Берега мечты. Том I

ГЛАВА III

Лично для меня по сей день оставалось загадкой, почему события той роковой ночи не сподвигли меня броситься с моста, наглотаться таблеток или на худой конец учинить жестокую расправу над обоими предателями разом, от души исполосовав ногтями их физиономии. Как ни в чем не бывало, я вернулась в отчий дом, перебросилась парой слов с родителями, а затем целенаправленно уединилась в спальне в расчете, что уж теперь-то я вдоволь наревусь, однако, так и не проронила ни слезинки, будто меня внезапно полностью покинула способность испытывать эмоции, и сложная палитра человеческих переживаний временно стала мне недоступна. Внутри меня образовался звенящий вакуум, я превратилась в бесчувственного робота, с каменным выражением застывшего лица мерящего шагами комнату и скрупулезно прорабатывающего программу действий на завтра. Наверняка, отец с мамой были уверены, что меня накрыло предсвадебным мандражом и не видели в моем ночном шараханье по квартире ничего из ряда вон выходящего, однако, им было невдомек, каким образом я на самом деле провела последние часы своей незамужней жизни.

Несмотря на то, что до утра мне не удалось сомкнуть глаз, рассвет я встретила без малейших признаков сонливости и в начале восьмого уже выходила из подъезда. Почти за месяц до торжества я заключила договоренность с одним из салонов красоты и внесла внушительную сумму предоплаты за обширный спектр косметическо-парикмахерских услуг, дабы волшебные руки тамошних мастеров сделали из меня прекрасную принцессу, но в назначенный час так и не явилась на запланированное таинство перевоплощения. Не дождались меня также ближайшие члены семьи и прочие собравшиеся на выкуп невесты родственники, но в наиболее неловком положении оказался прибывший в компании друзей жених, которого я фактически выставила на посмешище. Несомненно, мне было жаль едва не сгоревших от стыда родителей и страшно неудобно перед приехавшими издалека гостями, в другой ситуации меня бы уже загрызли муки совести, но массовая атрофия эмоциональной сферы не позволяла мне в должной мере осознавать масштабы последствий устроенного мною побега. Я действовала на голом автопилоте, не впадая в истерику и не отвлекаясь на рефлексию, меня совершенно не заботила реакция окружающих, я была безжалостна и равнодушна даже по отношению к тем, кто искренне желал мне добра, хотя, если не грешить против истины, в числе приглашенных на свадьбу гостей именно такие люди составляли абсолютное большинство. Это могло быть чудесное, теплое, веселое застолье со множеством забавных конкурсов, цветистыми тостами за счастье молодых и нескончаемой серией поцелуев под залихватские выкрики «Горько!», но я четко понимала, что отныне мне нет места за праздничным столом, а мое подвенечное платье пригодится более удачливой невесте. Уверена, мама первой забила тревогу и даже порывалась обратиться в полицию, но я рассчитывала, что Ален найдет в себе силы рассказать ей неприглядную правду, а родители, в свою очередь, признают в своей дочери достаточно взрослого человека, имеющего право не только самостоятельно принимать решения, но и без объяснения причин сбегать со свадьбы, даже если со стороны мое спонтанное поведение и производит впечатление глупого ребячества.

Этот знаменательный день был расписан буквально по минутам. В целях экономии я сама составляла программу, и сейчас каждое мгновение значило для меня отдельный эпизод несбывшихся мечтаний. Полдень: красный и запыхавшийся жених успешно выполняет все задания в украшенном шуточными плакатами подъезде, преодолевает этаж за этажом, расстается с последними монетами и встречается с истомившейся в ожидании суженой. За нами приезжает арендованный лимузин, Кара помогает мне придержать подол платья при посадке, и вот мы с Аленом отправляемся на регистрацию и вскоре выходим из ЗАГСа мужем и женой. Три часа дня: мы катаемся по городу, пьем шампанское и регулярно просим водителя остановиться, чтобы запечатлеть свои сияющие от счастья лица на фоне стандартного набора столичных достопримечательностей. Половина шестого: мы подъезжаем к ресторану и под приветственные возгласы гостей занимаем место в банкетном зале. Гремит музыка, преподносятся подарки, ломятся столы, льется рекой вино, а тамада то и дело объявляет все новые конкурсы. Тут и кража туфельки, и снятие фаты, и традиционное повязывание платка, а также беспрестанные танцы до упаду и финальное бросание букета невесты в толпу визжащих девушек. Ровно в одиннадцать небо озаряется искрами грохочущего фейерверка, и усталые, но довольные молодожены отбывают в аэропорт, откуда самолет уносит их в двухнедельное свадебное путешествие на другой конец земного шара.

Медовый месяц за границей нам вскладчину подарили родители, и ни мне, ни Алену до последнего не полагалось знать, в какой стране мы будем наслаждаться синим морем и ласковым солнцем. Билеты приобретались в обстановке строжайшей секретности, визы открывались через турфирму, а наше участие в организации поездки свелось лишь к предоставлению паспортов. Даже чемодан я собирала наугад, руководствуясь лишь туманными намеками мамы, в ответ на любые вопросы выдающую две универсальные формулировки: «там будет жарко» и «всё включено». В итоге доверху набитый купальниками, легкими шифоновыми платьями и солнцезащитными кремами саквояж благополучно остался пылиться под кроватью, так как из дома я исчезла только с деньгами и документам, не рискнув вызвать ненужные подозрения утренним походом в парикмахерскую с дорожным кейсом наперевес. Под покровом ночи я бесшумно и незаметно открыла мамин секретер, без труда нашла упакованные в блестящую обертку путевки и под носом у мирно спящих родителей совершила «ограбление века». Принимая во внимание, как мне несказанно повезло, что билеты не отдали на хранение сватам, высшие силы, похоже, выступали на моей стороне, и я еще больше укрепилась в намерении обязательно воплотить свой замысел в явь.

Если бы мое разбитое сердце вмиг не окаменело после разоблачительного визита к Каролине, я бы несомненно удивилась, в каких дальних краях мне предстояло развеивать свою непреходящую тоску. Я могла сколько угодно строить догадки, кто и главное почему выбрал Пуэрто-Рико в качестве идеального места для первого совместного отдыха молодоженов, но данный выбор мне, безусловно, импонировал. Я подсознательно стремилась удалиться на максимально возможное расстояние от столицы и сопряженных с нею ассоциаций, а один только полет до Сан-Хуана со стыковкой в Чикаго в общей сложности занимал около суток. Райский уголок в Карибском бассейне привлекал меня не песчаными пляжами и вечным летом – мне всего лишь остро хотелось побыть наедине с собой, бесследно скрыться там, где меня не достанут по телефону родители, где до меня не доберется жаждущий прощения Ален, где никто и ничто не помешает мне разобраться в своих чувствах. Конечно, предаваться размышлениям, лежа в шезлонге под пальмой, было намного приятней, чем давиться рыданиями под аккомпанемент всеобщих причитаний над моей загубленной судьбой, но на тот момент я не отдавала отчета в своей эгоистичной мотивации. Мне было жизненно необходимо срочно сменить обстановку, но при этом я хорошо понимала, что поделись я, к примеру, с мамой, мне бы просто не дали спокойно улететь, причем уговаривать меня остаться начал бы коллективный разум во главе с несостоявшейся свекровью.

В семье будущего мужа меня беззаветно обожали. Родителям Алена нравилось во мне всё: ненавязчивая скромность, хозяйственность, трудолюбие, отсутствие меркантильности и завышенных требований в быту. Они встали бы грудью, чтобы не допустить нашего расставания и пошли бы на любые ухищрения, только я бы я вернулась к Алену, но меня повергали в ужас перспективы денно и нощно выслушивать их страстные мольбы простить незадачливого Казанову и начать жизнь с чистого листа. Я уже привыкла называть свекров мамой Олей и папой Димой, я успела полюбить этих милых, обаятельных и дружелюбных людей и даже нашла общий язык со своенравной Риткой-Маргариткой, семнадцатилетней сестренкой Алена, находящейся сейчас в разгаре юношеского максимализма и непрерывно воющей с родителями за право густо покрыть свое тело татуировками. Срывая свадьбу, я резала по живому, но ничто в этом мире не могло заставить меня поступить иначе: в обреченной решимости я жгла за собой мосты и равнодушно взирала, как сгорает мое объятое пламенем прошлое. Всё во мне одеревенело и покрылось толстой коркой защитной брони – да, я перестала испытывать боль, но вслед за ней сначала притупились, а потом и вовсе ушли все остальные чувства, включая родственные.

Я просидела весь день в терминале аэропорта, постоянно озираясь вокруг в страхе увидеть среди пассажиров своего жениха. Я не знала, как быстро мама обнаружит пропажу путевок, и лишь смела надеяться, что мне удастся беспрепятственно улететь из столицы, избежав при этом публичных драм. Несколько раз мной интересовалась служба безопасности, но я молча демонстрировала билет на ночной рейс, и меня оставляли в покое до следующей проверки. Периодически в мозгу вспыхивала мысль, что я ничего не ела с прошлого вечера, но потом я снова забывала о своих потребностях и до местного кафетерия в результате так и не дошла. Казалось, я вообще больше не нуждалась, ни в воде, ни в пище – погруженный в стазис организм до сих пор держался на внутренних ресурсах, но какая-то часть меня объективно сознавала, что такими темпами я рано или поздно свалюсь в обморок. В один из таких моментов здравомыслия я купила себе бутылку воды и осушила ее в несколько глотков, однако, на этом акте милосердия моя забота о бренном теле закончилась. Невидящим взглядом я сосредоточенно смотрела в одну точку, время незримо утекало сквозь пальцы, лица проносящихся мимо пассажиров постепенно слились в одно смазанное пятно, и когда объявили регистрацию, я долго не могла стряхнуть с себя оцепенение.

До вылета оставалось меньше часа. Как в бреду я прошла таможенные формальности, проигнорировала любопытство досматривающего меня сотрудника, который никак не мог взять в толк, почему я лечу в другое полушарие с одной дамской сумочкой в руках, и присоединилась к своим попутчикам в зале ожидания. Вот тогда меня и накрыло, хотя точнее будет сказать, отпустило. Броня подернулась сеткой мелких трещин, сердцебиение резко участилось, а затылок насквозь пронзила раскаленная игла. С протяжным стоном я схватилась за голову, прижалась пылающим лбом к стеклу и, глядя на взмывающие в воздух самолеты, в полной мере осознала, что за мной никто не придет, и обратного пути для меня больше нет, а я отдала бы полжизни, лишь бы мой жених сейчас ворвался в зал и силой выволок меня отсюда.

Целый день я провела, как на иголках, опасаясь, что Ален попробует предотвратить мое бегство, но в глубине души я на это надеялась. Я подспудно искала доказательств его любви, но он так и не отважился на безрассудство, и по всей видимости, запретил вмешиваться и своим, и моим родителям. Он отпустил меня без борьбы, и по логике вещей это было правильно, мне нужно было залечить раны, успокоиться, восстановиться после стресса, но разве отличие по-настоящему любящего человека не в том, что ему свойственно иногда поступать иррациональным образом? Если бы Ален примчался за мной, прилюдно упал на колени и поставил мне условие что, либо мы летим в Пуэрто-Рико вдвоем, либо остаемся, я бы переступила через гордость, я бы простила ему Кару, я бы честно постаралась склеить осколки, но он не пришел, а удерживающий меня от сумасшествия барьер был критически близок к разрушению. Сначала я лишь беззвучно всхлипывала, потом тихо плакала, но чем меньше времени оставалось до посадки, тем более громкими и отчаянными становились мои рыдания. Слезы застилали глаза, я не разбирала перед собой дороги, меня поддерживали под локоть какие-то сердобольные пассажирки, а я содрогалась в спазмах, и уже даже не рыдала, а завывала в голос. Меня кое-как завели по трапу на борт, стюардесса проверила мой талон, и с вышколенной улыбкой попросила занять место в бизнес-классе. Я на секунду представила, в какие долги влезли наши с Аленом семьи, чтобы оплатить путешествие по высшему разряду, и мне стало еще хуже.

Соседнее кресло ожидаемо пустовало. Я летела на медовый месяц одна, и внезапно мне со злой иронией подумалось, что я зря изощрялась в конспирации, и раз уж Ален добровольно отпустил меня восвояси, могла бы и взять с собой чемодан с летней одеждой. Крутой поворот мыслей в практическое русло сработал безотказно, я утерла слезы рукавом, шмыгнула носом и запоздало осмотрелась по сторонам. На входе бортпроводница раздавала пассажирам «бизнеса» фужеры с шампанским, и я поняла, что так и не воспользовалась щедростью авиакомпании. Алкоголь горячей волной разлился по всему телу и на голодный желудок моментально ударил в голову, мне ощутимо полегчало, и как только лайнер оторвался от земли, я немедленно потребовала добавки. Обслуживание в бизнес-классе было организовано на безупречном уровне, и на протяжение всего полета до Чикаго я или опустошала бар, или чутко спала, ненадолго проваливаясь в пьяный дурман. Так как дебоширить и отравлять жизнь попутчикам я вроде бы не пыталась, стюардесса приносила мне бокал за бокалом, и когда пришла пора выходить из самолета для пересадки на рейс до Сан-Хуана я не только едва стояла на ногах, но и была стопроцентно уверена, что вместо крови у меня по венам струится чистый спирт. Учитывая, что меня больше не бросало в истерику, а измена Алена, предательство Каролины и сорвавшаяся свадьба отныне казались чем-то далеким и незначительным, я с энтузиазмом продолжила возлияния, и за следующие пять часов полета безнадежно потеряла человеческий облик. Встретивший меня в аэропорту представитель турфирмы был, мягко говоря, изумлен невразумительно мычащей клиенткой, выползшей из терминала чуть ли не на четвереньках, но обязанности свои выполнил исправно и честно доставил меня в отель, после чего торжественно препроводил в зарезервированный номер для новобрачных, оставил визитку и, пожелав хорошего отдыха, поспешно отбыл по своим делам.

ГЛАВА IV

Атомная смесь джетлега и похмельного синдрома заставила меня безвылазно провести взаперти около суток, и даже на второй день своего нахождения в Пуэрто-Рико я с трудом ориентировалась в пространстве и времени. Жуткая мигрень, изматывающая тошнота, апатичная слабость во всем теле – я чувствовала себя настолько отвратительно, что никак не могла подняться с огромной кровати в форме сердца и стряхнуть на пол увядшие розовые лепестки, которыми заботливый персонал отеля обильно усыпал «брачное ложе». Вызывающая во мне далеко не самые приятные ощущения атрибутика любовного гнездышка чувствовалась здесь практически во всём, нельзя было ступить и шагу, чтобы случайно не наткнуться на цветы и свечи, а кружевной балдахин над кроватью и шелковое постельное белье лишь многократно подчеркивали смехотворную нелепость обстановки. Два дня подряд я принципиально не впускала к себе горничную, категорически отказывалась от включенного в стоимость проживания завтрака, и успешно превратила шикарный люкс в форменный свинарник, насквозь пропитанный алкогольными испарениями. Никогда ранее у меня не хватало фантазии предположить, что я способна влить в себя такие лошадиные дозы спиртного, изредка закусывая в избытке присутствующими в номере экзотическими фруктами. В первую очередь я приговорила всё имеющееся в баре шампанское, затем занялась напитками покрепче, в числе каковых к моему вящему изумлению обнаружилась бутылка настоящего рома «Бакарди». В сущности, мне было глубоко фиолетово, что пить и чем поддерживать состояние перманентного опьянения, но срубило меня именно от рома – на пути в ванную я внезапно рухнула посреди комнаты и мгновенно провалилась в беспамятство.

О дальнейшем развитии событий я узнала от гостиничного персонала, смущенно поведавшего мне, что подозрительная тишина в номере для молодоженов вынудила администратора нарушить неприкосновенность частной жизни. Сотрудники тщетно попытались привести мертвецки пьяную гостью в чувство, но я упорно не реагировала на внешние раздражители и продолжала храпеть под балдахином, бесконтрольно расшвыривая во сне засохшие розовые лепестки. В конце концов было принято решение позволить мне самостоятельно справиться с кризисом, но на всякий пожарный поставить в известность представителя турфирмы, почему-то воспринявшего мою личную драму чрезвычайно близко к сердцу и заявившегося меня проведать уже на следующий день. К тому времени горничная успела отчасти разгрести образовавшиеся в номере авгиевы конюшни, а я все-таки с горем пополам доплелась до ванной, смерила оценивающим взглядом исполинское джакузи с флаконами ароматной пены на полочках и решительно переступила через бортик.

Невзирая на адское головокружение, неотступно сопровождающее меня, начиная с момента пробуждения, я не только не утонула в ванне, но и буквально вернулась к жизни после сеанса гидромассажа. Все еще слабая и желто-зеленая, я укуталась в мягкий банный халат, обмотала влажную голову махровым полотенцем, медленно проковыляла через комнату, на ходу отметила, что помимо пустых бутылок и хаотично разбросанных огрызков фруктов, недавняя уборка заодно избавила номер от опостылевших букетов и канделябров, невероятно раздражавших меня одним своим видом, и осторожно опустилась в плетеное кресло. Впервые за три дня беспробудного накачивания алкоголем я испытала голод и уже намеревалась позвонить на ресепшн и выяснить, какие возможности предусмотрены для пропустивших утренний прием пищи постояльцев, но тут в дверь настойчиво постучали, и на пороге материализовался весьма корпулентного телосложения мужчина в просторной рубашке и ярко-желтых шортах, некрасиво обнажающих кривые, волосатые, но поразительно загорелые ноги, облаченные в легкие шлепанцы. На луноподобной лысине нежданного визитера поблескивала капельки выступившего пота, а круглое, мясистое лицо он регулярно вытирал платком, чем невольно натолкнул меня на мысль, что в номере с работающим кондиционером я до сих пор толком не ощутила жаркого дыхание тропиков, да и вообще понятия не имею, куда, к примеру, выходят мои окна.

– Добрый день, Рогнеда Алексеевна! – на чистейшем русском языке обратился ко мне посетитель, и до меня постепенно дошло, что из проживающих в Пуэрто-Рико соотечественников мной мог теоретически заинтересоваться лишь представитель турфирмы, внешности и тем более фамилии которого я по причине злоупотребления спиртосодержащими жидкостями в упор не помнила.

– Добрый! – откликнулась я, и сразу же почувствовала, как болезненно кольнуло в висках. Похоже, даже звук собственного голоса причинял мне сейчас невыносимый дискомфорт, а уж необходимость вести беседу и вовсе грозила мне страшными физическими страданиями.

– Выпейте воды, вам станет лучше! – толстячок подошел к мини- бару и собрался наполнить стакан, но я красноречивым жестом пресекла его благие побуждения.

– Если там есть еще ром, плесните мне, пожалуйста, чуть-чуть, – отчетливо попросила я, небезосновательно опасаясь, что если я окончательно протрезвею, то мое всеобъемлющее безразличие к происходящему обернется новой волной нервного срыва.

Мой незваный гость осуждающе покачал лысой головой, неодобрительно вздохнул, но возражать, однако, не стал.

– Вы завтракали, Рогнеда Алексеевна? –толстяк подал мне бокал с золотистой жидкостью на самом дне, и я так и не поняла, то ли в баре действительно исчерпались запасы выпивки, то ли представитель турфирмы предусмотрительно страховался, чтобы я опять не напилась вдрызг.

– Можно просто Неда, – я жадно схватила вожделенный бокал, залпом осушила его, непроизвольно поморщилась и обессиленно растеклась в кресле. Алкоголь обжег пищевод, и меня скрутил рвотный рефлекс, но тошнота быстро прошла, и в голове приятно зашумело. Я блаженно вытянула ноги, прикрыла глаза и предательски заплетающимся голосом спросила, – что вы хотели?

– Вам нужно поесть, Неда, – вместо ответа резюмировал толстячок, без труда догадавшийся, каким образом я проводила минувшее со дня встречи в аэропорту время, – готов поспорить, у вас маковой росинки во рту не было. Поступим так – я закажу обед на двоих, и мы поговорим за трапезой. Вы же не против составить мне компанию?

– Мне всё равно, – совершенно искренне поведала я, не поднимая веки, – кстати, напомните, ваше имя-отчество, а то как-то неудобно получается…

– Михаил Олегович, но местные жители зовут меня Мигель, – толстяк прошествовал к телефону и что-то эмоционально затараторил по-испански, – ну вот и всё, ждём наш обед. Я обожаю пуэрториканскую кухню, здесь каждое блюдо –сплошное объеденье! А какие у них названия, вы только вслушайтесь, Неда, это шедевры, они звучат, словно музыка для ушей! Пастельон-де-карне, карне-фрита-кон-себольа, польо-агридульче… Когда ты видишь в меню что-нибудь вроде "сесос-эмпанадос" или "ринонес-гисадос", ты автоматически настраиваешься вкусить поистине божественные яства, даже если по факту это всего лишь жареные телячьи мозги. До того, как переехать в Сан-Хуан, я пять лет провел в Юго-восточной Азии, и поверьте моему опыту, Неда, если вы не чистокровный таец или вьетнамец, то вам не стоит и пытаться привыкнуть к тамошней кухне. Но Пуэрто-Рико – это совсем другой коленкор, я тут третий год, а уже прибавил двенадцать килограмм, тогда как в Тае с меня спадывали штаны!

Судя по всему, разглагольствовать на гастрономическую тематику «Мигель» мог долго и самозабвенно, но меня мало волновали его кулинарные пристрастия, да и относительно себя я порядком сомневалась, что сумею проглотить хоть кусочек от широко разрекламированных мне пуэрториканских кушаний. Я, конечно, понимала, что с голодовкой пора завязывать, а алкогольная диета рано или поздно приведет к отказу жизненно важных органов, но стоило мне подумать о произошедшем в столице, как мозг автоматически подавал сигнал поскорей заглушить воспоминания наиболее простым и доступным способом. Может, если бы ко мне без приглашения не заявился этот Михаил Олегович, я бы потихоньку оклемалась и мелкими шагами вышла из запоя, но присутствие в номере человека, имеющего отношение к моему прошлому, порождало во мне бессознательное стремление присосаться к горлышку первой попавшейся под руку бутылки. Видимо, данная мысль явственно прочитывалась у меня на лице, поэтому мой гость непреодолимым бастионом занял стратегическую позицию между мной и мини-баром, и теперь я всей душой мечтала в кратчайшие сроки завершить разговор, выпроводить Мигеля к чертям собачьим и активно приступить к инспекции хранилища напитков, а также вплотную заняться вопросом его пополнения.

