варьки явно темное прошлое, надо бы в нем покопаться. И про рейтинг нельзя забывать. Откуда у политика, радеющего за многострадальное отечество, деньги на бриллианты для молодой жены, которые даже Рублевку поражают своей ценой? В гардеробе у мадам Сальниковой столько шуб, что впору открывать меховой салон! А ее горничные щеголяют в платьях от Версаче, которые хозяйка, купив по бешеной цене, так ни разу и не надела! Предпочла прислуге подарить. Скромнее быть надо, летать хотя бы бизнесом, а не на частных самолетах, да и машину для супруги выбрать, как бы это сказать поделикатнее? Как-никак, борьба с коррупцией, и не такие головы летят. Но папа Сальников только вздыхал, увидев очередную покупку жены, и произносил всего лишь одно раскатистое слово:
– Вар-вар-варра!
И все. В его устах это звучало почти как ласка. В общем, говоря языком медицины: сошел с ума от любви.
Людочка и не сомневалась, что Варвара плетет против нее интриги. Нашептывает ночью мужу на ушко, что дочка-де уже взрослая, пора ее отправить на вольные хлеба. Хватит у отца на шее сидеть.
Но Людочка знала, что папа ее любит, из списка членов семьи депутата Госдумы Михаила Федоровича Сальникова ее, родную дочь, исключить невозможно. И из завещания тоже. И кормить ее папа просто обязан. Раньше надо было думать! Растил, как принцессу, позволял бездельничать до двадцати пяти лет, оплачивал наряды от-кутюр и заграничные вояжи, пусть сам теперь и выкручивается.
И папа Сальников выкрутился. Он купил дочери туристическую фирму и заставил ее самостоятельно зарабатывать деньги.
Туристическую, потому что до этого момента главным занятием Людочки кроме ногтей, которые она обожала красить, были путешествия по заграницам. Рассказать о тамошних отелях, бассейнах, ресторанах и барах она могла не по картинкам и не понаслышке, а руководствуясь собственным опытом и впечатлениями. Красочно и с подробностями. И посоветовать, где лучше и выгоднее отдыхать, могла тоже. А уж кричать на сотрудников, топать ножкой и грозить расправой, – это у Людочки было в крови. От папы Сальникова. Она родилась начальником и даже не представляла, что с людьми можно разговаривать и по-другому.
Такая работа Людочке даже нравилась. Если бы еще не надо было так рано вставать! И мчаться сломя голову в гараж за машиной, чтобы в офис приехать хотя бы к полудню. Город с раннего утра стоял в пробках, а в метро она бы не спустилась даже под страхом смертной казни. Она, конечно, слышала, что метро в Москве есть. Но ей всегда казалось, что это синоним ада. Или ад на Земле. Там лишь немыслимые страдания и как итог – испорченная одежда от всемирно известных брендов и отдавленные ноги.
В общем, дорога на работу была пыткой. Людочка даже не представляла себе, что придет день, и она будет делать это с удовольствием: вскакивать по звонку будильника, наспех пить кофе, мчаться в гараж за машиной, томиться в пробках. Все – с улыбкой. В предвкушении. Вплоть до того дня, когда человек, во имя которого совершается сей ежедневный подвиг, не проснется в ее постели.
Одним прекрасным солнечным утром, а точнее, в полдень – раньше Людмила Михайловна собеседований не назначала – в ее белоснежном, евроотремонтированном офисе появился Тимур Муратов. Он пришел устраиваться на работу.
В первый момент Сальникова лишь тихонько вздохнула:
– Это самое прекрасное, что я видела в жизни!
Она даже думать не смела, что этот шедевр, сотворенный природой, может принадлежать ей. Она могла только смотреть и восхищаться. Молча. Разумеется, Тимур сразу получил работу. Они беседовали минут пять, причем говорил он, а она краснела. Хотя раньше Людочка не отличалась застенчивостью, но тут вдруг пробрало! Это была любовь с первого взгляда! Похожая на удар молнии, стремительная и испепеляющая. В один день Людочкино сердце вспыхнуло и сгорело, и возродить его из пепла мог только Тимур. Она даже заболела от любовной тоски, но исправно продолжала ходить на работу.
