– Ну, слава Богу! – говорит он с облегчением. – Ты почему убежала? Больше никогда так не делай!
– Пап! А тебя вправду Зем привел? – спрашивает Дашка.
– Ну, конечно! Кто же еще? – говорит отец, здороваясь с Сергеевной. Они разговаривают, но недолго. Времени уже много, и надо спешить.
Как они дошли до избушки лесника, что делали и как возвращались домой, Дашка не запомнила, – очень уж она устала. Но когда ее уложили спать, и она закрыла глаза, перед ней долго мелькали листья земляники, какая-то трава и ветви елей и сосен. Потом откуда-то появился Зем; пролетели, тяжело хлопая крыльями, тетёрки; мелькнуло улыбающееся лицо Сергеевны… А потом она крепко-крепко уснула…
Полудница
– Куда это ты собралась, Дашенька? – спросила бабушка, столкнувшись с Дашкой у двери в огород.
– На черемуху, бабушка! Она поспела уже!
– Так уж солнце высоко. Жара такая! Полдень, а ты – в огород! Хочешь, чтобы голову напекло? В полдень отдыхать надо.
– Не напечет!
– А про Полудницу забыла? Охота, чтобы она заманила тебя куда-нито?
– Не заманит! Я как засвищу… Ой! Крикну… Она испугается!
– А! Дед тебе свисток для этого делал? Вот я ему, старому! – рассердилась бабушка. – Ну-ка, домой беги, кому сказано!
– Ну, бабушка! Ну, пожалуйста! – заканючила Дашка. – Да и нет ее вовсе, этой Полудницы! – Выдумки это одни, – так папа сказал!
– Ах, какая ты умная стала! С бабушкой споришь. Выдумки! А не я ли Маняшу из воды вытаскивала, когда ее Полудница заманила?
– Как это – заманила?
– А вот пойдем-ка, я расскажу! – бабушка взяла Дашку за руку и повела в избу.
Там было тихо и чисто. Тикали часы-ходики, блестел самовар на столе, белели оконные занавески. В открытое окно веяло прохладой, потому что липы за окнами давали густую тень. Бабушка села к столу и налила квасу себе и Дашке. Рассказывать она явно не торопилась.
– Бабушка! Ты ж рассказать хотела про Маняшу и про Полудницу…
– Так ты же в Полудницу не веришь!
– Верю, верю! Ты рассказывай!
– Ну, слушай! – бабушка отставила чашку. – Полудница – это девка такая… Вроде русалки. Только русалки в речке али в озере живут, а полудницы – в полях да в огородах. Ране-то все про них знали. А вы растете, как слепыши, одно кино да книжки на уме… Вот слушай, что у нас в Хмелёвке было: пошла раз соседка наша, Стеша, рожь жать, да в самую жару, в полдень, одна в поле и осталась…
***
Хмелевка – маленькая деревушка, в которой родилась и выросла бабушка. Она стоит себе одна-одинешенька у небольшой горы, заросшей мелким ельником и вересом. Из горы бьют холодные и прозрачные ключи. Летом там поспевает земляника, в изобилии растут рыжики. Под горой течет маленькая речка – Хмелевочка. Изба, в которой родилась бабушка, еще очень крепкая, хоть ужасно старая. Дашка гостила в Хмелевке прошлым летом и подружилась там с Таней и Славиком, своими троюродными братом и сестрой, почти ее одногодками.
Маняша – тоже ее сестра, но двоюродная. Она взрослая, живет с родителями в городе и учится на врача. Когда она приезжает в гости к деду и бабушке, то страшно важничает, потому, что считает себя ужасно умной. Она уж точно ни в какую Полудницу не поверит…
***
– Даша! Ты меня слушаешь? – спрашивает бабушка, заметив, что внучка отвлеклась.
– А? Да, я слушаю. Ты рассказывай!
– Ну, вот! Пить она захотела, Стеша-то, и пошла к меже квасу испить. У нее там баклажка стояла. Вдруг видит: девка какая-то идет! Баская, высокая. Волосы распущенные, длинные – ниже пояса, и золотятся, что твоя рожь… А лик-от у ей так и горит, так и светится. Подошла она и говорит:
– Дай-ка и мне, бабонька, напиться!
Стеша ей баклажку-то и подала. А она взяла, да как хватит о земь, – квас разлился весь. А девка оборотилась да исчезла, как не бывало вовсе! Хотела Стеша посмотреть, куда она девалася, а голову поворотить не может…
– Ну, бабушка, ты обещала про Полудницу и Маняшу, а сама про какую-то девку рассказываешь…
– Так это ж и была Полудница, глупая! Стеша потом долго шею не могла повернуть, так она ей голову завертела. Ладно, хоть до смерти не защекотала!
– А про Маняшу когда?
– Про Маняшу? Ну, ладно. Слушай про Маняшу. Это она сейчас у нас такая важная да умная, а маленькой была озорная, непослушная, вот как ты. А мы с дедом ее шибко любели, ведь первая она у нас внучка-то…
Бабушка задумалась, замолчала, очевидно, вспоминая Маняшины шалости.
– Бабушка, дальше рассказывай! Как все было?
– А? Да как? Раиса-то, мать ее, во дворе работала, Маняша тут же крутилась. Не усмотрела она, – Маняша и убеги в огород. Да в самый полдень, вот как ты сегодня. А там, в огороде-то, Полудница ходила, горох стерегла. Увидала она Маняшу и заманила к яме, что под ивами, из которой мы воду для полива берем… Хватилась Раиса – нету ребенка! Она – туда, сюда – нет нигде. Мы с дедом тоже бросились Манечку искать. Я в огород выскочила. Гляжу – нет ребенка! Я к яме побежала – вот как сердце чуяло! Смотрю, а Манечкины волосенки, светлые, вот как у тебя сейчас, да длинные, по воде плывут. Саму-то ее и не видно вовсе. Яма-то ведь глубокая! Как я это увидела, прыгнула в воду, нырнула и под водой шарю, ищу. Насилу нашла! Вынырнула и Маняшу вытащила. А тут дед подоспел, помог нам выбраться. Насилу мы ее откачали… Ладно, жива Манечка осталась.
– Бабушка, как хорошо, что ты плаваешь!
– Плаваю? Нет, я плавать совсем не умела и не умею. На нашей Хмелевочке где ж научишься? Ее курица вброд перейдет.
– А как же ты не побоялась тогда в яму прыгнуть?
– Так бояться-то некогда было… Я и не думала об этом, бояться-то…
Бабушка замолчала. Ее смугловатое лицо немного побледнело… Дашка хотела, было, снова спросить про Полудницу, но открылась дверь, и вошел дед. Он мельком взглянул на Дашку и улыбнулся:
– Что это тебе бабушка бает?
– Про Полудницу, деда, и про Маняшу.
– Вот-вот, Иван! Ты ей свисток-от сделал, а она в огород с им отправилась. Одна. Долго ли до беды, как с Маняшей?
– Ну, Дашутка у нас уже большая. Она к воде не полезет. Правда?
– Правда, деда! – как-то не очень уверенно ответила Дашка.
– Я скажу твоему отцу, пусть тебя плавать научит.
– Я и так уже почти умею. По-собачьи.
– Это тебя Верный научил, не иначе! – хмурясь, сказала бабушка. – Дело ли девчонке с собакой бегать день-деньской? Ты ведь не мальчишка. Вот я матери твоей пожалуюсь!