– И как вам понравилось в номере для новобрачных? – в ожидании обеда представитель турфирмы грузно плюхнулся в соседнее кресло, промокнул вспотевшую лысину платочком и не без гордости сообщил, – этот отель считается одним из лучших на всем Кондадо-Бич, а уж я со своей стороны позаботился, чтобы к вам отнеслись с особым вниманием. Мой босс в столице предупредил, что родители молодоженов не поскупились с оплатой, только бы мы сделали эти две недели незабываемыми, и я должен хоть в лепешку расшибиться, но подобрать идеальный вариант размещения. Да, Неда, мне пришлось побегать… Понимаете, в нашем бизнесе много тонкостей, от которых зависит финальный результат, а разочарованный клиент мало того, что больше отродясь не воспользуется нашими услугами, так и еще и ославит фирму на весь мир благодаря социальным сетям и интернету. Но мы очень дорожим своей репутацией, и наши клиенты никогда не бывают недовольными. Не хочу ни на кого клеветать, скажу вам так, для общей информации: если бы ваша семья обратилась к нашим конкурентам, вы бы никогда не получили за эти деньги такого набора услуг. Недобросовестные агенты кладут половину суммы к себе в карман, а туристам нагло врут, что отельеры подняли цены. Бывали случаи, когда клиенты платили космическую цену за минимальный сервис, и всё впечатление от отпуска, естественно, шло насмарку. Но «Свит-тревел» любит своих туристов, Неда! Смотрите сами: четыре звезды, лагуна Кондадо, трехразовое питание, бар, бассейн, романтические экскурсии с персональным гидом – а стоимость пусть и высока, но вполне приемлема. А всё почему? Потому что старина Мигель знает тут все входы и выходы и не зря ест свой хлеб! Между прочим, Неда, раз уж вы приехали одна, никто не запрещает вам брать двойные порции еды и напитков – оплачено-то было за двух человек.

– Если ваши слова справедливы в отношении бара, признаюсь, вы меня порадовали, – оживилась я и даже соизволила разлепить непослушные веки и рассеянно обозреть увлеченного самовосхвалением собеседника. Провалившийся в пустой желудок ром превратил круглое лицо Мигеля в расплывчатый блин, и я долго не могла нормально сфокусировать взгляд.

– Слушайте, Неда, вы что, сюда бухать приехали? – недвусмысленно всплеснул руками толстяк, заметно обиженный моей репликой, -это Пуэрто-Рико, Неда, Кондадо-Бич, самый престижный туристический район Сан-Хуана. Вы живете в люксовом номере с видом на лагуну, вам достаточно спуститься с террасы, и вы тут же окажетесь на пляже, где вам в мгновение ока предоставят зонтик, шезлонг и прохладительные напитки. Если бы вы хоть раз просто выглянули вечером в окно, то увидели бы самый завораживающий закат на свете! А если бы ознакомились с программой, которую я специально составил в соответствии с пожеланиями ваших родителей, то знали бы, что вчера у нас была назначена поездка в Старый город, а сегодня я должен был отвести вас к знаменитым биолюминисцентным заливам! Я знать не знаю, что у вас там не срослось со свадьбой, но извините меня, Неда, пить в три горла вы с таким успехом могли бы и у себя дома, да по деньгам это обошлось бы вам намного дешевле. Могу предположить, что вас не волнует мое мнение, но всё же посмею его высказать. Вы находитесь в райском уголке земли, ваше путешествие уже оплачено, и я получу свой гонорар при любом раскладе, даже если вы не будете просыхать две недели и ни разу не выйдете из номера, но разве это не глупо столь бездарно тратить время, когда перед вами открываются миллионы возможностей провести его с толком? Простите, если я был излишне резок с вами, Неда, но насколько мне известно, у вас никто не умер, чтобы хоронить себя заживо в четырех стенах! О, наш обед несут! У меня уже слюнки текут! Сейчас я расскажу вам, что есть что! Вы удивитесь, какие чудеса творят здешние повара!

Я сосредоточенно молчала всё то время, пока Мигель последовательно снимал крышки и раздувающимися ноздрями вдыхал пряный аромат дымящихся блюд, нетерпеливо причмокивая в предвкушении грядущего чревоугодия, я в мрачной задумчивости слушала, как он нараспев перечисляет испанские названия супов, салатов и тушеного мяса, и даже волевым усилием попробовала понемногу из каждой тарелки, а затем смерила толстяка пристальным взглядом и отстраненно произнесла в пустоту:

– Вы правы, я ехала сюда не бухать и не торчать целыми днями в этом проклятом отеле! Здесь должна была пройти моя первая брачная ночь с любимым мужем, и я бы с удовольствием провела медовый месяц, загорая на пляже и осматривая достопримечательности. Но мы с Аленом собирались делать это вместе, понимаете, вдвоем! Вы говорите, у меня никто не умер.... А что, если умерла часть меня самой? Та лучшая часть, для которой предназначались все эти развлечения и экскурсии, а другая, та, что осталась в живых, хочет только одиночества и покоя. Спасибо, что заглянули на огонек, Михаил Олегович, но я была бы вам очень признательна, если бы вы не появлялись здесь в течение ближайших двух недель и позволили мне самой решать, как и где проводить отпуск.