От мужчин-сотрудников Тимура выгодно отличали, во-первых, сдержанность, во-вторых, начитанность, в-третьих, уважительное отношение к женщине. Людочка ни разу не видела, чтобы он с кем-то заигрывал, ущипнул бы девушку за мягкое место, просто подмигнул развязно. И уж тем более не слышала, чтобы Тимур ругался матом. В присутствии женщины – никогда! Это был Бог, хоть и на службе у людей, но ни на секунду не забывавший о своем божественном происхождении.
Тимур Муратов родился где-то в степи, на безымянном полустанке, и там его мать в течение суток пыталась оправиться от преждевременных родов. Она была наполовину русской, наполовину казашкой, про отца Тимур никогда не вспоминал, скорее всего, его и не было. То есть фактически он был в момент зачатия, но сразу после этого исчез в неизвестном направлении. Во внешности Тимура, которая и в самом деле была выдающейся, в результате смешения многих кровей причудливо переплелись экзотика востока и европейская утонченность. Не обошлось и без горцев, иначе откуда бы у нищего парня взялись такая царская гордость и сановная сдержанность? Словно у орла, сидящего на вершине горы и созерцающего свои владения. У Тимура были жесткие черные волосы и миндалевидные карие глаза. Но овал лица европейский, нос прямой, без горбинки, губы литые, похожие на лук с натянутой тетивой, на высоких скулах – густой румянец, словно глубокие тени залегли, что лишь подчеркивало восточный разрез глаз. Он был тонким, гибким и очень сильным, с точными движениями и незаметной, но развитой мускулатурой. Его глаза Людочка называла загадочными.
В самом деле, что можно понять, заглянув в очи, где зрачок почти сливается с темной радужной оболочкой? Попытаться с точностью определить цвет, достигнуть дна, которое все время отступает под твоим взглядом, отчаянно грести, чтобы выплыть, и все равно утонуть, потому что, не делая ни малейшего движения навстречу, тебя затягивает вглубь какая-то тайная, слепая сила.
Выплыть Людочка не смогла. Она влюбилась в Тимура всерьез и некоторое время молча страдала. Но папа Сальников разъяснил, что у всякого произведения искусства, даже у шедевра, есть своя цена. Его дочь оскорбилась, но все же сделала Тимуру намек, что он ей интересен. Через месяц Тимур Муратов признался Людочке в пламенной любви.
Людочка ему поверила, как верила когда-то в то, что она прелестная девочка. Сначала подыгрывая, потом всерьез, потому что игра становилась все интереснее. В самом деле, а почему бы Тимке ее не любить? Хорошо бы, конечно, сесть на диету и сбросить килограммов пять. А лучше семь. Или даже десять. Но как же кушать хочется! Особенно вечером, когда нельзя, не рекомендуется. Ну и пусть!
Хорошо бы переменить прическу. Но так жаль расставаться с каштановыми кудряшками! Как в детстве, до плеч, с челочкой. Ну и пусть! Она же Людочка. Лю-доч-ка. Прелестная девочка. Серые глазки, аккуратный маленький носик, губы сердечком. Пусть взрослеют те, у кого жизнь тяжелая. Кому не досталось ни такого отца, ни такого мужа. Потому что битву за Тимура Муратова Людочка у папы выиграла, хотя и с большим трудом.
Как ни странно, но помогла в этом ей мачеха. Такая жадина, а включить в семейный бюджет еще и Тимура не поскупилась. После роскошного ужина в загородной резиденции Сальниковых, раскинув античное тело в шезлонге возле бассейна с голубой водой и разглядев как следует жениха своей падчерицы, разгуливающего рядом в обтягивающих плавках, синеглазая акула вдруг капризно протянула:
– Ка-акой интересный мужчина! Мишунчик, вокруг тебя должно быть как можно больше красивых людей. Твой рейтинг…
Почему-то при слове «рейтинг» мачеха посмотрела на стройного смуглого красавца, точнее на то, что так выразительно было обтянуто мокрыми плавками. И выдающийся политик погрозил молодой жене пальцем: