Шоковая терапия

– Я думала, ты знаешь, – бездарно разыграла искреннее изумление мать моего экс-бойфренда, – Тема встречается с Радмилой уже почти четыре месяца, и у них всё складывается очень серьезно. Представляешь, они познакомились в онлайн-игре! Я всегда ругала Тему за то, что он постоянно торчит за компьютером и никуда не ходит, но, оказывается, я просто отстала от жизни, и нынешней молодежи даже из дома выходить не нужно, чтобы найти свою вторую половинку. Радочка –чудесная девочка, ей всего девятнадцать, но она большая умница, и родители у нее –уважаемые люди: у папы своя фирма по производству брусчатки, а мама – заведующая сектором ЖКХ в городской администрации. Дай-то бог, чтобы у детей всё сложилось, я так на это надеюсь!

–Ну еще бы! – снова не сдержалась я, прекрасно понимая, что Юлия Петровна спит и видит, как бы породниться со сладкой парочкой предпринимателя и чиновницы, наверняка уже не раз прокрутившей бюджетные средства в семейном бизнесе и не собирающейся останавливаться на достигнутом. А я, наивная душа, всё недоумевала, с чего это наши коммунальщики так рьяно начали облагораживать парки, не считаясь ни с погодой, ни с затратами, ни с возмущением экологов, активно выступающих против массовой вырубки зеленых насаждений и превращения цветущих скверов в подобие солдатского плаца, вымощенного пресловутой брусчаткой. Значит, вот оно где «собака порылась»!

–Я понимаю, что тебе может быть больно это слышать, – с фальшивым сочувствием пропела моя несостоявшаяся свекровь, – но ты ведь знаешь, я много сделала для того, чтобы спасти ваши с Темой отношения… Но ты была права, когда сказала, что разбитую вазу заново не склеишь.

–Юлия Петровна, хотите верьте, хотите нет, но я желаю Артему только счастья с его девушкой, – без малейшего лукавства поведала я, – и не в моих планах чинить вашему сыну препоны и каким-то образом препятствовать развитию отношений с Радой, но у нас с Артемом была договоренность, которую он не выполнил, и я бы хотела узнать, почему.

–Видимо, у него имелись на то свои причины, – бескомпромиссно отчеканила Юлия Петровна, – на месте Радочки мне бы не понравилось, что мой молодой человек продолжает общаться со своей бывшей.

–Ну, во-первых, я про эту вашу Радочку, как говорится, до сего момента ни сном, ни духом, – напомнила я, – вчера Артем что-то плел про ночной рейд, а сегодня вообще пропал с радаров. Согласитесь, настоящие мужчины не поступают так даже со своими бывшими?

–А приличные девушки разве просят денег у того, с кем они давно расстались? – ехидно парировала Юлия Петровна, – как только у тебя хватило наглости обратиться к Теме? Он сутками работал, чтобы купить Радочке подарок, не ел, не спал, не отдыхал, а тут ты нарисовалась. Нормально это?

–До разговора с вами я думала, что вполне, – честно призналась я, – но теперь готова в корне пересмотреть свою позицию. Простите за беспокойство, Юлия Петровна, больше вы обо мне не услышите. Увы, я была гораздо лучшего мнения о вашем сыне. Мне жаль, что вы не научили его прямо отказывать. Игнорировать мои звонки и прятаться за маминой юбкой – гадко и недостойно. Прощайте и…пламенный привет Артему и Радочке.

Следующие несколько минут после завершения телефонной беседы я пребывала в шоковом состоянии и буквально тряслась в приступе ярости, не в силах справиться с обуявшим меня негодованием. Невзирая на крепкий ночной мороз, злость на экс-бойфренда сжигала меня изнутри я бы не удивилась, если бы вместо облачка пара изо рта у меня вырвался обжигающий сноп пламени. Я ощущала себя в чешуйчатой шкуре огнедышащего дракона, готового испепелить любого, кто неосторожно встанет на его пути, однако, вскоре здравый смысл победил эмоции, и я вновь обрела способность относительно трезво рассуждать. Впрочем, менее омерзительным текущий расклад от этого абсолютно не стал. Это ж до чего надо докатиться, чтобы подложить мне такую жирную свинью? Ну, нашел ты себе юную дочку состоятельных родителей, вперед и с песней, мне-то какая разница? Ну, решили вы с досточтимой маменькой устроить римейк «Женитьбы Бальзаминова», опять же, милости просим! Но какого ж лешего ты морочишь мне голову и с легкостью раздаешь заведомо невыполнимые обещания, когда я тебе открытым текстом объяснила: для меня эти жалкие три тысячи- вопрос жизни и смерти? Как это вообще назвать цензурными словами? Неужели так сложно было не вселять в меня напрасных ожиданий, вынуждая всё утро лихорадочно набирать один и тот же номер, а затем и вовсе фактически толкнув меня на преступление? Да если бы я знала, что идея одолжить деньги у Артема изначально дурно попахивала, разве я стала бы сидеть сложа руки? Я бы в лепешку расшиблась, но нашла другого кредитора и сейчас не нарезала бы в панике круги по двору в попытке утрамбовать в голове весь этот кошмар! И почему я постоянно ошибаюсь в людях? Столько лет с Артемом под одной крышей прожили, пора бы уже насквозь его видеть, ан, нет, привычку безоглядно доверять ему я в себе так и не вытравила.

Учитывая, что на дворе стоял далеко не март месяц, наряду с руками у меня вскоре закоченели и ноги, и я поняла, что с прогулками под луной нужно закругляться, если, я конечно, не рассматриваю перспективу слечь в больницу с воспалением легких. Но заходить домой я тем не менее не спешила: несподручно решать финансовые проблемы в присутствии родителей и подло обокраденной сестрички, лучше уж я поговорю по телефону в подъезде, чем навлеку на себя подозрения.

Вы можете себе вообразить ситуацию, чтобы из пяти абонентов ни у одного не нашлось для меня трех тысяч? Да, кризис, да, новогодние праздники на носу, но я же не миллион прошу? Только одна сама без работы, у другой ребенка на операцию кладут, третий в запое, четвертый увяз в кредитах, а пятая даже причину отказа озвучить не удосужилась. Я обреченно пролистывала список контактов и чуть не плакала от безысходности. Всех знакомых по стройке и курсам переквалификации я уже обзвонила, одноклассники-однокурсники вообще не в счет, они уже и толком не помнят, как меня звать, не то что деньги занимать, родственников нет, остались только коллеги по работе в университете, те самые, которые выжили меня из методического отдела и отдали на заклание, когда началось сокращение штатов. Формально я ни с кем из этих змеюк вроде бы и не ссорилась, ушла я также тихо, как и пришла, а горькой обиды в моих глазах скорее всего никто и не заметил. Придется смирить гордыню и, скрепя сердце, попытать счастья в этом осином гнезде, иначе не избежать мне грандиозного позора.

–Марта? Суханова? – удивилась Вероника, старший методист, не попавшая под раздачу благодаря не столько выдающимся профессиональным качествам, сколько дальнему родству с проректором, – а мы с девчонками тебя недавно вспоминали. Ты сейчас вообще где? Катька Никольская рассказывала, что видела тебя в соцзащите… Всё так плохо, или ей это по пьяной лавочке померещилось?

–Нет, я на самом деле стою на бирже труда, – с избытком подбросила Веронике пищи для злословия я, – с работой сейчас сложно, я использую любые шансы. А как у вас? Больше сокращений не было?

–Слухи ходят, но пока бог миловал, – коротко описала обстановку Вероника, – Марта, я понимаю, что ты насчет вакансий хочешь спросить, но обрадовать мне тебя нечем. Все за свои места держатся мертвой хваткой, даже бабка Рушникова сверхурочно выходит, а Катюха всю неделю в рот капли не берет, чтобы на работе не спалиться. На выходных, конечно, квасит, но в будние дни теперь ни-ни.