– Напрасно вы так, Неда, -сочувственно пожурил меня Мигель, отрываясь от горшочка с благоухающим специями мясом, – я ведь здесь не только по собственной инициативе. Ваши родители очень расстроены, а ваш жених…бывший жених вообще с ума сходит. Мне позвонил босс и попросил убедиться, что с вами всё в порядке. Имейте в виду, я честно расскажу боссу, на кого вы тут стали похожи, а уж он точно свяжется с вашей семьей. Поберегите себя, Неда, если не ради себя, то хотя бы ради своих близких.

– Я приму это к сведению, – пообещала я, – а сейчас доедайте быстрее, и идите вон. И надеюсь, в ваши планы не входит каждый божий день заявляться ко мне на обед, чтобы оплаченные порции Алена не пропадали зря?

ГЛАВА V

Весьма невежливо выпроводив демонстрирующего неподдельное огорчение Мигеля, я без аппетита похлебала наваристого супчика, отдаленно напоминающего сборную солянку, сгрызла половину прилагающейся к первому блюду колбаски, шумно втянула ноздрями запах горячего, свежесваренного кофе, но после кратких раздумий решительно отставила чашку в сторону и рывком поднялась на ноги. Перед глазами заплясали разноцветные искры, к горлу вновь подкатил комок, и я едва не бросилась опрометью в ванную, чтобы освободить желудок, но через пару минут меня внезапно перестало мутить и, воодушевленная успехом, я с облегчением изменила текущие планы. Выпивки в мини-баре оказалось, как говорится, навалом: пока я беспробудно спала под действием принятого на грудь алкоголя, ответственный за ассортимент напитков персонал позаботился о том, чтобы «винный погребок» не разочаровал меня пустыми полками, и я лишний раз убедилась, как сильно раскошелились наши с Аленом семьи на свадебное путешествие в Пуэрто-Рико.

Сейчас, окидывая содержимое холодильника еще относительно трезвым взглядам, я больше не ставила под сомнение тот факт, что родителям пришлось надеть на себя кредитное ярмо, и скорее всего, погашать крупный банковский заем они будут вынуждены ближайшие лет пять. Сказать по правде, я не совсем понимала, зачем люди с достаточно скромным финансовым положением сознательно загнали себя в кабалу: естественное желание любящих родителей подарить молодоженам сказочный медовый месяц на морском курорте было вполне объяснимым, но к чему ударяться в столь откровенные излишества, чем плохи те же Турция или Египет, и мало ли жарких стран готовы предоставить комфортный отдых за умеренную плату? Одни только билеты, бесспорно, влетели родителям в копеечку, и это, не принимая во внимание регулярно возобновляемый запас спиртного в мини-баре и ежедневную возможность дегустировать пуэрториканские блюда на трехразовой основе – как бы Мигель не изгалялся в стремлении похвастаться своим умением находить идеальные варианты, прежде всего ему был, однозначно, дан финансовый карт-бланш, и на меня опять накатил острый приступ стыда. Какое я имею право единолично пользоваться предназначавшимся для двоих подарком, притом, если еще неизвестно, оплачивалась ли путевка равными долями, или основные расходы взяла на себя семья жениха?

Некоторое время я в задумчиво пялилась на внушительную батарею бутылок, мучительно терзаясь почти шекспировским вопросом из серии «пить или не пить». Завязать с алкоголем, позвонить Мигелю и провести остаток отпуска в экскурсионных поездках? Начать интересоваться пляжами и всерьез задаться целью приобрести бронзовый загар? Но у меня с собой даже купальника не было, да и единственный комплект одежды совершенно не подходил для тропического климата, гораздо больше соответствуя переменчивой весенней погоде в средней полосе. Принимать солнечные ванны нагишом мне не позволят нормы приличия, да и комплексов по поводу собственного тела у меня хватает в избытке… Узнать у Мигеля, где здесь можно по дешевке купить всё необходимое, и отправиться в шопинг? Ладно, допустим, а что потом? Обозревать природные красоты и всякий раз вспоминать, что это место мы должны были посетить вместе с Аленом? Завистливо смотреть на веселящихся туристов и давить рыдания при виде целующихся парочек? А не к черту ли такое издевательство над психикой? Сдались мне эти заливы, или о чем мне так упоенно рассказывал Мигель… Меня абсолютно устраивали мои апартаменты, а отгороженность от внешнего мира внушала мне уверенность и защищенность, тогда как одна лишь мысль о необходимости выйти за дверь невольно делала меня уязвимой.

В конечном итоге никому я тем вечером не позвонила, но определенный прогресс в моем состоянии тем не менее, однозначно, наметился. Я выпила ровно столько, чтобы не думать о своей несостоявшейся свадьбе, но на этот раз мне неожиданно удалось соблюсти меру, и ползком до кровати я больше не добиралась. В мозгу по-прежнему стоял туман, голова кружилась, а общая координация движений оставляла желать лучшего, и после недолгих колебаний я вытащила кресло на террасу, укрылась тонким пледом и незаметно задремала под мерный шум набегающих на песчаный берег волн. Бокал с ромом выпал из разжавшейся руки и разбился на мелкие осколки, но я даже не сменила позы. Непривычно оранжевое солнце медленно тонуло в морской синеве, белесые облака сплелись в круг, провожая усталое светило, легкий ветер играл с пальмовыми листьями, откуда-то снизу доносились неразборчивые возгласы постояльцев, перемежающиеся всплесками воды, но я оставалась оскорбительно равнодушной к этим волшебным пейзажам, и вскоре погрузилась в тяжелый, беспокойный сон, чудом продлившийся до самого утра.