–Да я вообще-то по другому вопросу звоню, – волевым усилием выдавила я, задыхаясь от презрения к самой себе, – Верунь, выручай, займи три штуки до конца недели, очень надо.

–А что случилось? – даже на расстоянии я в красках представила, как по круглому, словно очерченному под циркуль, лицу Вероники разливается неуемное любопытство. Ладно, пусть методический отдел получит тему для обсуждения, а я – свою порцию унижения. Переживу, бывало и хуже.

–Немного не рассчитала деньги, – издала тяжелый, как поддон кирпичей, вздох я, – не хватает ровно трех тысяч для погашения кредита, а срок поджимает. Если завтра не внесу ежемесячный платеж, начислят пеню, ну и всё такое, сама знаешь. Вера, у меня зарплата через пару дней, я сразу отдам.

–Ну, можно, в принципе, – протянула Вероника, и у меня отлегло от сердца. Хотя в том, что свободные средства у моей бывшей коллеги имелись, я не сомневалась: работа в методотделе являлась для нее в большей мере возможностью доказать обеспечивающему семью мужу собственную значимость. Веронике нравилось строить из себя независимую женщину, хотя всем вокруг было великолепно известно, что ее оклад не покрывает даже затрат на косметику.

–Спасибо, Верунь, – воспрянула духом я, – если я рано утром к тебе подскочу, нормально? Не разбужу?

–Да не за что, – снисходительно усмехнулась Вероника, – только ты в универ подъезжай, ладно, я там с восьми буду. Послезавтра комиссию ждем, вот и выгнали весь отдел на работу в воскресенье. Домой лучше не надо, муж не одобряет, когда я кому-то занимаю…

–Как удобно тебе, – я закусила губу, но выдвигать условий не стала. Хочет организовать развлекательное шоу для всего отдела – на здоровье. В конце концов еще классик утверждал, что бедность – не порок, стыдиться мне нечего. Я не виновата, что правительство довело страну до ручки, девальвировало национальную валюту и вышвырнуло на улицу тысячи людей? Я была хорошим сотрудником, и любому здравомыслящему человеку очевидно, что сократили меня совершенно несправедливо, а, следовательно, стыдиться надо тем, кого спасла мохнатая лапа в руководстве вуза.

–Тогда договорились, – подвела итог Вероника, – жду тебя на турникете около восьми. Как раз с девчонками увидишься, хоть на бегу, но поболтаем.

–С преогромным удовольствием, – невнятно пробормотала я, – еще раз спасибо, пока!

Я знала, что в это самое мгновение Вероника уже обзванивает весь курятник, чтобы ни одна из клуш не опоздала к назначенному времени. Утром бывшие коллеги обступят меня со всех сторон и примутся наперебой кудахтать, как жестоко со мной обошлась судьба. Обязательно спросят, почему я не обращусь за помощью к своему парню, а, услышав, что мы с Артемом больше не живем вместе, дружно захлопают крыльями и начнут выпытывать, что послужило причиной расставания. Ну и пусть квохчут сколько угодно, настанет и на моей улице праздник, они еще будут от зависти умирать, когда я выложу в соцсети фотографии с горнолыжного курорта в Австрийских Альпах.

–Где тебя носит? – с порога накинулась на меня Илона, – мы с мамой уже заколебались посуду мыть.

–Особенно ты, бедная, перетрудилась, – огрызнулась я, – смотри, выйдешь замуж за своего Джафара, будешь с утра до вечера кастрюлями греметь.

–Ш-ш-ш, тихо! – молниеносно зажала мне рот сестричка, – отец может услышать.

–Ладно, молчу, – примирительно кивнула я, – только шила в мешке всё равно не утаишь.

–Без сопливых гололед, сама разберусь, – отмахнулась Илона, – иди на кухню, там мама зашивается, Доволен твой Игон?

–Вполне, за исключением твоих воплей «You must drink!» которые звучали примерно также угрожающе и зловеще, как «You must die!» – фыркнула я, расстегивая молнию на пуховике, – а ты, кстати, знаешь, что в исламе алкоголь находится под строжайшим запретом? Или ты, что называется, перед смертью не надышишься?