Я проснулась на рассвете, когда первый розовый лучик еще только пробивался через сизо-голубую массу облаков. Пробуждение наступило вовсе не от утренней прохлады, а скорее потому, что я отлично выспалась на свежем воздухе, а выпитый с вечера ром практически не обернулся болезненной мигренью. Я немного понаблюдала, как зарождающийся день постепенно вступает в свои владения, потянулась, бросила мимолетный взгляд на разбитый бокал и, стоя лицом к Атлантическому океану, вслух пообещала себе обойтись сегодня без алкоголя. Ветер ласково коснулся моих распущенных волос, я скептически хмыкнула в унисон своим мыслям и вернулась в номер, где тут же приступила к поискам нового бокала. Початая бутылка стояла на столике и призывно манила к себе, но я мужественно прошла мимо и мстительно наполнила стакан минеральной водой. Жидкость оказалась пресной и безвкусной, но обезвоженный организм с радостью впитал живительную влагу и сразу потребовал еще. После водопоя я сполоснулась под душем и только затем отважилась посмотреть на себя в зеркало. Вопреки моим опасениям, зрелище передо мной предстало не такое уж и жуткое. Цвет кожи по-прежнему изрядно отдавал болотной прозеленью, а припухшие глаза пугали нездоровой краснотой, но я предполагала, что подавляющее большинство остановившихся в отеле туристов выглядит похожим образом, если конечно, это место не специализируется исключительно на размещении ревностных сторонников всеобщей трезвости. Одним словом, если не сильно заморачиваться на мелочах, можно, в принципе, и на завтрак спуститься…

Я прекрасно знала, что как только я выползу из своей отшельнической раковины, на меня тут же обрушится шквал удивленных взглядов, но этим утром к вопиющему пренебрежению общественным мнением внезапно присоединился еще и невесть откуда взявшийся во мне бунтарский дух. В плотных джинсах и трикотажной кофте с глухим воротником и закатанными до локтя рукавами я уже сама по себе являла неприкрытый вызов собранию гавайских рубашек и полосатых шорт, а мои кроссовки ярко контрастировали со сланцами, босоножками и прочей летней обувью, широко распространенной в тропических широтах. К счастью, повсеместные сплит-системы активно боролись с высокими температурами, и во всяком случае я не обливалась потом и не изнывала от духоты, но одну вещь я уяснила для себя определенно – на улице в таком наряде делать было нечего, и значит, мне следовало либо срочно озаботиться обновлением гардероба, либо придерживаться изначального плана и без нужды не высовывать носа из номера. Понимая, что в моем положении решение посетить завтрак уже само по себе есть образец невероятной смелости, я не стала излишне перегружать и без того измочаленные нервы, и отложила второй этап постепенного выхода из депрессивно-запойного состояния до лучших времен. Мне бы сейчас с первым пунктом справиться, а то может быть, паника накроет меня прямо в коридоре, и вся моя нынешняя бравада бесславно окончится ничем, и очередной день вновь пройдет в обнимку с бутылкой.

Прежде чем «выйти в свет» я перелопатила стопку буклетов, но в конце концов отыскала необходимую информацию. Если верить красочным проспектам, на завтрак я пока успевала, но поторопиться мне всё же стоило. Кроме расписания централизованного приема пищи, буклеты содержали множество полезных сведений, как то детальный план отеля и описание всего спектра предоставляемых услуг. Мигель не обманул – гостиничная инфраструктура, по всем признакам, находилась на уровне, и мы с Аленом здесь бы точно не заскучали, а если бы еще и в полной мере воспользовались экскурсионным пакетом, то две недели промелькнули бы, как один миг. Но в одиночку меня не привлекал даже спа-салон, посетить который мне, в сущности, не мешало даже отсутствие купальника – мне было горько это констатировать, но в какой бы отрыв я не уходила, нанесенная мне рана всё также кровоточила, а живописные окрестности и великолепный сервис не доставляли мне ни малейшего удовольствия.

Касательно завтрака я тоже не питала иллюзий – для меня это скорее был всего лишь способ доказать, что я могу заставить себя ненадолго покинуть номер. Возможно, подспудно я еще и хотела удостовериться, что прогулки по территории отеля идут мне только во вред, и моя инстинктивная тяга к затворничеству основана не только на патологической боязни открытого пространства и обращенных в мою сторону взглядов. Я робко пробиралась по коридору к лифту, и меня не покидало ощущение, что каждый встречный и поперечный моментально видит во мне жертву подлой измены, на протяжение четырех дней заливавшую алкоголем поруганную честь. Мне казалось, что буквально все вокруг от обслуги до обитателей соседних номеров хорошо осведомлены о моей ситуации и только и ждут, когда я высунусь из люкса для новобрачных с пожеванной мордой и забранными в небрежный пучок волосами. Я опускала глаза, вприпрыжку проносясь мимо горничных и полотеров, замирала в неподвижности, если слышала звук открывающихся дверей и терпеливо дожидалась, пока в коридоре опять станет пусто. Интервальными перебежками я кое-как преодолела отделяющее меня от лифта расстояние, то и дело порываясь рвануть обратно в номер, и негнущимися пальцами вдавила кнопку вызова. Кабина остановилась на этаже, створки разъехались в стороны, и от растерянности я едва не сделала вид, что никуда не еду, лифт мне не нужен, и вообще всё это какая-то ошибка. Перспектива делить кабину с попутчиком, который обязательно будет исподтишка кидать на меня любопытные взгляды, пугала меня до дрожи в коленях, а параноидальная уверенность в том, что весь отель только и мечтает посмотреть живьем на брошенную невесту, заставляла сердце сжиматься от страха и унижения. Я бы непременно убежала, если бы непослушные ноги дружно не приросли к полу, а находящийся в лифте человек внезапно не обратился ко мне по-английски:

– Доброе утро! Вы на завтрак? Заходите, я тоже еду вниз.