–Успокойся, блин, уже! – ультимативно потребовала сестренка, – не так уж много я и выпила, совсем чуть-чуть, для настроения. Мужчины любят веселых женщин с небольшими милыми недостатками, а не всех из себя правильных училок вроде тебя. Прими на заметку, а то Игон быстро сбежит от тебя к кому-нибудь попроще!

–На это раз уже я попрошу тебя не лезть в мои отношения, – отбила подачу я, – вы со стола все убрали?

–Осталось только скатерть снять, спроси у мамы, куда ее положить – моментально потеряла интерес к предмету разговора Илона и мрачным шепотом предупредила, – и держи язык за зубами насчет Джафара, поняла? Я сама подготовлю родителей, нечего им все сразу вываливать.

ГЛАВА XXI

На другой день ровно без четверти восемь я, как штык, стояла на университетской проходной, и толком не знала, так ли уж сильно я сожалею о том, что мне больше никто не принуждает тратить свои законные выходные на бесполезное бумагомарательство в преддверии очередной министерской проверки. С одной стороны, сокращение повергло меня в бездонную пучину нищеты, где я и поныне отчаянно барахталась в поисках источника к существованию, а с другой – я вырвалась из бюрократического плена, освободилась от оков подхалимства, а заодно избавилась от ежедневной необходимости поглубже забиваться в дальний угол, чтобы до моих несчастных ушей долетал минимальный процент непрерывных обсуждений чужих мужей. Да, мне было очень плохо без стабильной работы с невысоким, но регулярно выплачиваемым окладом, однако, при этом я замечательно себя чувствовала вдали от склочного коллектива и процветающего лизоблюдства. Не находись я сейчас в настолько тяжелых жизненных обстоятельствах, ноги бы моей в этой клоаке не было, однако, иного варианта поправить крайне шаткое материальное положение я при всем желании не видела.

На мою удачу, сотрудником я была до такой степени неприметным, что львиная доля пробегающих мимо бывших коллег элементарно не узнавала меня в лицо: ну стоит себе и стоит у турникета какая-то мымра в бесформенном пуховике, мало ли кто, может, вообще заочница пришла хвосты подтягивать. Думаю, если поймать на ходу первого встречного и спросить, помнит ли он Марту Суханову из методического, положительный ответ дали бы лишь те, кто сидел со мной в одном кабинете: все прочие вузовские работники никогда особо не задавались вопросом, как зовут ту серую мышку, которая вечно шебуршится в своей норке, с головой утонув в учебной документации.

Зато Веронику Маленкову прямо, как ту Любочку из стихотворения Агнии Барто, в университете знали все. Благодаря родственным связям Вероника была вхожа непосредственно в ректорат и получала информацию непосредственно из первых уст: грядущие нововведения в образовательном процессе, точная дата перечисления зарплаты, прибытие комиссии из столицы – старший методист губкой впитывала стратегические данные и охотно делилась ими за чашечкой чая, поэтому за право отобедать с ней за одним столом иногда разворачивались настоящие баталии. Я в подобных сражениях участия никогда не принимала, однако, все равно пользовалась определенными привилегиями: Вероника была патологически ленива, а должность старшего методиста предполагала внушительный объем работы, и в роли палочки-выручалочки выступала как раз ваша покорная слуга. Когда начальница начинала истошно вопить о срыве плана, а отлично понимающая, что над ней не капает, Вероника лишь театрально закатывала глаза, я молча брала папки и скрупулезно сверяла учебную нагрузку. Доброго слова, а тем более заслуженной премии, мне отродясь не перепадало, но шишки на отдел, естественно, не сыпались, так как все задания в итоге сдавались в срок. Мой вклад в общее дело Вероника не то, чтобы ценила, но во всяком случае, осознавала, и даже искренне расстроилась моему уходу. Уверена, что у нее имелась реальная возможность вступиться за меня перед проректором, но Вероника предпочла лишний раз не напрягаться, с таким уж кредо она шествовала по жизни.