В ответ я судорожно кивнула, юркнула в кабину и тут же забилась в дальний угол, уткнувшись взглядом в пол. О своем попутчике я могла сказать лишь то, что он мужчина, а безупречное произношение выдает в нем носителя языка, причем, скорее всего выходца с Британских островов. Хотя по-английски я говорила вполне пристойно, и одно время даже пыталась заниматься художественными переводами, сейчас я не только не могла заставить себя поддерживать диалог, но банально не поднимала глаз, страстно молясь, чтобы лифт поскорее достиг цокольного этажа, где, судя по буклетам, был сервирован шведский стол для постояльцев. А еще я старалась по возможности не открывать рта, чтобы не разить наповал своими выхлопами, но, судя по окутавшему кабину запаху, прошлой ночью мой попутчик тоже не отказывал себе в алкоголе. «Общность интересов» меня немного успокоила, а моя теория о повальном пьянстве дорвавшихся до спиртного отпускников получила наглядную иллюстрацию.

Из лифта я выскочила, как ошпаренная, и даже не обернувшись назад, лихорадочно принялась искать самый темный и отдаленный участок в зале, где бы я оставалась невидимой для туристов, оккупировавших уставленный разнообразной снедью стол. Практически все блюда выглядели странными и незнакомыми, поэтому я торопливо накидала на тарелку каких-то более или менее съедобных на вид пирожков, нацедила черного кофе и резво припустила к заранее облюбованному укромному местечку, но позавтракать без компании мне сегодня было, увы, не суждено. За столиком уже сидел мой недавний попутчик и с улыбкой созерцал, как я хаотично мечусь из стороны в сторону, не зная, куда примоститься:

–Сразу видно, что вы здесь недавно! Вы выбрали эмпанадильас, потому что они выглядят привычно для европейцев, но я бы посоветовал присмотреться к тостонес, это жареные зеленые бананы, очень популярный десерт среди пуэрториканцев. Они настолько обожают тостонес, что бананы приходится дополнительно импортировать из Доминиканы или Коста-Рики. Еще я настоятельно рекомендую попробовать нисперос-де-батат, их делают из сладкого картофеля с добавлением кокосовой стружки. А вот с кофе вы не прогадали, пуэрториканцы выращивают кофейные деревья уже три века, а это о чем-то да говорит! Присаживайтесь рядом, это мое любимое место в зале, и вы первая, кого оно также заинтересовало.

ГЛАВА VI

Когда всего несколько минут назад мы в упор столкнулись на входе в лифтовую кабину, я до такой степени быстро опустила глаза долу, что внешность стоявшего напротив человека толком не успела запечатлеться в моей памяти, и потому сейчас я узнала его в основном по хрипловатому голосу и каноническому «оксфордскому» акценту, который я научилась легко различать во времена своего увлечения просмотром иностранных телеканалов. Подобным образом разговаривали дикторы на BBC, представители аристократических кругов и, возможно, даже сама королева, выступающая с тронной речью в британском парламенте: произношение и манера речи либо впитывались с молоком матери, либо приобретались в ходе специальных тренировок и многолетнего вращения в соответствующих кругах. Все мои знакомые англичане, преимущественно являвшиеся экспатами, работающими в столичных подразделениях крупных транснациональных корпораций, разговаривали совсем иначе, и первое время я не понимала до трети из сказанного, но нынешний собеседник меня приятно удивил – каждое слово в его исполнении звучало именно так, как предписывала официальная транскрипция в словаре, а предложения неизменно выстраивались по классической грамматической схеме. Любому филологу уважительное отношение к языковым нормам доставляло нескрываемое эстетическое наслаждение, и в данном случае я тоже не стала исключением, бессознательно проникшись к человеку за столиком определенной симпатией, хотя в остальном он производил далеко не однозначное впечатление.

Навскидку я была дала ему примерно в районе шестидесяти, причем, по моему впечатлению прожил он эти годы достаточно бурно, и никогда не имел обыкновения отказывать себе в плотских удовольствиях, о чем красноречиво свидетельствовали отпечатавшиеся на лице следы обильных возлияний, судя по характерным признакам, регулярно продолжающихся и по сей день, хотя в юности его черты, несомненно, можно было назвать даже не просто правильными, а я вероятнее всего, даже по-своему красивыми, насколько этот эпитет подходил для описания мужской наружности. И тем печальней было сознавать, что на текущий момент от былой привлекательности сохранились разве что смутные воспоминания. Отчего-то я была абсолютно уверена, что давным-давно эти поблекшие грязно-серые глаза, глубоко утопающие в темных впадинах и кажущиеся неестественно узкими в нависающих складках набухших век, лучились внутренним светом, а выступающий нос с заметной горбинкой вовсе не прибавлял возраста на фоне резких линий морщин и впалых скул, будучи когда-то лишь гармоничным дополнением к острому подбородку и высокому лбу. Неожиданно густые волосы русого оттенка с повсеместными нитями седины топорщились лохматой шапкой, и эта граничащая с неряшливостью небрежность окончательно смазывала общую картину, а наполовину расстегнутая рубашка, выпущенная поверх мятых бежевых брюк, прямо говорила, что заботу о своем гардеробе мой визави считает пустой тратой времени и в этом плане разнится со мной только наличием одежды по сезону.

После недолгих сомнений я решила, что молча покинуть зал, прихватив с собой злополучные «эмпанадильас», будет мало того, что жутко глупо, так еще и откровенно невежливо, и с меня ничего не убудет, если я по-быстрому выпью кофе в компании пожилого британца, вроде бы не страдающего приступами неадекватного поведения. Нужно же понемногу социализироваться, а то я тут за две недели напрочь одичаю! Не факт, что совместный завтрак с первым встречным туристом наполнит меня энергией к новым свершениям, но почему бы не попытаться слегка отвлечься от самозабвенного копания в себе и навязчивых мыслей о мини-баре, раз уж я всё равно нашла в себе мужества спуститься вниз?